Незыблемые выси

Томас Шерри

В ожидании нового ответа в наблюдательном пункте царило молчание. Тит слышал дыхание Амары, уставившейся на страницу.

Наконец она осторожно выдохнула и подняла взгляд:

— Ваши союзники утверждают, что не имеют к этому никакого отношения.

Опять Лиходей.

Амара повернулась к Фэрфакс:

— А их зачем?

— Они могли что-то заподозрить, если бы узнали, что соотечественники погибли после их прилета. — Фэрфакс схватила Тита за руку. — И знаете что? Лиходей захочет найти другую причину для этих смертей. Обвинить кого-то другого.

Он пришлет кого-нибудь увидеть побоище.

Им всем лучше убраться отсюда поскорее, пока есть такая возможность.

— Воздух снаружи проверяется прямо сейчас. Если в дыхательных масках путешествовать безопасно, я объявлю общую эвакуацию базы, — сказала Амара. — Ваше высочество, мисс Сибурн, вы пойдете с нами или предпочтете искать собственный путь?

Фэрфакс взглянула на Тита.

— Мы будем искать свой путь.

Как и всегда.

— Кроме того, без нас вы будете в меньшей опасности, Богиня Дурга, — добавила Фэрфакс.

— Я пойду с ними, — вызвался Кашкари.

— Ты видел это во сне? — печально спросила Амара.

Кашкари однажды сказал Фэрфакс, что его народ не рассматривает видения как выбитые скрижали будущего. Амара, же, напротив, относилась к его пророческим снам крайне серьезно.

— Нет, но я и без видений знаю, где моя судьба. Передай Васудеву, мне жаль, что мы разминулись.

— Передам. Я буду беречь его ради тебя — и верю, что мы еще встретимся.

— И себя береги.

Голос Кашкари казался странно надтреснутым. С изумлением Тит понял, что друг держится из последних сил — вполне вероятно, что ему больше не увидеться ни с братом, ни с любимой девушкой. Никогда.

Амара обхватила его лицо руками и нежно поцеловала в лоб:

— Будь здоров и возвращайся к нам, брат мой.

Глава 4

В молчании они стремительно летели на восток, где горизонт уже затронули всполохи мягкого золотистого света, гаснущего на все еще чернильно-звездном небе.

Иоланта не сразу поняла, что дрожит.

Новые ковры, припасы и все, что могло пригодиться, они с Титом и Кашкари собирали второпях. При этом то и дело с опаской озирались по сторонам, дабы убедиться, что их не заметили.

Перед глазами непрерывно маячила навязчивая картина: виверны, срывающие друг с друга мертвых всадников. Иола тогда спокойно рассуждала о странных мотивах Лиходея, но теперь, когда прямая угроза стала отступать, медленно назревающий гнев грозил излиться бурным потоком.

Иоланту с Атлантидой связывали тяжелые, мучительные события. И очень личные: заключение учителя Хейвуда, допрос Тита в Инквизитории, смерть Уинтервейла; атланты, неотступно прочесывающие Сахару по ее следу, и ужас от того, что в их руках она станет средством жертвенной магии и продлит существование Лиходея. Из-за всего этого казалось, будто в противостоянии участвуют Иоланта, ее близкие и Лиходей — и только.

Хотя она знала, что это не так.

А глядя на мертвых атлантов, наконец многое поняла. Сотни солдат, преданно и доблестно служивших Лиходею,

погибли, потому что тот не позволял и толике правды запятнать его репутацию среди своих. Ведь узри они истину, все — ну или по крайней мере некоторые — поставили бы на карту собственные жизни, лишь бы положить конец пародии, коей было его правление.

Тит подогнал свой ковер поближе:

— Ты в порядке?

— Он ведь создал эту империю лишь ради себя, не так ли? — продолжала кипятиться Иоланта. — Хотел править магическим миром не ради величественной славы Атлантиды или чести атлантов, а только бы поскорее добраться до очередного мага стихий.

— О, думаю, власть тоже доставляет ему невероятное наслаждение. Но соглашусь, что им все-таки движет страх, нежелание покидать этот мир из-за того, что ждет его в другом.

Она взглянула на Тита. Над ним тоже довлел страх смерти. И он также порой жертвовал личной неприкосновенностью ради достижения цели. Когда их союз только начинался, а в отношения уже вселилось недоверие, Иоланта в сердцах спросила, в чем разница между ним и Атлантидой, ведь им обоим нравилось ущемлять ее волю.

Но под порой язвительным поведением правителя Державы, под внезапными вспышками жестокости, скрывался совестливый и порядочный юноша. Юноша, который слишком сурово судил себя за собственные пороки.

По мере того, как Иола его узнавала, безысходность отступала прочь. Они не беспомощные наблюдатели. Они сразятся с тираном и, если Фортуна улыбнется, свергнут его власть.

Да и как можно не преисполниться надежды при взгляде на любимого? Они по-прежнему живы, свободны и вместе.

Тит прислонился к вертикальной части ковра, плечи его ссутулились. Наверняка он уже был измотан до предела — в бегах с самого их попадания в пустыню, еще и вынужденный тащить за собой почти все время бессознательную попутчицу, даже не имея понятия, кто она такая.

Иоланта знала, что от ее предложения отдохнуть Тит отмахнется. На его счастье, она не стеснялась изображать девицу в беде.

— Ненавижу признаваться, но я подустала. Может, остановимся на минутку?

— Конечно, — тут же отозвался Тит. — Только найду подходящее местечко.

Найти хорошее место удалось не сразу. Света едва хватало, чтобы разглядеть окрестности, и простирающееся вокруг пространство было пустынным и безликим.

— Почему во время битвы наши союзники поддерживали связь с Богиней Дургой? Они знают друг друга? — обратилась Иоланта к Кашкари, пока они искали.

— Как раз хотел спросить о том же, — сказал Тит.

— Она в некотором роде знакома кое с кем, обладающим немалой властью в Державе, — ответил Кашкари. — Помните, я опоздал к началу семестра?

Учебное время в Итоне измерялось семестрами. По причинам, понятным только немагам, каждый учебный год состоял из трех семестров: пасхального, что начинался в январе и заканчивался перед Пасхой, летнего, который приходился на промежуток между пасхальными и летними каникулами, и осеннего, длившегося почти всю осень.