Незримая паутина
Шрифт:
Что касается попытки создать кадр осведомителей, то тут ничего не вышло: одно лицо из тех, на кого я рассчитывал, оказалось вне Москвы, а другой категорически отказался от какого-либо участия, и я не гарантирован, что он на меня не донес… Жаль, что у меня не было с собой адресов всех лиц, причастных к Тресту, моя записная книжка была увезена Журавлевым и, как вероятно, у Вас. Я несколько раз просил прислать ее, но так и не получил.
22 июня утром я достал еще 6 комплектов документов, истратив на это 80 рублей. Нанимал рабочих на фиктивные работы, давал большой задаток, чтобы успокоить подозрение, и взамен брал документы, с которыми и исчез.
…В Ленинград мы прибыли 23-го утром. Прошел на квартиру, где раньше жил Шатковский, но там оказались уже другие жильцы. Повертелся еще кое-где, но никого не видал. Собственно встречи я ни с кем и не желал, тк. кк. тут все сильно замараны и наверняка завербованы. Хотелось только установить, кто еще остался тут. В Детское Село ездить было совершенно лишнее,
…107 рублей храню до следующего раза. Оружие все в сохранности и приведено в порядок. Документов осталось 7 комплектов (один пришлось подарить в благодарность за содействие). Сапоги и одежда, довольно изрядное количество, но годное только для „тамошних“ мест, приводится в порядок и будет храниться у меня.
Четыре бомбы спрятаны около Москвы. Две вынес с собой обратно».
Размышления о белом терроре
Пребывание в Москве воочию убедило Бубнова в значительном усилении охраны партийных учреждений: всюду множество милиционеров, охрана внешняя и внутренняя. Кремль охраняется как крепость.
Взрыв на Мойке был для властей неожиданным, но ОГПУ сразу же сделало должные выводы:
«…мы давно знали, что в ГПУ сидят не дураки, а энергичные и умные люди, пусть прохвосты, но тем не менее знающие свое дело, умеющие и нападать, и защищаться. Даже без поездки в Москву заранее можно было знать, что после прошлогоднего покушения меры охраны ими приняты…
…Я далек от мысли признать невыполнимым проведение в жизнь белого террора, но, ознакомившись на месте с деталями и возможностями, я отдаю теперь себе ясный отчет, насколько трудно нам, при теперешнем положении вещей и при наших ограниченных возможностях, достигнуть положительных результатов, оправдывающих потери. Бросить бомбы в какое-либо собрание второсортных коммунистов, убить десяток, другой партийных марионеток… поджечь склад, взорвать мост — все это, хотя и трудно, но выполнимо и при теперешних наших возможностях… Такого рода акты могут быть полезны лишь тогда, когда они будут следовать непрерывной цепью один за другим, появляться в разных частях СССР, пробудят активность самого населения, ни на минуту не давая противнику покоя. Красивая мечта… на основании своего собственного опыта, а не из головы фантазии, я категорически утверждаю, что такого террора нам не провести — не по силам — и вот почему… Прежде всего, рассчитывать на массовое пробуждение активности в СССР нам не приходится. Хорошо мечтать о народном терроре, сидя за границей… а войдите в шкуру полуголодного, вечно борющегося за кусок хлеба забитого обывателя СССР, постоянно дрожащего перед гипнозом всемогущества ГПУ, с психологией, что сильнее кошки зверя нет… Общий вывод: помощи оттуда, пробуждения активности и самостоятельности самого населения нам ждать не приходится… надо рассчитывать на свои собственные средства. А это значит, что для каждого такого маленького акта, путем напряжения всех наших ресурсов, мы должны перевозить, перекидывать через границу, инструктировать, снабжать деньгами, оружием, техническими средствами, документами и т. д. минимум двух лиц, т. е. при расчете на многочисленность актов (а иначе овчинка не стоит выделки) — десятки лиц. Вряд ли нам это будет под силу… Даже если отбросить в сторону финансовую сторону дела, то останется еще более важное дело — вопрос кадров. Желающих много, но подходят далеко не все. Людей, ни разу не бывавших там и не знакомых с условиями жизни, посылать прямо на террор — слишком рискованно, большинство погибнет, не дойдя до цели. Нельзя базироваться на петроградском взрыве — это был первый неожиданный для большевиков акт. Условия тогда были