Ничейная земля
Шрифт:
И прежде чем он сел за круглый стол в плохо освещенном кабинете Напералы и взял сигарету, которую ему предложил майор, он понял, что сейчас не он, Завиша, разыгрывает эту партию и что к концу игры, — а ведь когда-то этот конец он представлял себе совершенно иначе, — у него почти нет козырей, ибо все, что он еще может бросить на полированную, красного дерева, поверхность стола, обернется против него.
Владек смотрел на старого приятеля внимательно и даже сердечно, казалось, что он переполнен чувством искренней дружбы, что в нем живет память о давних общих делах, о боевых подвигах и о твердом мужском братстве.
— Ты плохо выглядишь!
— Возможно, — пробормотал Завиша.
Не он вел сегодняшний разговор, это стало ясно с первого слова, с той минуты, когда они
— Что у тебя слышно? — спросил Наперала. — Я думал, что ты вот-вот объявишься. Очень было бы кстати. Забываешь о старых друзьях. Рюмочку выпьешь?
— Да.
— У меня «Старовин». Давай за твое здоровье. Все еще занимаешься объявленьицами?
— Сам знаешь…
— Знаю, знаю. Не очень-то ты разговорчив. И напрасно дуешься. Наперала все помнит.
Они посмотрели друг на друга. Завиша тащил его тогда по траве, потом нес через речку, с трудом вытаскивая ноги из грязи. А когда наконец положил его под куст, увидел лицо Напералы — неподвижное, серое, похожее на гипсовую маску.
— Я быстро забываю, — буркнул ротмистр.
— Это невозможно забыть, браток, — заверил его Наперала. — Честно говоря, я сам хотел зайти к тебе, — продолжал он, — чтобы по-дружески, вечерком… Но сам знаешь, как у меня. Ну и к тому же нам надо несколько вопросов согласовать, — обрадовался он тому, что нашел подходящее слово. — Да, согласовать. Мне кажется, что ты не относишься к нашей встрече слишком уж… официально. Разве может такое быть: я и ты — официально? — удивился майор.
— Налей еще, — сказал Завиша.
Наперала наполнил рюмки. Он смотрел, как ротмистр пьет, ловко вливая водку в рот.
— А может, ты хочешь мне что-нибудь сказать? — спросил майор.
Завиша счел его вопрос риторическим, и, пожалуй, это было очко в его пользу. Теперь он не собирался менять тактику; любая попытка атаковать должна была кончиться неудачей. Завиша ясно понял, что уже ничего не хочет от Напералы, ему не хочется с ним играть. Вначале, когда он занимался делом об убийстве Юрыся по поручению, как ему казалось, Вацлава Яна или для Вацлава Яна, он мог, а может быть, даже обязан был поговорить с Напералой, потому что тогда они разыгрывали партию на одной шахматной доске. Тогда бы он попытался найти в его позиции слабые места, напасть на Владека и дать ему бой на равных. И даже собирался победить. Теперь уже ничего добиться было нельзя, даже ничьей, потому что дело велось не против Напералы и не в поддержку не очень-то ясных планов полковника Яна, а в более широком и важном смысле оно непосредственно касалось лично его, Завиши-Поддембского. Он остался на поле боя один, ибо не хотел и не мог думать о возможных союзниках. С ним не было даже Фидзинского. Молодой человек сухо проинформировал его о беседе с Круделем и о дальнейшей судьбе приятеля Эдварда Зденека. И вообще они встретились случайно на углу Крулевской улицы; Фидзинский провожал красивую девушку, он попрощался с ней у дома, а потом назвал Завише фамилию: Виснич. Они как раз собирались вместе ехать в Закопане, Эдвард получил отпуск. При этом он смотрел на ротмистра с беспокойством, будто опасаясь, что Завиша может им как-то помешать.
— Я вам нужен? Так мало можно сделать в этом деле…
То есть, видимо, можно и нужно, но он, Фидзинский, не представляет себе, каким образом его участие… Ведь в конце концов он только начинает жизнь и мало что понимает… В нем не было ни на грош энтузиазма, которым отличался его отец. Только безразличие. Завиша хотел сказать ему, что он о нем думает, но не стал связываться, а просто подал руку и ушел. Естественно, при этом он подумал, что от
— Ты меня не слушаешь, — заявил Наперала.
