Незнакомка в зеркале
Шрифт:
Когда судорожная рвота прекратилась, Лизетт бессильно осела на холодный пол и потянулась за рулоном туалетной бумаги, чтобы вытереть слезы и высморкаться. Ужасная боль в черепе затихла, словно разжались внутренние тиски. Задыхаясь, закрыла глаза и откинула голову назад, пока не уперлась в стену. Она так устала, словно пробежала тридцать миль. Тридцать миль? Откуда ей знать, как чувствует себя человек, пробежавший тридцать миль? Она никогда не увлекалась бегом. Никогда. Иногда прогуливалась, в детстве ездила верхом, но уж точно не была фанаткой фитнеса.
Глаза снова закололо, живот опять скрутило. Лизетт всосала воздух через рот, стараясь избежать нового приступа тошноты. Сильно сжала переносицу, надеясь облегчить страдания. Может, сработал нажим на точки акупунктуры, но состояние немного улучшилось.
Однако тошнота и головная боль отчасти даже утешали. Наверное, она просто заболела. Подхватила какой-то странный вирус, вызывающий галлюцинации. Вот и объяснение увиденного в зеркале — обычная галлюцинация.
Не считая того, что ни капельки не чувствует себя больной. И это опять-таки странно — выжата как лимон, невыносимо болят мышцы живота, голова раскалывается, и все же вполне здорова. Теперь, когда рвота прекратилась, Лизетт чувствовала себя отлично.
Хотя и злилась. Совершенно выбилась из графика, на данный момент волосы должны быть уложены, макияж нанесен. Лизетт ненавидела нарушать установленный распорядок, ведь она всегда настолько организованная, что швейцарские часы по сравнению с ней выглядят образцом легкомыслия…
Минуточку. Организованная? Она? С каких это пор? Полная ерунда, похоже, речь идет о ком-то другом.
Внезапно снова подступила рвота, Лизетт встала на колени и склонилась над унитазом, живот крутило, легкие горели, слюна капала из открытого рта. На этот раз резь в глазах буквально ослепила. Пришлось ухватиться за край раковины, чтобы не рухнуть без сознания на пол или головой в унитаз. Но даже в таком кошмарном состоянии где-то в глубине души щекотало нелепое неуместное веселье над дурацкими домыслами о собственной организованности.
Спазмы постепенно стихли, Лизетт совершенно обессилела, но по крайней мере сидела на полу. Привалившись к туалетному столику, откинула голову и закрыла глаза, мысленно фиксируя, что боль отступает, как морской отлив.
Очевидно, это все же вирус. Так же очевидно, что в таком состоянии не следует идти на работу. Лизетт не собиралась демонстрировать этот спектакль с корчами — или, еще хуже, со рвотой — в публичном месте, тем более перед посторонними людьми. Опомнившись, очевидцы ее конвульсий, вполне вероятно, с факелами и вилами погонят ее прочь.
Сумасшествие какое-то. Лизетт отбросила дурацкие мысли о туалете — смешно тонуть в унитазе — или о толпе преследователей с факелами и вилами и принялась размышлять о работе, своих друзьях, уборке дома и стирке. О нормальных вещах.
Глаза снова защипало, но не так резко, не так ослепляюще. Лизетт замерла в ожидании зверской атаки внутреннего врага. Живот сжался, но потом расслабился, и боль исчезла. Нужно позвонить и сообщить, что заболела — впервые с тех пор, как начала работать в «Беккер инвестментс». Начальник отдела, Марджо Уинчелл, выдал всем подчиненным корпоративный сотовый для служебных надобностей, но будучи предусмотрительной особой, Лизетт внесла номер Марджо и в собственный мобильник. Они засекут.
Устрашающие слова эхом отдались в голове, Лизетт напряглась, но на этот раз не последовало ни парализующей боли, ни изнурительной тошноты. Почему?
Потому что думала о самых обычных вещах.
Да. Ответ правильный. Пусть она смахивает на идиотку и параноика, но ответ правильный.
Хорошо. Будет лучше, если люди не поймут, что у нее поехала крыша, надо вести себя как обычно… да, она захворала, но в остальном вполне нормальна.
Лизетт взяла сотовый со стола и включила. Она всегда выключала аппарат на ночь, потому что… Почему, кстати? Нет ответа, просто выключала и всё.
Когда телефон загрузился, она прокрутила список контактов, пока не нашла «Марджо», выбрала его номер и нажала зеленый значок вызова. Почти сразу услышала гудок и внезапно вспомнила: если после первых двух гудков отключиться, вызываемый абонент сразу поймет — что-то не так, раз соединение неожиданно прервалось. Лизетт пыталась сообразить, где и когда набралась этих знаний, но увы… Может, это ни для кого не тайна, технологии мобильных коммуникаций развиваются так быстро…
Щелчок, и «Марджо слушает» прозвучало в ухе. Лизетт была настолько погружена в размышления о новых веяниях в сотовой связи, что откликнулась только со второго раза, лихорадочно пытаясь вспомнить, зачем звонит начальнику. Заболела. Да.
— Марджо, это Лизетт.
И только заговорив, осознала, как часто до сих пор дышит и как хрипло звучит голос, потому что горло сорвано рвотными позывами.
— Мне очень жаль, но сегодня я не в состоянии выйти на работу. Наверное, подцепила инфекцию. Поверьте, вас не порадует, если от меня заразятся остальные сотрудники.
— Тошнит? — сочувственно спросил Марджо.
— Да. И голова раскалывается.
— Кругом свирепствует желудочный вирус. Мои дети слегли на прошлой неделе. Болезнь длится примерно сутки, так что завтра тебе полегчает.
— Ненавижу болеть, даже совсем недолго.
Хотя по-прежнему не представляла, где умудрилась подхватить инфекцию.
— Ты не виновата. Это твой первый больничный за все три года, так что не переживай.
— Спасибо, — успела произнести Лизетт.
Где-то глубоко в подсознании зазвонил колокол тревоги, потом шевельнулось что-то еще… Живот скрутило.
— Извините, мне плохо…
Спотыкаясь и задыхаясь, помчалась в туалет. Зависла над унитазом, ужасные удушливые спазмы стискивали горло, но наружу ничего не вырвалось. К тому моменту, как она сумела отдышаться, каждый мускул в теле дрожал. Выпрямившись, Лизетт на мгновение застыла, затем пустила в раковину холодную воду. Наклонившись, плеснула водой на разгоряченное лицо, потом еще и еще, пока не успокоилась и не смогла дышать, не обдирая словно располосованного ножом горла.
Лучше. Уже лучше. Но она не решилась взглянуть на незнакомку в зеркале, вместо этого закрыла глаза и просто постояла не шевелясь. Наконец схватила полотенце, промокнула глаза, потом сильно ударила им по лицу и шее.
Сердце все еще колотилось как бешеное. Что, черт возьми, вызвало последний приступ? Какие-то слова Марджо? Ничего не приходило в голову, но Лизетт отчетливо помнила нахлынувшее чувство тревоги, словно Марджо ступил на минное поле. Лизетт мысленно воспроизвела разговор, пытаясь найти что-то необычное, пусть даже мелочь. Дети Марджо подхватили желудочный вирус, болезнь длится около двадцати четырех часов, бла-бла-бла. В буквальном смысле пустая болтовня… за исключением комментария о том, как давно она брала больничный.