Незримая жизнь Адди Ларю
Шрифт:
Расскажи мне все.
Ничего опасного или стыдного в этом нет. Аделин слишком молода. Все юные девушки склонны к мечтаниям. «Она повзрослеет», – говорят родители, однако Аделин лишь крепко цепляется за упрямую надежду на нечто большее.
Мир должен расширяться, но вместо этого Аделин чувствует, как он сжимается, опутывая ее цепями по рукам и ногам.
Плоские линии ее тела начинают обретать выпуклости. И вот уже угольная крошка под ногтями выглядит неуместно, как и мысль о том, что одиночество предпочтительнее общества Арно, или Жоржа, или любого другого мужчины.
Аделин
Когда она все же поднимает взгляд, он неизменно упирается в окраины деревушки.
– Мечтательница, – ворчит мать.
– Мечтательница, – горюет отец.
– Мечтательница, – предостерегает Эстель.
Но Аделин кажется, что в этом нет ничего плохого. Пока она наконец не пробуждается.
VI
10 марта 2014
Нью-Йорк
В перемещении по миру в одиночку есть своя гармония. Ты узнаешь, без чего можно и нельзя обойтись, какие простые потребности и маленькие радости определяют твою жизнь. Не еда, не крыша над головой, не основные телесные нужды – для Адди это роскошь, – а те вещи, благодаря которым сохраняешь рассудок. Они дарят удовольствие и делают жизнь сносной.
Адди вспоминает отца и его резьбу по дереву. Как он счищал кору и кромсал брусок, обнажая форму, что скрывалась внутри. Микеланджело называл это ангелом в мраморе [3] , хотя Адди в детстве этого не знала. Отец говорил, в дереве сокрыта тайна. Он умел заставить дерево покориться – отсекал щепку за щепкой, кусочек за кусочком, пока не обнажится сущность. И знал, что такое зайти слишком далеко: срежешь чересчур много, и заготовка сломается в руках.
3
«Я видел ангела в куске мрамора. И резал камень, пока не освободил его». Микеланджело Буонарроти.
У Адди было триста лет, чтобы попрактиковаться в отцовском искусстве, обкромсать самое себя и выяснить некоторые истины, осознать, без чего она не может существовать.
И вот что она в итоге поняла: можно обойтись без еды – Адди не зачахнет; без тепла – холод ее не убьет. Однако без искусства, без чуда, без прекрасного она сойдет с ума. Уже сошла.
Ей нужны истории.
Истории – это способ сохранить себя. Чтобы тебя помнили. И забыли.
Их можно поведать самыми разными способами: углем и песнями, картинами, стихами, фильмами.
И книгами.
С помощью книг, как выяснила Адди, можно прожить тысячи жизней. Или найти силы на одну очень длинную.
Через два квартала от Флэтбуша она замечает на тротуаре знакомый складной столик зеленого цвета. За ним в колченогом кресле горбится Фред, уткнув покрасневший нос в книгу под названием «М – значит молчание». Как-то старик заявил (еще когда читал «З – значит злоба»), мол, намерен одолеть всю «Алфавитную серию» Сью Грифтон до того, как откинет копыта. Адди надеется, что у него все получится. Фреда терзает бесконечный кашель, и сидение на холоде только вредит. Но когда бы
Он не улыбается и не треплется попусту. Все, что Адди о нем знает, она вытянула по ниточке за последние пару недель. Дело шло крайне медленно и с перебоями. Он вдовец, живет наверху, книги принадлежали его жене – Кэндес. Когда та умерла, Фред собрал их и вынес на продажу. Это все равно что отпускать ее по частям, продавая свое горе. Он сидит здесь потому, что боится умереть у себя в квартире в одиночестве. Боится, что его не найдут – о нем попросту не вспомнят.
– Если я сыграю в ящик прямо тут, – говорит он, – хоть кто-нибудь да заметит.
Фред – угрюмый старикашка, но Адди он нравится. За его брюзгливостью скрывается горечь, сдержанность скорби.
Адди подозревает, что на самом деле он не хочет распродавать книги.
Фред не назначил за них цену, прочел всего несколько, а ведет себя иногда так грубо, говорит таким ледяным тоном, что распугивает покупателей. Однако они все равно подходят и разбирают товар. Но всякий раз, когда кажется, что выбор книг стал меньше, появляется новая коробка, и ее содержимое восполняет зияющие пустоты. В последние пару недель Адди стала замечать новые обложки среди старых, свежие издания, а также карманные брошюры потрепанного вида, но с целыми корешками. Любопытно – покупает ли их сам Фред, или прохожие начали пополнять его странную коллекцию.
Адди замедляет ход, пробегаясь пальцами по переплетам. Выбор здесь словно попурри нестройных нот. Триллеры, биографии, романы, в основном потрепанная популярная литература, иногда попадаются глянцевые твердые корешки.
Адди сто раз внимательно изучала все богатство, но сегодня просто цепляет крайнюю книгу легким и быстрым, как у иллюзиониста, жестом. Несложный фокус. Неустанная практика привела к совершенству. Адди сует книгу под мышку и продолжает путь.
Старик никогда не поднимает взгляд.
VII
10 марта 2014
Нью-Йорк
У края Проспект-парка кучкой старых кумушек гнездятся рыночные ларьки. Число киосков с белыми козырьками на зиму сократилось, а теперь опять стало расти. На прилавках с корнеплодами, хлебом, мясом и прочими устойчивыми к холодам продуктами тут и там появляются цветные вкрапления – новые товары.
Адди лавирует между покупателями, держа путь к маленькой белой палатке под названием «Проснись и пой», что притулилась у центральных ворот парка. Там торгуют кофе и выпечкой две сестры, которые напоминали Адди Эстель, если бы ту поделить на двоих женщин: одну оставить с тем же темпераментом, а другую сделать мягче, добрее, просто человеком, прожившим иную жизнь.
Сестры круглый год торчат на своем месте – и в снег, и в жару, нечто постоянное в бесконечной суете города.
– Здравствуй, милая, – улыбается Мел, обладательница широких плеч и буйных кудрей.
Она очень приветливая: всякому кажется, что ему здесь рады. Адди нравится исходящее от Мел уютное тепло, хочется закутаться в него, как в любимый поношенный свитер.
– Что закажешь? – интересуется Мэгги, та, которая старше и стройнее.
На первый взгляд кажется, что она редко улыбается, но морщинки вокруг ее глаз опровергают эти подозрения.