Ничего личного
Шрифт:
Михаил Владимирович Осокин, подполковник милиции и начальник отдела контроля потребительского рынка УВД Города являлся счастливым обладателем просторной квартиры в новеньком кирпичном доме, полученной от нашего Завода по непонятным и мутным договоренностям с бывшим директором Завода. И я усиленно подталкивал нынешнего директора к принуждению этого самого подполковника приносить пользу Заводу, в деле сокращения дебиторской задолженности и сокращению долга по заработной плате перед трудовым коллективом, но директор, с упорством, достойным лучшего применения, к сотрудничеству подполковника склонять не желал, очевидно опасался вредных последствий. И у нас с директором уже третий раз за последний месяц на этой почве возникали разногласия, хотя этот
— Ты, кстати, в суд ездил? — генеральный решил «соскочить» с неудобной для нас обоих темы: — Когда заседание назначено?
— На следующей неделе. Вы не волнуйтесь, все будет в порядке.
Директор криво улыбнулся, и я его прекрасно понимал.
На генерального директора подали в суд. Его предшественник, в надежде вернутся на хлебную должность, обновил свои старые связи, раздав лицам, принимающим управленческие решения, немыслимые авансы и теперь мы имеем то, что имеем — в районном суде, на рассмотрении, находиться иск, поданный Министерством топлива и энергетики к моему шефу о его увольнении за прогулы. Да, именно так, трудоголика Соколова, что приперся на рабочее место, как только он смог уверенно передвигаться на костылях, государство в лице министерства пытается уволить за прогулы, по части третьей статьи тридцать третьей Кодекса законов о труде. Уже было два судебных заседания, на которых, несколько уволенных в этом году с Завода, человек, привлеченных в качестве свидетелей, единообразно, как по бумажке, поведали участникам гражданского процесса, что с декабря месяца директора ни на территории предприятия, ни на его рабочем месте, они не видели, вместо него заводом руководили непонятные люди и заместители директора, что, безусловно, повлекло, и без того тяжелое, ухудшение положения трудового коллектива предприятия.
Глава 21
Глава двадцать первая.
Творчество Льва.
Июнь 1993 года
С Аней и ее подельниками я встретился на допросе в городской прокуратуре, на очных ставках, причем девушка была единственная из их банды, кто признательные показания на тот момент не дала. Парней сломали на непрерывных допросах, на вторые сутки, и они показали полуразрушенный барак, расположенный в ста метрах от псевдо-нотариальной конторы, где, под слоем мусора раскопали три полуразложившихся трупа незадачливых продавцов авто. С установлением личностей погибших проблем не было — все они числились пропавшими без вести, причем, вместе с автомобилями.
Вывеска нотариальной конторы была самой настоящей. Нотариус, женщина преклонного возраста, умерла, а отдел юстиции занимался более интересным делом — оформлением и распределением лицензий частнопрактикующим нотариусам, поэтому с выемкой документов, бланков и печатей конторы возникла некоторая заминка. Вневедомственная охрана, не получив платеж за апрель, объект с охраны сняла, чем воспользовались вездесущие местные детишки. На пацанов, ставящих печать на угол дома обратил внимание один из парней, который обменял печать на пару пачек сигарет и бутылку пива. Ну а, временно оставшуюся бесхозной, контору, троица посетила уже следующей ночью, вынеся оттуда компьютер, принтер, номерные бланки и книгу регистрации нотариальных актов, а также вывеску.
Банда успела продать две похищенные машины из трех, выдавая покупателям доверенности от имени покойного нотариуса, сроком на три года, причем сервис у ребят был поставлен на высоком уровне — покупатель выдавал бандитам свои паспортные данные, а через несколько часов, в обмен на деньги, получал автомобиль со всеми документами и доверенность, заверенную нотариусом, с правом продажи, и все это без хождений по инстанциям и стояния в очередях.
Полные данные покупателей оставались в памяти компьютера, изъятого в квартире, что снимала злополучная троица, ток что с «доказухой» по данному делу у правоохранителей было все в порядке.
Локация — Районный, имени Основоположника, суд.
— Представители сторон, ваши документы и полномочия.
Юрист из министерства подал судье через секретаря свое служебное удостоверение и доверенность. На мою доверенность, где подпись генерального директора заверила начальник отдела кадров, председательствующий судья посмотрела без особой приязни. Еще на первом заседании мы с ней сцепились — дама не могла поверить, что подпись на доверенности, заверенная по мусту работы или жительства, приравнивается к нотариально заверенной. Хорошо, в процессуальном кодексе об этом написано недвусмысленно — попытка судьи как-то иначе интерпретировать закон успехом не увенчались.
— Слушается дело по иску Министерства… — начала судья формальную часть заседания: — Стороны встаньте. До начала судебного заседания ходатайства имеются?
— Да, уважаемый суд. — я встал со стула: — Просим приобщить к материалам дела выписку из клиники, где проходил лечение мой доверитель, а также нотариально заверенный перевод этой выписки.
Честно говоря, не знаю, на что надеялось министерство. Либо оно не на что не надеялось, а просто пошло на поводу старого директора, который занес куда надо денежный эквивалент своих богатств. Во всяком случае, московский юрист лишь имитировал бурную деятельность, не проявляя ни малейшего полета фантазии. Да и сложно моему оппоненту что-то противопоставить нашим аргументам.
В первые два заседания перед судом предстал десяток свидетелей, которые со слезами на глазах рассказывали, как тяжело им было работать и кормить свои семьи при нынешнем директоре. Посмотрев, как сочувственно кивают головами две пенсионерки — народные заседатели, подпирающие, сидящую с равнодушным лицом судью, тут-же выкатил свою правду. Несколько, представших перед судом свидетелей была в свое время уволена ответчиком за употребление спиртных напитков причем к их увольнению было трудно прицепится — по отрицательным мотивам без моей визы с Завода никого не увольняли. Следовательно, такие свидетели должны испытывать личные неприязненные чувства к ответчику и их объективность должна быть поставлена уважаемым судом под сомнение. Двое свидетелей, уволившихся по собственному желанию с нашего ужасного Завода и помыкавшись на вольных хлебах, пытались вновь трудоустроится, во всяком случае их заявления о приеме на работу суду я предоставил.
А в довершении всего в потребовал приобщить выписки из статистических исследований, как по стране, так и по нашей области, где, по сравнению с падением экономических показателей промышленности, наш Завод выглядел вполне прилично, а, в очень левой федеральной газете «Ночь» обнаружилась даже статья, где наш завод называли флагманом производства, сохранивший свои социальные обязательства перед трудовым коллективом. И обошлась газета совсем недорого, потому что написали там исключительно правду.
С нарушением контракта со стороны генерального тоже вышло интересно — костяк трудового коллектива и соц-куль-быт директор сохранил, зарплату выплачивал регулярно, уменьшение производственного травматизма, благодаря ненависти к алкашам добился, а денежная составляющая плановых показателей была вообще указана в ценах позапрошлого года, без каких-то указаний о корректировке, так что по этому пункту планы заводы перевыполнял в десятки раз.
На оглашение решения министерский юрист даже не остался — вяло, но вежливо, сунул мне ладонь на прощание, буркнув, что опаздывает на самолет и покинул здание провинциального суда, так что решение суда о отказе в иске министерства я заслушивал в одиночестве.