Незваный гость
Шрифт:
— Собака подрала? — предложил Федор неуверенно. — Вот такенная зверюга, чистый волк.
— Не похоже, — сообщила я с оттенком печального сочувствия. — Боевые у тебя шрамы, человече, и борода свежая, ты толком даже не разобрался, как ее запускать. Потому что брился до этого регулярно по-военному. Это я сейчас даже армейскую твою склонность все по ниточке раскладывать в расчет не беру.
Федор потупился.
— Пристав Степан Фомич не велел нам про службу военную откровенничать, когда в приказ брал. Отставные мы лейб-гренадирского полка
— Вот и славно, — вернулась я к трапезе. — Не терплю, когда за дуру держат. Да ты, Федор, ешь, не стесняйся, нам за неклюдом, может, до следующего утра гоняться.
Мишка переводил восторженный взгляд с меня на своего однофамильца, будто не силах решить, кто из нас двоих более восхитителен, барышня-сыскарка или солдат отставной.
Федор будет нам очень кстати. В имперских войсках гренадиры используются для штурма вражеских укреплений и служат там парни физически крепкие и сметливые, в противном случае служат они недолго и до сорока Федоровых лет не доживают.
— Значит, так… — прятала я в муфту револьвер через час после завтрака и убеждалась в наличии в кармашке шубы чародейских очков. — Мишка, не высовываться, пальцами в объект не тыкать. Ведешь Костыля под ручку, пока он на нужного неклюда не укажет.
Федор тоже почтительно внимал инструктажу, он успел уже запрячь лошадку (то, что с ночи он ее успел не только распрячь, но и определить в сарай к соседям через улицу, вообще стало для меня приятным сюрпризом, толковый мужик, чего уж там) и теперь ждал нас в сенях, распахнув тулуп.
— Костыль неклюда показал, ты помечаешь объект и уходишь.
— Чем помечаю?
— Вот, — передала я пузырек. — Бриллиантовая зелень, краска заграничная, нив жизнь не отмоется. Брызгани ему… Не открывай! Там пимиочка на пробке специальная. Не здесь! Во дворе тренируйся! Говорю же, не отмывается оно.
Бесславно прервав инструктаж, я еще несколько минут Любовалась сугробами в нарядных зеленых разводах.
Погрузились в сани. Утро было уже в разгаре, рыночная площадь наполнялась многолюдным гомоном. Любит наш народ ярмарки и прочие увеселения, ни минуты праздника упускать не желает. Мишка, обряженный привычно девицею, спрыгнул у балаганной карусели, убежал за товарищем.
— Вашбродь, — спросил меня Федор, — пометит парень нужного неклюда, дальше-то что?
— Мы с тобой меченого в укромное местечко заведем и произведем арестование.
— За что?
— Неправильный вопрос. Не за что, а для чего. Для последующего допроса. Право такое нам законом дадено, отвезем в приказ, запрем в камере и… Ну там я и без тебя справлюсь. Ты мне лучше вот что скажи: в тот день, когда труп Блохина обнаружили, сам ты где находился?
— Не могу… — начал свое «не могу знать» отставной гренадир, но замолк, не договорив. — Так я ведь Давилова с парнем к проклятой усадьбе повез, ну и покойника, стало быть, с ними после.
— Погоди… — Я даже на облучок пересела для удобства беседы. — Мне другое рассказывали.
— Тулуп помню, — кивнул Федор. — И лошадку его тоже, основательный такой арлеец-трехлетка.
— Рысак в санной упряжке?
— Не было такого, даже вообразить невозможно. Мужик в тулупе верхом прискакал. Я еще подумал: откудова, интересно знать, неклюды эдакого трехлетку умыкнули?
Неклюд? Не крестьянин? А как же тулуп? Это-то при чем? Тулуп кто угодно носить может, самая удобная по зимнему времени одежда.
Федор меж тем продолжал:
— Кинул мне поводья у привязи, глаза пучит, спрашивает: «Начальство твое, служивый, где?» Я только ответить, что не могу знать, собрался, а он перекрестился и к крыльцу пошел.
— А дальше?
— Через немного времени выбежали из приказа уже втроем, Давилов велел мне сани запрягать, а парню, Старунов который, лопаты из сарая прихватить.
— Неклюд с вами поехал?
— Да, но верхом на своем арлейце. Приехали, Давилов сразу к приставу бросился, парень рыдает, на коленях ползает, я подсобил покойника в сани грузить, неклюд тоже помогал.
— А веревку кто резал?
— Которую? А, висельную. Не могу знать, неклюд, наверное, перед тем как на помощь скакать.
— То есть Блохина вы не на суку обнаружили?
— Под деревом лежал, холодный уже совсем.
— Рядом никого не было, никаких подвод либо саней крестьянских? Никаких мужиков?
Федор отрицательно дернул головой.
— Один Степан Фомич нас дожидался.
Перфектно. Версия событий приказного извозчика с вариантом юного письмоводителя вовсе не совпадала.
— Дальше что?
— Обратно поехали.
— В приказ?
— Почему в приказ? Обратно в Крыжовень, то бишь на погост.
«Что?! — мысленно возопила я. — Они даже не оставили тело в мертвецкой? Даже не осмотрели?» Возопила мысленно, уточнив вслух:
— На городское кладбище?
— Тоже не совсем. Неклюд что-то там про освященную землю бормотал, а Давилов сказал: «Самогубцев за оградой хоронят». Ну и зарыли.
— В смысле?
— Чего в смысле, лопаты-то при нас были, по очереди яму копали чуть не до рассвета.
— А как же… — Я пошевелила в воздухе пальцами. — Как же положенные всякие атрибуты? Гроб, например.
— Домовина? Домовина была, мы ее во дворе погостном у сторожа выменяли на бутылку водки.
«Охохонюшки, дело-то начинает версии Волкова соответствовать. Как собаку зарыли, чтоб все концы в воду. Кстати, а концы-то эти что собой представляют?»
— И тебя ничего в этом спешном захоронении не удивило?
— Никак нет. Начальство… то есть Давилов, он ведь в отсутствие Степана Фомича главным стал, велел обо всем помалкивать, что-де господин пристав позора не вынес, руки на себя наложил, а мы, приказные, имени его позорить не должны. Потому что все по роду своей службы братья названые… и сестры, — включил меня Федор в семейный круг приказных.