НГ (Не Говори)
Шрифт:
Саша родился похожим на ангелочка с золотистыми кудряшками.
Он не был лысым, как многие младенцы, а с первых дней мог похвастаться симпатичной шевелюрой, ставшей его визитной карточкой и в более зрелом возрасте. Сначала родители думали, что волосы потемнеют с годами, потому что в роду блондинов у них не было. Но, несмотря на прогнозы, мальчуган остался таким же светловолосым, как и при рождении, даже закончив школу и техникум. К этому времени он вымахал почти под два метра, до которых не хватало каких-то девяти сантиметров, и набрал мышечную массу внушающую зависть и уважение его сверстников мужского пола и влюбленность у девчонок, видавших подобное, быть может, только в кино. Помимо красивого тела весом около девяноста килограммов, среди которых не было
«Сорок пять, сорок шесть…» – стиснув зубы, Алекс продолжал работать над своим телом, нагружая его под завязку, чтобы усталость не давала возможности слишком сильно погружаться в размышления о будущем.
Он не был круглым отличником, но закончил школу и техникум без единой тройки, подавая неплохие надежды. Пока зарабатывал на жизнь ремонтом автомобилей в одном из гаражей местного бывшего нового русского, потерявшего большую часть своего состояния после кризиса девяносто восьмого, но планировал перебраться в культурную столицу России, где хотел поступить в ВУЗ, имеющий возможность дать ему дорогу в будущее, должное оказаться светлым, успешным и счастливым. Алекс вовсе не хотел повторять судьбу родителей, вынужденных перебиваться с копейки на копейку, чтобы прокормить семью.
Хотя последние годы он и помогал им, этого, все равно, не хватало, так как помимо их в семье было еще трое несовершеннолетних детей, бабушки с дедушками и его племянница, рожденная одной его несовершеннолетней сестрой от уже успевшего спиться одноклассника.
И вот именно всех этих людей в количестве десяти штук Алекс должен был бросить гнить на Выселках, сам же уехав в Питер и строя свою жизнь отдельно от них. Его всегда растили, внушая, что он старший и должен заботиться об остальных. Он это прекрасно понимал. Как понимал и то, что, выучившись и устроившись на нормальную работу, он сможет заботиться о них гораздо лучше, чем будучи рядом и горбатясь за копейки. Потом, в конце концов, помимо заботы о жизнях родных, Алекс считал себя вправе позаботиться о жизни собственной, а не положить ее к ногам кого бы то ни было, пусть и тех, с кем он связан узами крови.
«Пятьдесят», – достиг нужного числа светловолосый паренек и опустился на землю, принявшись разминать руки с проступающими на них венами.
Восстановив дыхание, Алекс перешел от перекладины к другим тренажерам, желая оттянуть возвращение домой на как можно больший срок. С тех пор, как он сообщил родным о своем желании уехать, в семье возник разлад, из-за того, что мало кто поддерживал его стремления, настаивая на том, чтобы он выкинул из головы эту затею. Только дедушка по материнской линии считал, что внук должен построить свое собственное будущее без оглядки на тех, кто не в состоянии позаботиться о себе самостоятельно. Пусть Саша и старший сын, но по какому такому праву все остальные должны вскарабкиваться на его шею и свешивать ножки? Он всегда помогал без напоминаний. Родители и остальные дети в семье привыкли к этому и не хотели лишаться такой опоры, несмотря на то, что эта опора живой человек со своими планами и потребностями. Бабушка же по материнской линии просто-напросто очень боялась за внука, решившего уехать так далеко от семьи, хотя хотела, чтобы тот достиг своей мечты, а бабка с дедом с отцовской стороны считали его самонадеянным дураком, который окажется никому ненужным вдали от дома.
