Ничейная земля
Шрифт:
Вторым в списке жильцов дома на Беднарской улице был Вацлав Ольчак, торговый агент. Из полицейских донесений следовало, что Ольчак холост, сорока двух лет, неплохо зарабатывающий, с безупречной репутацией и с вполне приличными знакомствами. Он занимал трехкомнатную квартиру на третьем этаже, в которой бывал редко из-за постоянных разъездов, в том числе и заграничных. Запись предварительного допроса, который вел комиссар полиции, и в этом случае была удивительно скупой. Ольчак заявил, не вдаваясь в подробности, что знал Юрыся давно, что они встречались несколько раз, но, по его словам, на нейтральной почве, капитан никогда не навещал его на Беднарской. 28 октября Ольчак провел вечер дома, в обществе женщины, фамилию которой (комиссар не счел это необходимым) он не назвал.
Следователь вызвал
— Торговые дела, пан следователь… — Пауза, он колеблется, смотрит на Кшемека. — А в Варшаве? Ну… как бы это сказать, надобностью привести в порядок счета. Для этого, пан следователь, я несколько раз и встречался с Юрысем. — Ожидание. — Да, несколько раз… Я его любил, у него бывали идеи, в оптике разбирался.
Банальный вопрос:
— Что вы думаете о Юрысе?
Уклончивый ответ, голос более спокойный и такие же общие слова, как и раньше:
— Человек он был способный, умел владеть собой, немного таинственный, вот именно, таинственный, ничего о своей личной жизни, как будто один на свете…
Итак: знал торговый агент или не знал? А если попробовать с фланга, осторожненько, чтобы дать возможность Ольчаку отступить, чтобы ничего лишнего…
— Пан Ольчак, кем был Юрысь по специальности?
— В последнее время журналистом. — На лице улыбка, тень улыбки. — В Берлине — торговым агентом, пан следователь, таким я его знал…
Кшемек почувствовал облегчение, а также что-то вроде уважения к Ольчаку; умный все же мужик, только зачем называл фамилию Напералы? Теперь можно было бы его немного и поприжать, но опять эти его руки, потные руки на письменном столе.
— А что же это были за торговые дела, пан Ольчак?
Объяснил, что дела обычные, закупки в берлинских фирмах, небольшие комиссионные. Только раз удалось продать большую партию товара одному французу и получить приличную прибыль. Но ничего нелегального…
— Это значит, что француз у вас купил немецкую оптику?
— Да, так и было, пан следователь… Видимо, он предпочел купить у нас, а не прямо у них, так в торговле иногда бывает. Эта сделка сблизила Юрыся и меня.
Все это Кшемека не особенно интересовало, пожалуй только одно — почему Ольчак вспомнил о сделке с французом. Но на всякий случай следователь решил вернуться к варшавским делам, так оно вернее. Когда они в последний раз встречались? Недавно, кажется, месяц назад — торговый агент не помнил даты, — вместе поужинали, солидно, у Симона. Планировали ли еще какие-нибудь совместные сделки? Нет, уже нет… Значит, встреча носила чисто дружеский характер?
Кшемек был довольно опытным следователем, чтобы не заметить нерешительности торгового агента. Ольчак взвешивал каждое слово, фразы получались гладкими и осторожными. Нравились друг другу, естественно, оба холостые, обычный мужской ужин, к тому же остались кое-какие финансовые дела…
— Столько лет прошло, — следователь выказал удивление, — и вы все еще не успели окончательно рассчитаться? Так это надо понимать?
Ольчак объяснил, что Юрысь и позже принимал участие, правда не сам лично, а деньгами, в некоторых его делах. Вот они и подвели итог, к обоюдному удовлетворению. Он, Ольчак, человек чрезвычайно щепетильный и возможному наследнику Юрыся, если таковой объявится, представит полный финансовый отчет.
— Это значит, что наследник Юрыся получит от вас какую-то сумму? Какую?
Торговый агент ответил, что ему сейчас трудно сказать, но деньги небольшие. Если пан следователь захочет…
Кшемек еще не знал, захочет ли он, в этот момент он думал о том, что вот Юрысь предстал перед ним с совершенно неожиданной стороны. Компаньон мелкого торгового агента, продажа оптических приборов, нет, этого Кшемек не ожидал. Но капитан запаса ведь должен же был иметь какие-то свои записи, касающиеся этих торговых сделок, счета, ну и деньги… А в квартире не было ничего обнаружено: ни денег, ни чековой книжки, ни клочка бумаги, который свидетельствовал бы о контактах с Ольчаком. Не очистили ли квартиру раньше полиции? Кто? Так профессионально, так тщательно, не оставив никакого следа…
— Значит, вы, пан Ольчак, утверждаете, что Юрысь никогда не был у вас на Беднарской?
— Не был. — Страх, казалось, прошел, руки убраны со стола и положены на колени.
— А не встречали ли вы его когда-нибудь в своем доме или где-то поблизости?
Ольчак ответил не сразу.
— Да, пожалуй, но это было давно. Юрысь покупал пирожные в кондитерской напротив…
Шел дождь, он помнит дождь, потому что стоял в подворотне, поджидая извозчика. Юрысь подбежал и встал рядом. Они перекинулись несколькими словами, а тут как раз появилась пролетка. Ольчак уехал, а Юрысь остался. Но поднялся ли он по лестнице наверх и к кому?
Следователь признал, что этот факт может быть интересен, значит, Юрысь все же бывал на Беднарской. Он задал торговому агенту еще несколько вопросов, имеющих уже скорее формальный характер. Потом потребовал назвать фамилию женщины, которая провела у него тот вечер. Агент сообщил без всякого сопротивления: Хылинская, маникюрша из парикмахерской, что на Хмельной улице. И уже когда Ольчак вставал, Кшемек, по правде говоря, сам не желая этого, понимая бессмысленность своего вопроса, не относящегося к следствию, спросил:
— Где вы познакомились с майором Напералой?
— После моего возвращения из Берлина, пан следователь, — ответил тот.
Допрос был окончен, однако Кшемека преследовало совершенно неоправданное чувство вины, как будто он подбегал к препятствию и останавливался, все время останавливался, поднимал трубку телефона и снова клал ее на место. «У меня ничего нет, — повторял он, — ничего нет, но, может быть, будет…»
На третьем этаже дома на Беднарской улице жил третий по списку человек, интересующий следствие, некий Тадеуш Клюза. Из полицейской записи следовало, что это пенсионер, инвалид войны; с Юрысем он познакомился в кафе на Длугой улице, в маленьком спокойном заведении, куда регулярно ходил два раза в день. Да и что старому больному человеку еще нужно от жизни? Следователь, как только увидел Клюзу на пороге своего кабинета, понял, что этот допрос, хотя теперь ему нечего было опасаться, просто обычная трата времени. Клюза был низкий, худой, ходил на костылях; и хотя никто его об этом не спрашивал, объяснил, что это с ним случилось в окопах под Замостьем, потом полевой госпиталь, ногу ампутировали и остался такой вот обрубок, остатки человека, ноль, пенсия по инвалидности, другими словами — гроши, к счастью, у мужа сестры есть маленькая усадьба под Остроленкой, он и помогает чем может…