Незримый рой. Заметки и очерки об отечественной литературе
Шрифт:
“Со своим самоваром” – довольно варварский каламбур, основанный на созвучии наименования мифической земли Ultima Thule с названием русского города Тула из поговорки.
В Ultima Thule – Америке лирический герой так же неуместен с грузом русской гуманитарности, как человек, приехавший в обнимку со своим самоваром в Тулу, славящуюся именно этими изделиями.
Щепочки, точечки, все торопливое (взятое в скобку) —– обаятельная шалость, сказано – сделано: тотчас появляется типографский знак скобок.
все,– связь с отечеством прервана, тем ценнее делаются мелочи и пустяки – вещдоки прошлой жизни.
Лосев заинтересовывается торопливым, вроде бы приблудным, каламбурного происхождения образом самовара, наглядно доказывая, что из любой языковой малости – обмолвки, хохмы, присказки – можно разжечь лирический стишок.
Сизо-прозрачный, приятный, отеческий вьется.Откуда, спрашивается, взялся эпитет “отеческий”?
Речь будто бы шла о “самоваре”, но тут автор рикошетом поражает новую цель с богатым культурным прошлым: “дым отечества”, тем более что “самовар” и “дым” друг с другом ладят.
Даже краткая родословная этого символа впечатляет. Образ дыма родных мест теряется в почти непроглядной перспективе прошлого.
Для Одиссея будет “сладостна сама смерть, лишь бы только в виду дыма, убегающего с кровель его родины”. А Овидий в “Понтийских посланиях” “жаждет иметь возможность видеть хоть дым с отечественных очагов”.
А если перемахнуть через два без малого тысячелетия из исторического центра Европы на ее далекую окраину, в стихотворении Державина “Арфа” читаем:
Мила нам добра весть о нашей стороне: Отечества и дым нам сладок и приятен…После Державина этот дым вошел в русский литературный обиход и, процитированный Грибоедовым в “Горе от ума”, обосновался в “родной речи” окончательно.
Когда ж постранствуешь, воротишься домой,
И дым отечества нам сладок и приятен…
Но и это не все!
Есть у Петра Вяземского стихотворение “Самовар” (1840), вот как оно заканчивается:
Поэт сказал – и стих его для нас понятен: “Отечества и дым нам сладок и приятен!” Не самоваром ли – сомненья в этом нет — Был вдохновлен тогда великий наш поэт? И тень Державина, здесь сетуя со мною, К вам обращается с упреком и мольбою, И просит, в честь ему и православью в честь, Конфорку бросить прочь и – самовар завесть.Вот кто почти два столетия назад объединил в одном стихотворении дым и самовар, вот в какую почетную очередь встает Лев Лосев!
Вероятно, всякому стoящему автору знакомы два сильных и, казалось бы, несовместимых чувства: страсть к исключительности и первенству и в то же время – потребность в культурном родстве и преемственности, о которых Ходасевич писал:
Во мне конец, во мне начало. Мной совершeнное так мало! Но все ж я прочное звено: Мне это счастие дано.Быть может, допуская свое лирическое родство с Вяземским, Лосев очень тактично и скромно намекает на некоторый биографический параллелизм дружб и судеб, разнесенных друг от друга на полтора столетия, а заодно – на симметричную расстановку сил: Вяземский – Пушкин / Лосев – Бродский?
Время покажет.
Финал стихотворения – своеобразная алгебраическая формула разлуки, ее составляющие: память и печаль.
Память – “Сизо-прозрачный, приятный, отеческий / вьется”. Что “вьется”, не сказано – читатель и сам догадается, о чем речь, по веренице подсказок-эпитетов.
Печаль – “Льется горячее, очень горячее / льется”. Но и что, собственно, “льется”, тоже не названо с однозначной определенностью. То ли кипяток из самовара, то ли дым ест глаза, то ли что еще…
Автор начал за здравие, глумливым остроумием – кончил за упокой, с глазами на мокром месте. Перепадам настроения вторят и перебои ритма и рифмовки.
В первой строфе – традиционные точные рифмы крест-накрест. Правда, не будь рифм в конце каждой строки вообще и внутренней (дули / Thule) – в частности, последняя строка с античной реалией (Ultima Thule) звучала бы совсем на античный лад, как гекзаметр.
Во второй строфе рифмы 1-й и 3-й строк – торопливое/топливо – какие-то смазанные, словно лирический герой частит и запинается от волнения.
И в третьей, завершающей строфе рифма, вопреки графике, фольклорная, смежная, глагольная, а пятистопный дактиль своей почти гекзаметрической размеренностью снова напоминает древность – и ностальгии как переживания, и ностальгического стихосложения.
Повторюсь: чтобы получить от стихов удовольствие, вовсе необязательно уметь их препарировать – довольно просто любить и бессознательно чувствовать поэзию, не вдаваясь в ее устройство.
Но полезно принять к сведению, что стихи (и вообще искусство!) доставляют эстетическое удовольствие именно благодаря тому, что талантливо устроены.
III
* * *