Начало смеркаться, и Саше пришлось покинуть площадку в лесу, иначе он не смог бы найти тропку до самого рассвета. Он шел домой, то ускоряя, то замедляя шаг. Алекс прекрасно знал, что в Выселках его никто пальцем тронуть не посмеет, быть может, кроме Хриплого, которого он отправит в отключку одним точным ударом. Но путь из леса лежал через Кукурузник, так называли соседний район, с которым у шпаны из Выселок было нешуточное противостояние. Такое всегда возникает, когда люди не знают, как еще почувствовать свою значимость в этом мире. Так вот идти через Кукурузник ночью в одиночку парню из Выселок было подобно самоубийству, даже если он и сильнее среднестатистического мужчины, ведь когда на тебя нападает толпа, вооруженная цепями и ломами, никакие мускулы не спасут. Так что Саша машинально прибавлял скорость, понимая, что не желает пасть жертвой головорезов из соседнего района, но тут же начинал сбавлять шаг, когда вспоминал про обстановку дома.
Заходя в обшарпанный подъезд, Алекс услышал подозрительный шорох, доносящийся с лестницы за старым лифтом с решеткой. Он поторопился проверить, что там происходит, потому что не мог потерпеть безобразия в своем доме.
– Нинка?.. – опешил он, увидев сестру, пытающуюся разогнать висящий в воздухе сигаретный дым, – ты что тут делаешь?
Рядом стоял куцый паренек синюшного вида, жмущийся в стену и дрожащий от страха.
– Тебе-то что? – приняла оборонительную позицию девчонка, – ты скоро, все равно, уедешь, так что не делай вид, что тебе есть до меня хоть какое-то дело.
– А ну пошла домой, – стиснул зубы старший брат. Подобного обращения от сестры он потерпеть не мог, тем более в присутствии посторонних.
Синяк нервно бегал глазками, смотря то на Сашу, то на Нину, не проронив и звука.
– А ты чего тут трешься, гаденыш? – наконец, обратил на него внимание Алекс.
– Ды… я… так… просто… – противным голосом начал оправдываться мальчуган, не зная, куда бежать: наверх смысла нет, а нижний пролет перегородил этот амбал.
– Я тебе говорил, что, если еще раз увижу тебя рядом с Ниной, будешь собирать остатки зубов с земли?
– Дык… я же… это самое… – продолжал гнусавить шкет, ползя вверх по стеночке.
Нина так и не сдвинулась с места, несмотря на слова брата.
– Домой пошла, – повторил свою «просьбу» Алекс, придвигаясь к нежеланному спутнику младшей сестренки, который и умудрился оплодотворить ее, сделав несовершеннолетней мамой.
– Оставь его в покое, – вдруг вступилась девочка, – и я никуда не пойду. Если думаешь, что можешь вот так вмешиваться в мою жизнь, то ты ошибаешься! Сегодня ты здесь, а завтра тебя и след простыл, что мне тогда прикажешь делать? Я должна принимать самостоятельные решения. И я решаю сама, с кем и когда мне общаться.
– Рот закрой, – оборвал ее брат, – ты уже приняла самостоятельное решение, когда раздвинула перед вот этим ноги. Теперь иди к результату своих действий и утирай ему сопли, а не лясы точи с этим ничтожеством. А шантажировать «уедешь – не уедешь» будешь свое говно в сортире, поняла?
Нина не нашлась, что ответить, и, стараясь проглотить вставший поперек горла ком, поплелась в квартиру.
Когда сверху донесся звук захлопнувшейся за девочкой двери, Алекс схватил за шкирку смердящего перегаром паренька. Когда оба оказались на улице, он легонько всадил ему кулак в зубы, оставив во рту кровавое месиво.
Саша редко кому-то угрожал, но каждую угрозу приводил в исполнение.
Дома все уже давно поужинали, оставив старшему из сыновей еды с гулькин нос. Такими способами домочадцы пытались заставить его остаться, думая, что, если будут наказывать его за неугодное им решение, он его переменит.
Алекс был голоден, как волк. Он сжал руки в кулаки, видя жалкие макаронины на дне сковороды, разбавленные парочкой комочков фарша, и молча вышел из кухни, где отец курил дешевую папиросу.
Отец с матерью ошибались, думая, что подобные методы сработают.