Незыблемые выси

Томас Шерри

— Может, передохнешь? — предложил Кашкари — Вид у тебя усталый.

Иоланта предпочла бы отправиться в Каир немедленно, но она обещала Титу отдохнуть, да и, если честно, уже с ног валилась от усталости.

— Не давай мне долго спать.

— Будем в Каире еще до заката, — заверил Кашкари.

«Нет, — промелькнула мысль, — не стал он прежним». Она знала прежнего Кашкари, знала его решимость, смелость, все его тайные чаяния и душевные муки. Все это осталось,

но добавилось еще что-то. И это его… печалило. Он тщательно скрывал свое состояние, прятал чувства, пока в страхе не проснулся в пещере.

Что же ему приснилось?

К счастью, сама Иоланта, снов не видела, но когда проснулась, голова ломилась от долгие годы подавляемых воспоминаний.

Она вспомнила, как еще малышкой вдыхала едва уловимый аромат нарциссов и ощущала тепло материнского тела, удовлетворенно засыпая в баюкающих ее объятиях.

Вспомнила, как, едва научившись ходить, гладила пальчиками шикарный бархатный плащ невероятно красивой женщины — ее матери. Ее мамы.

Вспомнила себя маленькой девочкой, которая хотела, чтобы этот единственный за два года день, который она могла провести со своей удивительной мамой, не заканчивался никогда в жизни, чтобы стрелки на часах замерли за минуту до полуночи и больше не двигались.

Вспомнила, как, будучи уже чуть постарше, с изумлением узнала, что ее отец самый настоящий герой Январского восстания. А два года спустя они с матерью горько оплакивали внезапную кончину барона Уинтервейла.

Это был последний благоприятный год перед началом злоключений учителя Хейвуда. Перед тем, как Иола стала умолять мать помочь человеку, который заботился о ней и которого она любила, как родного отца. Перед тем, как в ответ услышала слова, заморозившие кровь в ее жилах: «Он просто средство, дорогая. Не стоит за него переживать». Именно тогда Иоланте пришлось понять и принять, что человек, посвятивший жизнь ее матери, ничего для той не значит. Он был лишь винтиком в механизме, построенном ею, чтобы защитить себя и свою дочь.[1]

Иола никогда не смогла бы снова любить мать столь же отчаянно и искренне, как в старые добрые времена. Их отношения все накалялись. Леди Калисту совсем не радовала дочь, которая уже не боготворит ее и не слушается. Иоланта же становилась все более вспыльчивой и недоверчивой.

Последняя их встреча превратилась в настоящее сражение. Учитель Хейвуд как раз лишился места в академии за то, что брал с учащихся взятки в обмен за хорошие оценки, и был вынужден занять должность учителя в одной из отдаленных деревушек Державы.

Иоланта пришла в ярость, но, вспомнив о своей двойной жизни, излила эту ярость на леди Калисту. Когда та явилась к ней через пару минут после полуночи, Иола разразилась криком и руганью. Она собиралась тотчас отправиться к учителю Хейвуду и все ему рассказать. И неважно, что знания, коими он обладает, могли угрожать ее безопасности или положению леди

Калисты. В жизни бывают черные полосы, но это не одна из них. С учителем поступили гнусно, и Иоланта не вытерпит больше ни минутки.

Леди Калиста слушала спокойно, казалось, даже внимательно, а затем, не дав Иоланте закончить предложение, подняла палочку.

На этом встреча закончилась. Воспоминания о леди Калисте, прежние и недавние, вернулись в глубоко запрятанный уголок памяти, а Иоланта наутро проснулась расстроенная и разбитая, но списала все на разочарование учителем Хейвудом и растущую тревогу о собственном будущем.

— Все нормально? — мягко спросил Кашкари.

До Иолы дошло, что она пялится в потолок пещеры. Что-то в ситуации с леди Калистой тревожило ее, что-то помимо бессердечного отношения матери к учителю Хейвуду. Но понять, что именно, никак не удавалось.

Иоланта села:

— Нормально. Долго я спала?

— Часа три.

Сейчас пещеру озарял золотистый свет, проникающий через вход с западной стороны. На коленях Кашкари Иоланта заметила двусторонний блокнот.

— Слышно что-нибудь от Амары и твоего брата?

— Да, от обоих. Они в безопасности и заняты перегруппировкой, — ответил он, не глядя ей в глаза.

Потому ли, что не хотел раскрывать свои сокровенные мысли, упоминая любимую и того, кого любит она сама? Или причина в другом?

— А миссис Хэнкок? О ней вести есть?

Миссис Хэнкок — особый представитель министерства управления заморскими владениями Атлантиды, расположившаяся в доме миссис Долиш — оказалась заклятым врагом Лиходея и их тайным союзником.

— Нет. Надеюсь, она в порядке.

— Интересно, исчезновение Уэста уже обнаружили? — неторопливо спросила Иоланта.

Уэста, старшеклассника, невероятно похожего на Лиходея, похитили прямо из пансиона, что привело к ряду событий, в результате которых Тит и Иоланта внезапно покинули школу.

— Вот об этом можно не беспокоиться. Миссис Хэнкок наложила целый ряд заклинаний. В Итоне уверены, что Уэст в длительном отпуске. А его семья думает, что он не может вырваться из школы по разным причинам.

Кашкари все еще отводил взгляд. Да что с ним такое?

Он закрыл блокнот:

— Тебе что-нибудь известно о дворце главнокомандующего?

Наверное, ничего странного, что он задумался о крепости Лиходея, раз уж туда они и направляются.

— Да, Тит немного рассказывал.

Иоланта поделилась всем, что знала: дворец расположен в верхних землях Атлантиды, а вокруг него есть несколько колец защиты — виверны, легкие бронированные колесницы и колесницы помощнее, несущие огромных куролисков; кольца, пересекаясь в воздухе, днем и ночью стерегут покой Лиходея.

— А откуда все это известно Титу?

Иоланта поведала о прорехе в сознании в результате прерванного допроса Тита в Инквизитории и о шпионе, которого дед Тита, принц Гай, много лет назад отправил в Атлантиду.