Незваный гость
Шрифт:
Гриня остановился у витрины, будто любуясь выставленными за стеклом шляпками. Слежки не наблюдалось, Геля за ним не пошла, смогла уразуметь, что «хвост» бывший констебль срисует без труда. Все-таки правильную манеру с нею Гриня избрал, не романтическую осаду, а последовательную дрессировку, кнут и пряник. Хорошо себя ведешь, получай похвалу либо поцелуй, плохо — немедленный укол в слабое местечко. Их-то у Попович изрядно, и все открыты. Суфражизм ее жалкий, например. Ах, дамское равноправие! Для того, Евангелина Романовна, чтоб в эмансипе играть, капиталы
Свет за витриной потух, лавка закрывалась, и Григорий Ильич увидел в стекле отражение своего разозленного лица. Эк его от мыслей о рыжей идиотки разбирает. Надо было не джентльменствовать давеча, а совершить то, чего хотелось. Волков хищно улыбнулся. Попович сама виновата, ночуя в мужском обществе, нельзя не знать, к чему это приведет. Или она нарочно себя предлагала и теперь разочарована? И нынче у Губешкиной полуночничать со всеми поэтому отказалась?
Волков развернулся на каблуках и быстро пошел к мастеровым кварталам. Флажков на неделю Евангелине Романовне хватит. Допросы Мишкиной, эксгумация тела Блохина, последовательные разборки с бывшим приютским начальством. Прекраснодушная сыскарка на других эти дела не спихнет. К тому времени Григорий Ильич как раз пробудится с рабочим артефактом и готовый все точки над «и» расставлять.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в коей производится арест, а надворная советница Попович вступает в должность пристава
Карта Письмо указывает на извещения или новости. Это может быть сообщение от друга или повестка из судебных органов. Карта Письмо также сулит работу с документами, например, с договорами, проектами, счетами, ценными бумагами и т. д.
Григорий Ильич надолго не задержался, я даже нашалить не успела, только обыскала тщательно блохинский кабинет да в квартирку казенную заглянула, недостающие части к своей головоломке изъять. Работнички! И ручка клозетная и кисет на цепочке нашлись там же, где я их оставила. Рассовав находки по карманам, я вернулась в пустующий приказ, ощутила сонливость, вовсе после сытного обеда не удивительную. За зеванием меня Волков и застал.
— Скучаешь? — спросил он приветливо.
Улыбнувшись в ответ, я сообщила, что в казенку его без спроса ходила.
Грегори тоже зевнул, достал из кармана бонбоньерку, угостился пилюлькой. Она была последней, и путь ее в рот чиновника я проводила завистливым взглядом. Помолчали. Волков отстегнул от брелока связку ключей и протянул мне.
— Принимай дела, надворная советница, в ближайшее время тебе предстоит без меня управляться.
— Прости?..
Грегори энергично растер лицо, тряхнул головой, не раздеваясь, плюхнулся на диван.
— Ситуация
Во время его рассказа брови мои ползли вверх, а подбородок, напротив, вниз. Чародейский сон? В любой момент сомлеть может? Из-за поломки артефакта? То-то он тросточку свою носить перестал. Еще в ресторации?
— Погоди, — спросила я невпопад, — но ты же спал, когда… тогда…
Покраснев, я замолчала.
Грегори по-мальчишески улыбнулся.
— Вот этого твоего девичьего смущения я, Гелюшка, и опасался, оттого и спящим притворился.
— То есть, — голос зазвенел от ярости, — ты вполне осознанно ко мне в постель залез?
— И сопротивления не встретил!
Какая невероятная подлость. Торжествует он. Воспользоваться моей беспомощностью, доверие поправ. Ты, Гелька, тоже хороша, привыкла, что соратники-мужчины с тебя пылинки сдувают, расслабилась. Он же меня во сне целовал. Я Семена себе воображала, а он… Какая же я дура!
— Надеюсь, — сказала я противным шефовым тоном, — впредь, Григорий Ильич, у нас с вами таких досадных недоразумений не повторится, а отношения станут деловыми и служебными. И для начала будьте любезны с меня ваше фамильное кольцо снять.
Волков посмотрел на мою руку, обиженно протянул:
— А я хотел тебя новостями порадовать.
— Сначала кольцо!
— Мишкину-то фартовые нашли.
— Что? — В голове будто рычажок переключился, отсекая обиду и возмущение. — Когда? Где она?
— В приказ, по понятным причинам, они доставить ее не пожелали, потому в бордель ее сопроводили. Я по дороге успел парочку наших приказных туда отправить. Можем арестовывать.
Я побежала к вешалке, сдернула шубу. Грегори отобрал, помог одеться, интимно шепнул:
— Наши деловые отношения, милая, мы после обсудим.
— Никаких милых, Гриня, — вывернулась я из объятий. — На «вы» сызнова переходить не будем, но доверия к тебе у меня отныне нет, не служебного, а человеческого.
Волков открыл мне дверь.
— Пусть оно пока односторонним будет. Я тебе все доверю: и честь, и работу, и жизнь. И кстати, если во время моего чародейского сна ты продолжения захочешь…
Не слушая дальше, я сбежала по ступенькам.
Мишкину заперли в ее будуаре. Григорий Ильич задержался ненадолго внизу, расставляя конвойных, Клавка суетилась, гостей в заведении не наблюдалось, парочка блатных не в счет. Заметив меня, они исчезли по направлению к черному ходу.
Клавдия отперла дверь, я вошла.
— Пошла прочь! — взвизгнула Мими.
— Сядь, — повела я револьвером, — не на кровать, на стул, лицом ко мне, руки на колени.
Бордель-мадам подчинилась, испуга она не демонстрировала, я отметила беспорядок в ее одежде, ссадину на скуле, треснувшую губу и синяк под глазом. Блатные с арестанткой не церемонились.
Мишкина сплюнула на ковер.
— Полицейский мундирчик? Полканам, стало быть, служишь?
— Служу, — согласилась я, — закону и справедливости.
— И как же в твоем служении фартовые мужики затесались?