— Ну что ты, слушаю, слушаю…
А Наперала как раз начал читать лекцию. Завиша понимал, что это только пролог к допросу (да и как иначе можно назвать их разговор?), который произойдет позже, а сейчас проводится психологическая подготовка с использованием оружия всех видов, которая обеспечит майору хорошие исходные позиции. Пробуй, Наперала! Если бы ты знал, как немного тебе удастся из меня вытянуть!
Наперала говорил лениво, прерываясь только для того, чтобы глотнуть «Старовина», именно так, как это делается во время беседы с близким другом. Нет сомнения, доказывал он, что в последние несколько лет — время бежит быстро, а мы стареем — Завиша был далек от политической и военной деятельности, и только контакты с Вацлавом Яном, довольно нерегулярные и недавние, снова в какой-то степени втянули его в орбиту этих сложных дел. Видимо, поэтому он и ведет себя как любитель и не придает значения тем мероприятиям, которые проводит Отдел. К тому же он недооценивает знаний и способностей работников Отдела, ибо эти люди стали гораздо более опытными, чем тогда, когда Завиша недолгое время там работал. Вот почему он, Наперала, старый товарищ Завиши, хочет совершить акт посвящения своего друга, чтобы он несколько иначе взглянул на интересующие их обоих события. Завиша должен знать, что Отдел ведет трудную игру с противником, добиваясь значительных успехов; об этом свидетельствует получаемая информация и число обезвреженных агентов. Мы много знаем, очень много, повторял Наперала. И не так уж все это приятно, Завиша может ему поверить, он не спит по ночам и пичкает себя разными порошками, как старая дева. Майор вздыхал и пил «Старовин».
— Обе стороны, — объяснял он, — охотно используют тактику дезинформации. Иногда доходит до многоходовых комбинаций, необыкновенно трудных, как будто перед тобой шахматная доска с зашифрованными фигурами, противник подставляет тебе коня, но ты знаешь, что это только пешка, не берешь его, но уже в следующей схватке конь оказывается ладьей, и тебе нельзя допустить ошибки, ибо ты тоже передвигаешь зашифрованные фигуры. Количество возможных комбинаций… Видимо, Завиша уже догадался, что в одной из таких партий принимал и еще в каком-то смысле принимает участие Юрысь. Вполне возможно, что бессознательно, майор подчеркнул слово «возможно», Юрысь стал орудием дезинформации.
Наперала замолчал, а через мгновение в его голосе появились иные, более резкие нотки.
— Записка или, скорее, письмо Юрыся, а оно доказывает, что наш приятель ничего не понял, является прекрасным примером техники дезинформации. И нелояльности тоже. Немцы пытались нам подставить Ратигана… По многим причинам, о которых я не буду говорить. Не исключаю также и того, что информация о мнимых контактах Ратигана с абвером должна была еще больше усилить достоверность так называемых записей полковника Х.
Завиша молчал, пил водку и молчал. Это начинало его забавлять.
— Письмо Юрыся ты, конечно, получил от полковника Яна, — сказал он наконец. Теперь его уже ничто не могло поразить, и он совершенно спокойно воспринимал каждый удар.
— Тебя это удивляет?
— Меня ничто не удивляет. Даже твоя уверенность, с которой ты дисквалифицируешь автора информации.
Наперала пожал плечами.
— Ты все представляешь слишком упрощенно. Каждая информация тщательно исследуется. Что же касается полковника, то ты показал свою прямо-таки детскую наивность, и поэтому Ян вынужден был отказаться от твоих услуг. Подумай: что ты знаешь о его многочисленных контактах? Я тоже когда-то работал под командованием полковника, и можно легко себе представить, что мы оба могли бы оказаться рядом с ним. Я это говорю для того, чтобы ты понял. Чтобы действовать, нужно рассматривать все возможные варианты развития событий. Я говорю с тобой как с другом… Соотношение сил в приближающейся войне, если она, конечно, будет, явно не в нашу пользу. Предположим, что немцы блефуют, что вполне вероятно, но мы должны принимать во внимание и другой вариант.