Незримый фронт. Сага о разведчиках
Шрифт:
– Выше я рассказывал вам эпизод Насриддиновой. Она мне сама дала такие показания: «Да, я знаю, что ставился вопрос о моем аресте. Но я обратилась к Гале Брежневой, чтобы она свела меня с отцом и чтобы отец вмешался в это дело. Мы с ней поехали на Рублёвку, встретились с Леонидом Ильичом. Он меня выслушал – что проводятся обыски, был арестован председатель Верховного суда Узбекистана – ее друг, которому она, кстати, как и Хасановой, давала указания выступать против Рашидова. Уже был арестован Джумабаев, директор крупнейшего хлопкоочистительного завода, продукция которого (хлопковое волокно, хлопковый линт и волокнистые отходы) шла на производство искусственной кожи и клеенки, используемых «цеховиками». Джумабаев был арестован за взятки, которые он давал за сына, который совершил зверское убийство. Там была ст. 102 – умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах,
Выходит, что под эгидой борьбы за власть открывались и закрывались дела о коррупции, создавались и сталкивались преступные группировки. Из-под асфальта нашей советской действительности, ломая его, росли мощные деструктивные силы капиталистического предпринимательства, которые пробивали этот асфальт – для них нужен был сталинский бетон. Ведь они уничтожали творческую инициативу масс в стране победившего социализма, передавая ее кучке криминальных дельцов, которым нужно было хапнуть «здесь и сейчас» – а потом хоть трава не расти. Так и вышло после вхождения страны в рынок – у «эффективных менеджеров» мозгов хватило лишь на перестройку «трубы» и торговлю сырьем…
Я помню, как примерно в 1983 году Николай Владимирович Губернаторов – до 1982 года помощник Андропова, перешедший затем в Высшую школу КГБ, – подарил мне книгу Лазаря Карелина «Змеелов». Случайность? Но Николай Владимирович был весьма информированным человеком и следователем по профессии. Во всяком случае, роман Карелина был написан еще в 1981 году и, очевидно, являлся своего рода «утечкой», призванной подготовить общественное мнение к назревшим переменам.
Нужно сказать, что уже первые страницы «Змеелова» повергли меня в шок. Я и не предполагал, что живу в обществе, где во всю заправляют воротилы теневого бизнеса, воры в законе, казнокрады и бандиты. Бывший директор крупного гастронома Павел Шорохов, вернувшись из мест заключения, после которого он еще год проработал змееловом в Туркмении, временно поселяется у «крёстного отца» столичной торговой мафии Петра Котова, владельца списков участников системы передвижения неучтённых товаров по Москве. Умирающий от саркомы Котов передаёт Шорохову тетрадь с зашифрованными записями нелегальных товарных сделок в торговой сети столицы.
«Павел наклонился над Петром Григорьевичем… Даже умирал этот человек, не пуская себя в крик, хотя его грызла, пожирала боль. Этот человек был тёмным дельцом, он так распорядился своей жизнью, так её прожил, а не иначе… Он умирал, никакой доброй не оставляя по себе памяти. Он умирал, ничего не находя для себя в утешение…
– Тетрадь… – произнес он невнятно. – Возьми… Ты поймешь…
Зашевелились губы Петра Григорьевича, невнятное дуновение слов коснулось Павла:
– Сына жаль… Жену… Деньги ничего не решают… Обман… – Он устал, смертельно устал, он отпускал себя. Он сказал напоследок, но Павел не сумел понять что. Короткое что-то: “Будь… Бить…”
Это был вовсе не дефицитный товар, не всегда дефицитный, но его было много, всегда много. Вагоны, машины, контейнеры… Серьёзные мужички стоят за этими буквами, оборотни. Волки, прикинувшиеся колобками. Павел начал писать, раздумывая, медленно выводя каждое слово: “В этой тетради прослеживаются воровские операции, прослеживается движение неучтённых товаров. Ключ к расшифровке всех схем – на странице восемнадцатой. Там заглавная буква “М.” получает имя: Митрич. Это – Борис Дмитриевич Миронов, заместитель директора рыбного магазина, знаменитый в Москве. Эту тетрадь передал мне, умирая, один из участников махинаций. Он многое знал, изнутри ему было легче всё разгадать. Когда всё размотаете, пощадите имя Петра Григорьевича Котова… Своей подписи я не ставлю, но это не анонимка. Через год я к вам сам приду. Хватит вам года, чтобы размотать?”»
Когда Павел вышел из прокуратуры и шел через двор, его окликнули. «Павел ударил. От всей души, от всей своей ярости, взорвавшейся в нём. Попал… Попал и свалил. Второй замешкался, не ждал, что этот пижон все так умеет. Павел ударил его левой. Попал, но не очень сильно. Ярость ушла на первого. Но… он забыл оглянуться. Он успел только увидеть еще одного, еще такого же, как те двое. Этот человек легко дотронулся до него, чуть ожег ему чем-то не больно бок и отпрыгнул, побежал. Падая, Павел увидел Лену, ее побелевшее лицо с громадными глазами. Это она крикнула, это она спасала его. Он понял, что его ударили ножом, хотя боли не было.
