Незримое пламя
Шрифт:
«ЗДЕСЬ».
— Тогда ответь мне, почему не стоит открывать Врата Безмолвия?
«ПРИКОСНИСЬ».
Вроде как без пауз и уловок. Новая стратегия? Тем лучше. Я шагнул вперёд, протягивая руку и сжимая зубы — если видение будет по длине сравнимое со вчерашним, последствия могут оказаться ещё хуже. Была не была.
Слабый живой огонёк танцует во тьме — тёплый оранжевый цвет сменяется бледно-голубым, перетекает в яркий изумруд. Из тьмы к огоньку тянется рука — нечеловеческая, шипастая, покрытая острой чешуёй, каждый палец венчает огромный загнутый коготь. Огонёк не может спастись, и рука настигает его, смыкается на нём, поглощая, обрывая жизнь. Затем остаётся лишь тьма.
Даже накатившая головная боль не могла перебить моего удивления. Что это было? По сравнению с первым видением-ответом, напоминающим документальный фильм, второе смотрелось как артхаусная короткометражная зарисовка. Может, я не дослушал ответ? Поморщившись, я заново коснулся лба каменного истукана, но продолжения не последовало. Возможно, я недостаточно точно сформулировал вопрос. Попробуем по-другому…
— Что такое Врата Безмолвия?
«ОТВЕТ БЫЛ ДАН».
— Лааадно, — протянул я. — Допустим. Огонёк в видении — что это?
«ОТВЕТ БЫЛ ДАН».
— Рука, которая его погасила…
«ОТВЕТ. БЫЛ. ДАН».
Последняя фраза не просто всплыла в воздухе, каждое слово прокатилось слепящим шаром боли по моему измученному мозгу и, кажется, взорвалось в конце. Безымянный чётко дал понять, что не собирается больше говорить на эту тему, мне придётся самому анализировать её и додумывать. Чёрт, даже квест не засчитался! Но если продолжу настаивать — с высочайшей вероятностью лишусь статуса «достойного ответов», так что волей-неволей пора менять тему. Маэстус предположил, что у меня может что-то «получиться», и я догадывался, что он имел в виду.
— Тогда ответь мне вот на что…
Когда я снова открыл глаза, небо уже окрасилось багрянцем заката. Минус день и минус десяток попыток сбить оракула с толку неожиданными вопросами. Зато я узнал, как строилась гробница, и как её строители затем стали первыми жертвами, наполнившими Море костей. Я увидел Великую матерь глины — когда она ещё была человеком. Человеком был и каждый из песчаных воинов «Сотни», пока все они безропотно не шагнули в... так называемую «купель сотворения», вид которой наверняка будет сниться мне в кошмарах. Как и то, что происходило с шагнувшими туда после.
Я увидел Фраата III, который вовсе не был мёртв в тот момент, когда его положили в саркофаг. Его ужасная участь вызвала бы у меня большее сочувствие, если бы не наша личная встреча.
Я увидел Безымянного — младшего сына Фраата III, наделённого, к несчастью, великим даром провидца. Впрочем, то, во что его превратили, имело даже меньше общего с тем мальчиком, чем великанская мумия с когда-то живым вождём. После окончания ритуалов жрецы получили безотказного оракула, который за «умеренные» жертвы предупреждал их о всевозможных бедах, а жаждущие обрести истину паломники — место поклонения. Посетить гробницу могли все, но лишь единицы истово верующих отдавали всё чтобы добраться до конца. Они получали ответы на вопросы — и оставались здесь навсегда.
Я не знал, от чего у меня раскалывалась голова сильнее — от потери сил из-за обратной связи с оракулом или простого переваривания увиденного. Сценарист из «пожарных», который когда-то сочинил историю для этого данжа, безусловно был большим талантом, но я бы не хотел познакомиться с ним в реальном мире.
Кроме невообразимо чудовищной истории создания гробницы, я выяснил кое-что насчёт механизма работы Безымянного. Он и в самом деле отвечал на те вопросы, на которые мог ответить и при этом ненавидел уточнения, возможно, полагая, что его видения всегда дают самую полную картину. В основном его ответы касались прошлого. Вопросы про будущее он игнорировал, на вопросах о настоящем — сильно тормозил. Когда я попытался загадать ему простую загадку, он прислал в ответ боль такой силы, что я неиллюзорно приготовился к буквальному взрыву мозга изнутри. Обошлось.
Но главное — он уставал, уставал даже сильнее меня. Передача видений в мою многострадальную голову сжирало его личную «ману», запас которой был явно ограничен. Её подпитывало Море костей, но оно в последний раз пополнялось даже не сотни, а тысячи лет назад. Тогда, когда рухнула власть безумных жрецов, правящих древней Лангией и паломники забыли дорогу к проклятой гробнице.
Сегодня я буду спать, но завтра дам настоящий бой.
Когда щупальца Улхсотота оплели небо, совет мудрецов Лангии понял, что старые боги бессильны. Они провели великий ритуал и призвали себе нового бога — Асмодея, Владыку Нижнего Мира. Бога, которого вскоре назвали демоном. Он должен был уничтожить Дремлющего в Бездне, но вместо этого поработил Лангию и простёр свои крылья на восток.
Когда способностей оракула не хватало чтобы показать события детально, он демонстрировал череду картинок, сопровождая их своеобразным «закадровым голосом», оформленным в виде моих мыслей. Специфическое ощущение, но суть была ясна. Тем более, что часть событий я наблюдал лично, во время последнего визита в «Аниму» перед тем как застрять в ней окончательно.
— Как был уничтожен Безмолвный лес? — мне пришлось хорошенько покопаться в памяти, чтобы вспомнить название леса, на месте которого сейчас располагалась усыпанная воронками пустыня. «Безмолвие» явно было расхожей темой среди дизайнеров игры, если, конечно, Врата и погибший лес не связывал какой-то замысловатый лор.
«ПРИКОСНИСЬ».
Армия Железной Империи более не напоминала стройные ряды легионеров, шагающих под белоснежными знамёнами. Земля стонала от грохота адских машин, которые тысячи имперских инженеров без устали собирали последние полтора века. Кавалькаду войск окутывал ядовитый дым. Автоматоны, вооружённые огромными пилами и топорами, вырубали деревья, которые тут же шли на строительство новых аванпостов. Империя шла на запад дабы раз и навсегда искоренить демоническую заразу. Но даже совокупной силы высших жрецов Ордена Священной Крови не хватило, когда Владыка обрушил с неба белое пламя…
Я намеренно приближал вопросы всё ближе к текущему моменту, отмечая, как раз за разом замедлялось время реакции Безымянного. Между моим вопросом про превращение Ламитерна из военного лагеря в город и его ответом прошло минуты три, а само видение получилось практически безболезненным. Оракул выдыхался, и сейчас было самое время нанести удар, от которого он так просто не оправится.
— Как я попал в этот мир?
Мне показалось, что статуя дёрнулась, но скорее всего это был просто обман зрения. Вопрос был настолько подлый, насколько это было вообще возможно — в худшем случае Безымянному придётся усиленно зреть в недалёкое прошлое чтобы найти меня в кратере посреди пустыни, а в лучшем — попытаться осознать, что весь его мир — видеоигра, да ещё и глючная донельзя. К чему это приведёт в его каменной башке я не знал, но от всей души надеялся, что к аналогу короткого замыкания.