Ни дня без победы! Повесть о маршале Говорове
Шрифт:
Есть в полку и заместитель командира по политической части. Раньше он назывался комиссаром.
Комиссаром в полку у Говорова был Пётр Викентьевич Брылькус. До революции он служил матросом на Балтийском флоте. После того, как демобилизовался Василий Арсеньевич Будилович, комиссар Брылькус стал самым близким другом Леонида Александровича. Они всегда верно понимали друг друга, разговаривали просто и откровенно. Говоров учил Петра Викентьевича стрелять из пушек, обращаться с техникой. Комиссар учил своего командира самой главной науке — обращению с людьми.
Однажды, когда задержались с дровами для полковой бани, комиссар сказал:
— Ты не обязан проверять, поехали за дровами или не поехали, но ты обязан так воспитать начхоза и доктора, чтобы для них задержка помывки полка была подобна задержке собственного сердцебиения, вызывала бы в организме такую же боль и панику.
— Умеешь ты образно высказываться, Викентьич, — усмехнулся Говоров. — Приятно послушать.
— Так я бывший матрос, — сказал комиссар. — Матросы, любят поиграть словцом и нарисовать выразительную картину без помощи карандаша. Ты, Леонид Александрович, считай себя как бы капитаном корабля. Знаешь ведь, что ответственность за любую аварию ложится на капитана. Наш полк — большой корабль, всегда готовый к самостоятельному плаванию. Есть на нём и матросы, и штурманы, и механики, а всё равно отвечаешь один ты. И перед вышестоящим начальством, конечно, но прежде всего перед своей совестью.
— Согласен, Пётр Викентьевич, — сказал Говоров. — И сравнение с капитаном корабля мне нравится.
— Как же ты можешь со мной не согласиться, когда я тебя люблю и желаю тебе только хорошего, — засмеялся Брылькус. — В этом случае сопротивляться и не соглашаться просто неразумно.
— Есть способ безошибочно отличить умного от глупого, — сказал Говоров. — Умный благодарит друга за критику его действий, а глупый на такую критику обижается.
— Намекаешь, что ты умный? — поддел Говорова Брылькус.
— Некоторые так считают. И знаешь, хочется поверить.
— Ещё рано, — покачал головой комиссар. — Не поддавайся соблазну. С людьми ты пока что излишне суров. Знаю, что у тебя непреклонный характер и жизненный путь твой в редких местах был мёдом помазан, но нельзя все требования, которые предъявляешь себе, распространять на подчинённых. Если бы они могли делать всё то, что можешь ты, незачем было бы тебя ставить над ними командиром. Будь твёрдым, будь железным, это твоё право. Но в душе оставайся мягким к людям, командир. Люби людей, и тогда они потянутся к тебе со всеми своими делами, заботами и чувствами. И сделают для тебя в бою невозможное, выполнят любой приказ.
— Я люблю своих бойцов, — сказал Говоров, — и делаю для них всё, что в моих силах.
— Вижу. Поэтому я тебе личный друг, а не только политический комиссар твоего полка. Ты сможешь делать ещё больше, — продолжал Брылькус, — если искоренишь одно заблуждение.
— Какое?
— Ты думаешь, что сам уже воспитался и теперь обязан только воспитывать других. Нет, дорогой командир. Советую: обучая, учись, а воспитывая, воспитывайся сам. Когда так поставишь дело, тогда ладно уж — можешь считать себя умным человеком.
После этого разговора Леонид Александрович часто думал о себе, как о капитане огромного корабля, который называется полк. Этот корабль должен быть в постоянной готовности к любому, самому трудному плаванию. Можно было разбудить бойцов среди ночи и объявить боевую тревогу — и каждый знал, что ему делать. Однажды приехала внезапно комиссия из штаба военного округа.
— Выводите полк на боевые стрельбы в полной готовности, — сказал Говорову председатель комиссии. — Район операции будет здесь.
Председатель комиссии указал на карте район с самой трудной пересечённой местностью.
Через несколько минут полк был выстроен. Раздались команды командиров батарей:
— Поорудийно, справа за мной, шагом ма-а-арш!
Спокойно и ровно тронулись запряжки, направились к району стрельб. Впереди каждой батареи поскакала разведка и конные телефонисты, чтобы выбрать позицию, разбить фронт батареи и установить телефонную связь. Батареи перешли на галоп, быстро поскакали к своим позициям. Первая батарея, вторая, третья…
С наблюдательного пункта члены комиссии и Леонид Александрович хорошо видели, как сильно прыгали передки и зарядные ящики на ухабах и выбоинах. И вдруг у всех замерло дыхание: один боец упал с передка повозки. Ещё секунда, и его раздавило бы колёсами пушки, но ездовой круто развернул уносы, и колёса вильнули в сторону, объехав лежащего бойца в нескольких сантиметрах.
Сняв фуражку, вытирая вспотевший лоб, председатель комиссии сказал:
— Ездовому объявить благодарность… Даже нет: поощрить именными часами от командующего округом. Виртуоз своего дела!
— Виртуозами без практики не становятся, — заметил комиссар Брылькус.
— Что вы этим хотите сказать? — спросил председатель.
— Только то, — ответил Брылькус с мягкой улыбкой, — что у нас в полку отрабатывают такое упражнение: объезд упавшего номера расчёта.
— Казалось бы, лишняя работа, а в итоге — спасённая жизнь, — сказал председатель комиссии.
Батареи достигли своих позиций и быстро заняли боевое положение.
Начались стрельбы.
Первая батарея поразила сорок шесть целей из пятидесяти. Третья накрыла своим огнём сорок две цели. Вторая батарея стреляла похуже и поразила только тридцать три цели из пятидесяти.
— Позвольте мне поправить дело, товарищ комполка! — обратился к Говорову комиссар Брылькус.
— Вы разрешите? — спросил Говоров у председателя комиссии.
— У вас и комиссар стрелять умеет? — удивился председатель. — Он что, бывший артиллерист?
— Я бывший палубный матрос, — сказал Брылькус, — но стрелять вроде бы немного научился в говоровском полку.