Незримое око
Шрифт:
Первое, что бросилось мне в глаза, это пробка на Хохштрассе, возвышавшаяся над краем спортивной площадки как изогнутая трибуна. Люди фотографировали из окон автомобилей. На их лицах отражалось равнодушное восхищение, которое иногда можно было увидеть на лицах зевак на месте аварий.
У меня вдруг резко участилось сердцебиение. Я вытянул шею в сторону баскетбольной площадки, пытаясь хоть что нибудь разглядеть среди голов. Но за зонтиками было видно немного. Где-то с краю, в толпе, появился и исчез кто-то рыжеволосый. Наверное, это ушла Барб. Я подумал было проследовать за ней, но понял, что она не будет со мной разговаривать. Поэтому я попытался сам понять,
Я осторожно протиснулся между зеваками. Мое лицо отпугивало некоторых, а может они чувствовали, что я другой. Но мне и нужно было, чтобы они освободили мне место. Слева, рядом с забором, на расстоянии от оцепленной территории была припаркована передвижная телевизионная станция какого-то канала. Оператор, у которого вода стекала за воротник, мужественно держал накрытую пластиком камеру. А вот корреспондент выбрал неудачное место. Из-за людского шума и ветра, уносящего слова в другую сторону, я смог уловить лишь несколько фраз.
– Сегодня утром в семь часов... обнаруженa.... информацию полиции...
– Чертовы банды, - пробормотал крупный мужчина, перекрывавший мне видимость.
– Ерунда, наверняка кто-то спрыгнул сверху, с моста, - ответил другой с угловатым, лысым черепом.
– Эй, что случилось?
– крикнул я обоим.
– Кому досталось?
Оба резко повернулись и уставились на меня.
– По-видимому, тебе, - пробурчал квадратноголовый.
– Что ты натворил? Оскорбил группу ирландцев?
Парочка стоявших вокруг посмеялась над его словами, но мой вопрос остался без ответа. Вдруг ветер сменился.
И я все понял сам.
Мои ноздри раздувались, я начал вдыхать и чуять. Это было как рефлекс. Я ненавидел это, но не мог ничего поделать. Буквально за секунду я опасно приблизился к границе, за которой скрывалась другая сторона меня. Мое восприятие изменилось. Оранжевая тартановая дорожка, багровый зонтик и чей-то рот, накрашенный помадой кричаще красного цвета - все это померкло, превратившись в серую пелену. Я стоял там как идиот и ощущал запах крови, угрожавший отключить часть моего сознания. И лишь после того как квадратноголовый подошел ко мне, обдав меня резким запахом лосьона после бритья, я вернулся в мир красок.
Парень недоверчиво смотрел мне в глаза.
– Паренек, я дам тебе хороший совет, - прошептал он навязчиво доверительным тоном.
– Лучше тебе не связываться с наркотиками.
– Кто умер?
– я произнес эти слова едва сдержавшись, чтобы не закричать на него.
– Это... девушка?
Квадратноголовый поморщил лоб и, к моему невероятному облегчению покачал головой.
– Не-е, какой-то дед. А может пожилая женщина. Еще никто не опознал, а полиция ничего не говорит.
Я посмотрел наверх, на мост. Маловероятно, что кто-то спрыгнул оттуда. Я учуял запекшуюся кровь, значит это произошло где-то, куда не попадал дождь. С тартановой дорожки кровь бы уже давно смыло дождем, значит она была где-то под крышей. Иначе этот человек при падении должен был выполнить вираж, как супермен.
"Может он хотел убежать и спрятаться под крышей?» - подумал я. – «Но путь к побегу оказался тупиком, а значит ловушкой?"
Какое-то движение заставило меня остановиться. Золотисто-карие глаза и черная шерсть. Полицейские собаки! В отличие от дворняжек пенсионеров, овчарки были привыкшими к несчастьям и их было не так то просто запугать. Сейчас здесь начнется спектакль. Когда собака агрессивно залаяла в мою сторону, отчего толпа зевак испуганно сделала шаг назад, я поспешил удалиться.
Что бы ни случилось с ней прошлой ночью, это было далеко не сотрясение мозга. Зое не чувствовала ничего, кроме легкой боли в спине и плечах и шишки на голове. Голова не болела, тошноты тоже не было. Она даже не особо устала. Если быть честной, Зое уже давно не ощущала себя такой бодрой.
И все же это было нереальное ощущение, в субботу утром сидеть с мамой на диване в гостиной, повернувшись лицом к друг другу, подтянув ноги и держа в руках чашку чая, в то время как телевизор работал сам по себе, с отключенным звуком. Это был ритуал из прошлого. Кусочек прежней жизни Зое, в которой еще не было младшего брата. Какой бы несправедливой ни была эта мысль по отношению к Леону: в такие моменты Зое понимала, как сильно она скучала по тому ощущению, когда мама принадлежала только ей.
– Малыш хорошо себя вел?
– зевнув, спросила мама. У нее еще были мокрые после душа волосы. Она надела голубой халат, приготовившись хорошенько выспаться после ночной смены.
– Да, сегодня он был послушным монстром, - ответила Зое. В воздухе висел незаданный вопрос о новой подруге отца Леона, но мама его не задавала, а Зое остерегалась что либо говорить об Андреа. Мама, наверняка, была бы не в восторге услышать, что Андреа была довольно милой, и что Леон обнимал ее при встрече.
Зое вертела в руках кружку, уставившись в красное зеркало фруктового чая. Она все еще боролась с собой, не зная рассказывать ли маме о том, что произошло сегодня ночью. Но с чего начать? «Провал в памяти - больше одного часа, мама». Первые признаки сумасшествия.
- А ты как?
– вместо этого спросила она.
– Как все прошло у доктора Рубио?
Мама вздохнула.
– Все как обычно. Он до сих пор делает запасы, сотни консервных банок. Я говорю серьезно: их сотни! Мне пришлось перетащить пять ящиков, чтобы кровать вошла к окну. А старый монитор я унесла на чердак.
– Она задумчиво болтала чай в кружке.
– Мне он нравится, но иногда он напоминает мне тип людей, которые верят, что за булочной за углом находятся тайные лаборатории. С недавних пор у него на подоконнике лежит фотоаппарат, всегда под рукой. Рубио хочет убедить меня, что открыл для себя старое хобби. При этом он никогда не выходит на улицу, чтобы сделать фото. Я думаю, что это скорее дает ему ощущение, что он может контролировать всю округу. Как-то грустно, да?
"Контроль", - подумала Зое.
– "Это не грустно. Честно говоря, это даже здорово".
Зое поймала себя на том, что стучала пальцами по кружке. Внутреннее беспокойство все никак не проходило.
– Это так начинается, когда... сходишь с ума?
– спросила она.
Мама приподняла брови.
– Я не врач, и сумасшествие – это, наверно, громко сказано. Ну, да, доктор Рубио ужасно вспыльчивый и теперь не пускает в дом даже почтальона. Иногда разговаривает сам с собой. И сидит ночи напролет либо у окна, либо за компьютером. Мне даже интересно, спит ли он вообще.
– Она вздохнула.
– Если подумать, это вполне возможно может быть каким нибудь психозом. Люди видят угрозы и некие обстоятельства там, где их нет. Иногда у них развивается настоящая мания преследования. Наверное, нужно будет понаблюдать это у него, когда пойду к нему в следующий раз.