другие… Значит, надо всех этих лиц сначала подготовить… Предположим, что и этот вопрос так или иначе разрешился. В первую минуту, при совершении мелкого акта, риск, конечно, будет значительно меньше, чем при покушении на какое-либо крупное лицо, где 100 процентов за гибель покушающегося. Но все же риск будет… ведь после акта людям, совершившим его, надлежит выбраться за границу из центра России. Они попадают в положение затравленного зверя. Против них будут все силы ГПУ, компартии, комсомола и Красной армии… На границах опять выложат цепи солдат и этим прервут возможность дальнейших посылок. При одиночном терр. акте выскочить трудно, а при нескольких, разновременно произведенных, это станет и совсем невозможным, тк. кк. люди, спасающиеся в какой-либо район после взрыва, рискуют
Из разговора с Шестаковым мне показалось, что он, как будто, был сторонником именно этой системы. Тут, конечно, играет роль знаменитое к нему письмо Конева [37] , где тот как раз и предлагает такой легкий систематический террор, а перед памятью Конева Шест, благоговеет. Странно, что такой опытный работник, как Шест., совершенно упустил из вида то, что это письмо было написано много лет тому назад, когда все это было своевременно и опасно для коммунистов. Теперь же обстановка изменилась, и к ней надо приспосабливаться. Не знаю, как смотрит Ш. на этот вопрос сейчас, но почти все, что пишу Вам здесь, я высказал и ему…
37
Псевдоним.
…если рисковать жизнью, то со всех точек зрения выгоднее пытаться убрать кого-либо из важных и значительных „вождей“. Удачный акт такого рода выведет из их рядов активную, крупную величину, устрашит остальных, произведет несомненно более крупное впечатление, как внутри, так и за границей, не требует такого большого количества жертв с нашей стороны и вполне оправдает потери…
…Не надо закрывать глаза и на трудности. 15 дней, потраченных мною бесплодно на розыски Б., или кого-либо из крупных, являются этому доказательством… Главное, что требуется создать, — это наводчиков-осведомителей в самом СССР, тк. кк. своими средствами, путем наружного наблюдения, достигнуть успеха слишком трудно и рискованно. Можно провалиться без пользы. Затем нужна другая конструкция бомб — для взрыва на удар.
Из кого и как вербовать наводчиков — это вопрос сложный и подлежит разработке. Самое простое — это привлечь за границей новых надежных людей, еще неизвестных ГПУ, имеющих в России подходящих родственников, и с соблюдением всей осторожности перекинуть их на время туда, дать им возможность столковаться, выяснить возможности и установить связь. По получении нужных сведений от наводчиков, перебрасывать двухтрех метателей с бомбами, направляя их на указанный след. Объектом выбирать только крупных „вождей“, или же собрания, на которых бывают видные коммунисты. Вариаций такой схемы может быть бесконечное число. Главные условия: ячейковая система организации, объединенная лицом, находящимся за границей, и твердость лиц, идущих туда, дабы они ни в коем случае не сдавались живыми».
Больше актов белого террора в СССР не было. Но и после всех неудач и напрасных жертв идея террора не умирала в эмиграции и дожила до середины тридцатых годов.
Второй «Трест»
Кутепов тяжело переживал неудачи и гибель верных делу людей. После саморазоблачения «Треста» эмигранты начали терять веру в возможность успешной борьбы с коммунизмом. Иссякали и без того небольшие средства, бывшие в распоряжении Кутепова. Уже в 1927 году он помышлял о поступлении рабочим в столярную мастерскую.
В декабре того же 1927 года в Москве состоялся XV съезд ВКП(б), вынесший решение о коллективизации сельского хозяйства. Наметился решительный перелом от ленинского нэпа к сталинскому строительству социализма в одной стране. Насильственная коллективизация, ставшая сплошной во второй половине 1929 года, вызвала отчаянный и ожесточенный отпор многомиллионного крестьянства. В деревне кипела неравная борьба безоружного крестьянства с карательными отрядами ОГПУ.
События в России взволновали эмиграцию и подогрели активистские настроения в ее организациях. Борьба с коммунизмом, всегда почитавшаяся у активистов священной, на сей раз особенно оправдывалась новыми страданиями народа.