Лена упала возле него на колени.
– Павлик, родненький! Я тебя выхожу! Я тебя не отдам! Господи, помоги мне! Люди, помогите!
– Не плачь, Лена, не плачь, – сказал Павел и улыбнулся ей. – Змееловы… народ… живучий…»
Юрий Константинович Соколов, директор самого крупного в стране гастронома № 1 «Елисеевский», исправно снабжал отборными деликатесами партийную верхушку и творческую, научную, военную элиту страны. Он стал в Москве великой силой. Ему стало доступно всё. В 1983 году его арестовали. В поле зрения чекистов УКГБ по Москве и Московской области, установивших в его кабинете оперативно-технические средства аудио- и видеофиксации, попали многие высокопоставленные лица, а также то, что по пятницам к Соколову прибывали директора филиалов и вручали ему конверты. Еще до окончания следствия по делу Соколова начались аресты директоров крупных столичных торговых предприятий. Первыми арестовали директора столичного «Внешпосылторга» («Березка») Авилова и его жену – которая, кстати, оказалась заместителем Юрия Соколова в «Елисеевском». Всего в системе Главного управления торговли Мосгорисполкома (Главторга) начиная с лета 1983 года к уголовной ответственности были привлечены более 15 тысяч человек во главе с его бывшим начальником Николаем Трегубовым. 2 июня 1983 года был арестован заместитель начальника Главторга А. Петриков, следом за ним – директор Куйбышевского райпищеторга М. Бегельман, директор гастронома «ГУМ» Б. Тверетинов, директор гастронома «Новоарбатский» В. Филиппов, директор торга «Гастроном» И. Коровкин, директор «Диетторга» Ильин, начальник отдела организации торговли Главторга Г. Хохлов, начальник Мосплодовощпрома В. Уральцев и директор плодоовощной базы М. Амбарцумян, а также многие другие. По показаниям только 12 обвиняемых, через руки которых прошло взяток на сумму более полутора миллионов рублей (гигантская по тем временам сумма – за 10 тыс. рублей давали «вышку»), можно представить себе общий масштаб коррупции в стране.
Судебный процесс по делу Соколова был быстрым и закрытым. На суде Соколов с легким сердцем сдал всех – извлек из бокового кармана пиджака свою заветную тетрадку и зачитал имена и суммы… Однако это не спасло ему жизнь. Не спасло и то, что он был фронтовиком и орденоносцем. Коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР признала Соколова виновным по статьям 173 часть 2 и 174 часть 2 УК РСФСР (получение и дача взятки в крупном размере) и 11 ноября 1984 года приговорила его к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией имущества. Его заместитель И. Немцев получил 14 лет, А. Григорьев – 13, В. Яковлев и А. Коньков – по 12, Н. Свежинский – 11.
Как и Соколов, к расстрелу был приговорен директор плодоовощной базы Мхитар Амбарцумян. Суд не нашел смягчающими такие обстоятельства, как участие Мхитара Амбарцумяна в штурме Рейхстага и в Параде Победы на Красной площади в 1945 году. Не дожидаясь суда, покончил с собой директор гастронома «Смоленский» Сергей Гарегинович Нониев. Все остальные руководители торговли и директора крупнейших магазинов получили реальные сроки.
Автор нашумевшей книги «Интимная жизнь Москвы» Анатолий Рубинов, который 33 года вел отдел социально-бытовых проблем «Литературной газеты», писал, что Соколов, закованный в наручники, свои последние шаги со второго этажа суда, а потом – к зеленой машине с решетками вместо окон – делал тяжко, словно разучился ходить, словно бы и на ногах были металлические цепи. Когда машина стала выбираться из двора, какой-то очень похожий на Соколова мужчина – по всей видимости, брат – крикнул ему вдогонку:
– Юра, прощай!
А какая-то молодая женщина:
– Юра, до свидания!
Свидания не было. Приговор привели в исполнение.
Начальник московской торговли Николай Трегубов, через которого проходили основные «транши» взяток, получил высшую меру, замененную на 15 лет тюрьмы. Когда-то блистательный человек среднего возраста, начинавший свою трудовую жизнь учеником повара, он вернулся из заключения жалким стариком.
Официальные сообщения об арестах в среде торговой и партийной мафии, погрязших в роскоши и барстве высокопоставленных чиновников большинство населения страны встречало с ликованием. Артём Тарасов вспоминал позднее, как однажды он попросил дочь первого секретаря Московского горкома партии Гришина Ольгу помочь ему «купить в их специальном, закрытом для общей публики магазине такой же костюм, который был на её муже. Ответ оказался неожиданным и очень поучительным.