НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 29
Шрифт:
— Да и зачем вам это публиковать? — добавил я в конце.
— Как зачем? — возразил он с жаром. — Это новый шаг в философской мысли, стало быть, это будет споспешествовать развитию наук, процветанию человечества и дальнейшему совершенствованию мира. А разве не есть это главная наша с вами забота?
— Простите, — сказал я, — но ведь вы доказали, что мир уже совершенен. Что же добавит ваша публикация?
— Хм, действительно, — произнес он и задумался. Затем сказал с воодушевлением. — В чем-то вы, конечно, правы, однако недооцениваете живой и конкретной
Очень может быть, подумал я, чуть заметно кивая.
— За доказанное еще надо бороться, — его глаза сверкнули.
— Да, да, — сказал я поспешно, — я полностью с вами согласен.
— Так значит, поможете мне издать это?
— Знаете что, сходите-ка лучше а каком-нибудь популярный журнал. Работа ваша написана забавно, легко, ее можно будет выдать за шутку. Ну, а кому надо, разберется.
— И вы думаете, там возьмут?
— Вообще-то думаю, нет.
— Так что же делать?
— Не знаю. Как видите, мир вовсе не совершенен.
— Но вы-то так не думаете?
— Как раз думаю, — выпалил вдруг я. И тут я начал почему-то говорить о тщете бытия, о суетности, о горестях и боли, о предательстве и лицемерии, о наушничестве и подхалимстве, о низости и грязи, о бессмысленности темных и тусклых лабиринтов жизни.
Мой собеседник несколько секунд смотрел на меня словно бы с испугом. Затем лицо его просветлело, и он сказал:
— Ах, это просто у вас сейчас такое настроение.
— Возможно, — устало согласился я, — какое может быть настроение, когда девушка, единственная на свете, скажет вам вдруг, что не любит вас…
— Простите, — он кашлянул, — не об Алевтине ли Кузьминичне речь?
На секунду я потерял дар речи.
— Откуда вы знаете ее имя? — выдавил я, придя в себя. Он рассмеялся:
— Если я скажу, что изучал вашу биографию и, стало быть, знаю имя вашей жены, вы ведь все равно мне не поверите.
— У вас своеобразный юмор, — только и мог я сказать. Он ничего не ответил.
— Скажите, — я взглянул на него, — вы действительно верите в совершенство мира?
— Видите ли, вопрос о вере отпадает сам собою, коль скоро это строго доказано, — ответил он со сдержанным достоинством. — Добавлю к тому же, — он слегка наклонился ко мне и заговорил тихо, — что и Спиноза, и Лейбниц одобрили мою скромную работу. Готфрид-Вильгельм — мне случилось беседовать с ним в библиотеке ганноверского герцога — был просто в восторге. А вот со стариком Вольтером пришлось крепко поспорить.
А он все-таки псих, подумал я запоздало и забормотал, глядя в сторону:
— Да, да, Вольтер, конечно…
— Ну что ж, не буду вас больше задерживать. — Он встал.
— Я вас провожу. — Я тоже поднялся.
Мы спустились по лестнице, вышли на ступеньки перед зданием. Бледное солнце готовилось скатиться за высокие дома на той стороне реки. Мой спутник рассеянно взглянул на него и сказал:
— Да, мне уже пора. Вот и хорошо, подумал я,
— Благодарю вас, любезный мой друг, — произнес он несколько высокопарно, вновь поворачиваясь ко мне и протягивая руку.
— Что
— О нет, есть за что. Вы невольно подтвердили еще один мой вывод, и очень важный. Вмешательство в прошлое с помощью таких хрупких инструментов, как оригинальные мысли, например, невозможно также и потому, что оно, это самое прошлое, надежно защищено толстой скорлупой собственного самодовольства и тупости. Блаженна глупость, как сказал мне однажды Деэидерий Эразм в славном городе Роттердаме. Истинно так. Похоже, это относится к любой эпохе. Конечно, всегда находятся тонкие люди вроде того же Эразма или Спинозы, да они, как известно, погоды не делают. Впрочем, всему свое время. Не так ли должно быть в совершенном мире?
Я пожал плечами.
— Мне кажется, — сказал он, глядя мне прямо в глаза и словно бы изучая меня, — что вопросы, о которых мы так славно потолковали, еще долго будут вас занимать.
— Не исключено.
— Что ж, всего вам доброго и прощайте. Тут я заметил, что все еще держу в руках пегую папку. Ее тесемки болтались.
— Ваша работа, возьмите.
— Ах, да. — Довольно небрежно он сунул свой труд под мышку и легко сбежал по ступенькам. Белый лист выскользнул из папки и, дважды кувыркнувшись, спланировал на нижнюю ступеньку. Я спустился и поднял его, но окликать уже было некого. А. Макушка успел ввинтиться в толпу прохожих и исчезнуть из глаз.
Из задумчивости меня вывел голос Чингиза. Он поднимался по лестнице, румяный и счастливый. Из его портфеля торчал еще влажный дубовый веник.
— Ты чего это здесь торчишь, Саша?
— Так, провожал одного чудака.
— А, того самого. Я его сейчас встретил. Чего он хотел?
— Сказать честно, я так и не понял.
Механически я бросил взгляд на лист бумаги, который все еще держал в руке, и вдруг заметил какой-то текст — несколько строк. Буквы выглядели странно. Они слегка мерцали подобно цифрам в электронных часах. Я впился глазами в бумагу. Вверху красовался причудливый вензель, ниже было написано:
«Д-р Алоиз Макушка
Лаборатория
психологической хроноскопии
Институт истории мышления
Департамент
социальной психологии
г. Тарту
План исследований на 2481 год.
Ведущая тема: Космодицея новой цивилизации.
Техническое обеспечение:
Хроноскаф МТ-101-2500, дальность полета 25 веков. Предусмотрены контакты:
Лукиан, Плотин, Августин, Эразм, Спиноза, Лейбниц, Вольтер, Луковкин, Дашдэндэв, Нямдаваа, Кардоса-и-Арагон…»