НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 5 (1966)
Шрифт:
Иван Фомич ненавидел Орта рабской завистливой ненавистью. Как ни странно, эта ненависть развилась из сознания, что всеми своими успехами он обязан только Орту. Все в Орте раздражало Ивана Фомича. Он не мог понять, почему Орт прощал ему и многим другим мелкие подлости и закулисные наветы. Орт легко мог бы сокрушить его, но почему-то не делал этого. Иван Фомич, в силу известной односторонности своей натуры, не допускал и мысли, что Орт мог просто царственно не замечать весьма далекой от науки деятельности некоторых сотрудников. Деятельности, которая составляла смысл существования Ивана Фомича.
А Евгений Осипович торопился
Как укор, как личное оскорбление воспринимал он шумную клокочущую деятельность Орта. Евгений Осипович легко переносил неудачи и, улыбаясь, выходил из таких передряг, которые другим стоили не только здоровья, но и оптимизма. И то, что Орт был не просто талантливым ученым и великолепным организатором, но и стойким, всегда бодро настроенным человеком, часто выручало его, вопреки самым мрачным прогнозам недругов.
Недругов было немало, но еще больше было друзей. Преданных, прочно покоренных обаянием Орта, сохранившего детское, удивленное восприятие мира.
И это было ненавистно Ивану Фомичу. Орт был недосягаем для его острых, но мелких зубов, иммунен к льстивой и ядовитой ненависти. Смехом, шуткой, каким-то беспечным неприятием всерьез самых тяжелых обвинений он умел разрушать действие убедительнейших сигналов даже в ту эпоху, когда им придавалось большое значение.
При желании к Орту можно было придраться. Одним своим существованием он давал для этого бесчисленные поводы. По своему усмотрению он легко менял планы, утвержденные высшим начальством, подбирал людей, ни с кем не советуясь, и выгонял дураков, невзирая на их высокие связи. Создатель авторитетнейшей научной школы, он легко отказывался от своих взглядов, когда они казались ему устаревшими, чем вводил в смущение людей, хотя и добросовестных, но ограниченных. Ортодоксы считали его поверхностным.
Перед лицом истины для него не было ни свата, ни брата, и это создавало ему в глазах некоторых коллег репутацию тяжелого человека, с которым трудно ужиться. Научная молодежь боготворила его и верила безгранично. Не задумываясь, он поручал вчерашним студентам, если замечал в них божью искру, ответственнейшие задания — и редко ошибался. Поддерживал задиристых петушков в их наскоках на дутые авторитеты и заскорузлые догмы.
Все это бесило Ивана Фомича. Уж он-то вел бы себя иначе! Только бы стать академиком или пусть членом-корреспондентом, как Орт. Но здесь была не совсем обычная зависть к личным успехам. Еще более остро завидовал Иван Фомич беспечному безразличию Орта к высоким званиям и большим окладам. Академические титулы в принципе достижимы для каждого исследователя, но безразличие к ним — свойственно большим увлеченным людям.
Именно этого безразличия Иван Фомич никак не мог простить своему шефу.
Время для удара, по мысли Ивана Фомича, было выбрано удачно. Работая над монографией, Орт последнее время редко бывал в институте и не мог противопоставить потаенной интриге личное обаяние. Само по себе это уже много значило.
Кроме того, недавно академиком-секретарем их отделения был избран давнишний противник Орта. Казалось бы, при таких обстоятельствах можно было бить без промаха.
Но, несмотря на всю хитрость и изворотливость, Иван Фомич не был умным человеком. Он не мог достаточно точно оценить ни коренных перемен в жизни страны, ни психологии людей, на него самого не похожих.
Академик-секретарь не был похож на Ивана Фомича. Он, правда, не отличался большой терпимостью, порою даже бывал грубоват, но, крупный ученый и удивительно прямой человек, он терпеть не мог интриганов и склочников. Прочтя адресованную в Президиум Академии докладную, он брезгливо поморщился и спросил референта:
— Мы обязательно должны отреагировать на это..?
— Конечно, Валерий Никодимович! Ведь это не анонимка, и раз есть входящий номер, должен быть и исходящий.
— А ну вас… с вашими входящими-исходящими! Пошлите это директору института, пусть он и разбирается.
Так докладная Пафнюкова попала к директору института.
Алексей Александрович возмутился.
Зная, как относится к таким вещам Орт, он позвонил ему на квартиру.
— Евгений Осипович, тут на тебя твой лучший друг накапал. Всякая грязь, понимаешь ли, одним словом — ерунда. Не стоит выеденного яйца, но, сам понимаешь, реагировать надо… Ну да, переслали мне. Ты коротко напиши… ну, разъяснение, что ли. Ответь по пунктам и срочно пришли мне. А уж я задам ему перцу! Да, на мое имя. Ну, будь здоров! Я тебе сейчас пошлю ее с курьером. Как работа? Продвигается? К понедельнику закончишь? Ждем.
И Евгений Осипович, отложив монографию, стал отвечать по пунктам. Его глаза устало скользили по машинописным строчкам. Он прочел, что уводит лабораторию от решения кардинальных задач, что занят разработкой отвлеченной теоретической проблемы, которая никогда не даст выхода в практику.
«Злоупотребляя своим авторитетом, Е. О. Орт, — писал Иван Фомич, — неоправданно раздул штаты лаборатории, лишив тем самым соседние секторы необходимых единиц. Лично подбирая кадры, он руководствуется странными и тенденциозными критериями — и пренебрежительно относится к советам сотрудников лаборатории. Догматически понимая указания партии о выдвижении молодых работников, он возлагает решение важнейших вопросов на совершенно неподготовленных людей, лишенных необходимых знаний и опыта. Достаточно сказать, что, вопреки общему мнению, Е. О. Орт единолично назначил на конкурсную должность младшего научного сотрудника… артиста Московского цирка тов. Подольского, который не только не имеет отношения к разрабатываемым лабораторией проблемам, но и вообще никак не связан с физикой» (последняя строка была кем-то отчеркнута красным карандашом).
Далее Иван Фомич писал о разбазаривании государственных средств, беспринципном распределении премий, потоке никому не нужных диссертаций и т. д. и т. п.
Одна фраза задержала внимание Евгения Осиповича. В ней говорилось о его «неделовых» взаимоотношениях с «личной» стенографисткой Л. С. Самариной, которую «Е. О. Орт даже вызвал, за государственный счет, к себе в санаторий, где находился на излечении после перенесенной болезни».
Он отложил бумагу, снял очки и разгладил морщины под глазами.