Ничто не случайно
Шрифт:
– По-моему, где-то в сарае у меня был полиспаст… Конечно есть. Едемте со мной и заберите его.
Я отправился вместе со Стэном в его сарай, находившийся в двух милях от Пальмиры.
– Я живу ради моих самолетов, – говорил он, пока мы ехали. – Я не знаю… я действительно чуть помешан на самолетах. Не знаю, что я стану делать, когда завалю медкомиссию… думаю, все равно буду летать.
– Стэн, ты просто не знаешь… просто не знаешь, как я тебе признателен.
– Чего там. Хорошо, что эти стойки вам сгодились, вместо того, чтобы валяться в ангаре. Я даю рекламу и много запчастей продаю тем, кто в них нуждается. Здесь вы можете взять любую стойку, но какому-нибудь пройдохе, который развернется и тут же их перепродаст, они обошлись бы в пятьдесят долларов. У меня в ангаре есть все необходимое для сварки и еще много чего, что вам могло бы пригодиться.
Мы свернули с шоссе и остановились у старого, с облупившейся краской красного сарая. С одной из балок свисал полиспаст.
– Так я и знал, что он здесь, – сказы он.
Мы сняли его, погрузили в кузов грузовичка и отправились обратно на аэродром. Мы подъехали к самолету и в последних лучах заходящего солнца смонтировали полиспаст на раме.
– Эй, парни, – сказал Стэн, – мне пора ехать. Здесь есть аварийная лампа и где-то был удлинитель, есть и верстак, пользуйтесь. Закройте только все, когда будете уходить, ладно?
– О'кей, Стэн, спасибо.
– Рад был помочь.
Мы принялись снимать погнутые стойки. Когда они были убраны, крылья обвисли еще больше, и мы подставили козлы под края нижних крыльев. До темноты мы успели выпрямить крепления закрылков и отрихтовать капот.
Немного погодя мы оставили работу и отправились ужинать, заперев за собой ангар Стэна.
– Ну, Пол, должен сказать, ты и выдал номер. «Если в вашем самолете есть какое-нибудь слабое место. Испытательная Служба Пола Хансена отыщет и сломает его для вас».
– Нет, – сказал Пол. – Я только коснулся земли и сказал: «Боже правый, я его посадил!» – как тут – бабах! Знаешь, о чем я сразу подумал? О твоей жене. – «Что подумает Бетт?» Первым делом.
– Я ей позвоню. Скажу, что ты о ней думал. – Бетт, Пол думал о тебе сегодня, когда вдребезги разбивал мой самолет.
Некоторое время мы ели молча, затем Пол просиял. – Мы сегодня кое-что заработали. Эй, казначей. Сколько мы сегодня заработали?
Стью отложил вилку и достал бумажник. – Шесть долларов.
– Но Великий Американский должен мне кое-что, – сказал Пол. – Я уплатил четвертак мальчишкам, нашедшим ветровой вымпел.
– А я купил жатую бумагу, – сказал Стью. – Она стоила шестьдесят центов.
– А я купил масло, – сказал я. – Это уже интересно.
Стью выплатил каждому по два доллара, потом я потребовал часть их доли в возмещение расходов на масло, с каждого по семьдесят пять центов. Но и сам я был должен Полу восемь и одну треть цента, как часть платы за нахождение ветрового вымпела, а Стью я был должен двадцать центов за жатую бумагу. Так что Стью уплатил Полу восемь центов, вычел из моего заработка двадцать центов и выдал мне пятьдесят пять центов. Пол снял со своего счета восемь центов и остался мне должен шестьдесят семь центов. Но мелочи у него не было, поэтому он дал мне монету в пятьдесят центов и две по десять, а я дал ему два пенни. Я со звоном бросил их на его кофейное блюдце.
Мы сидели за столом перед маленькими столбиками монет, и я сказал, – Все в расчете? Говорите сразу или навсегда оставьте это при себе…
– Ты должен мне пятьдесят центов, – сказал Стью.
– Пятьдесят центов! Откуда это я тебе должен пятьдесят центов? – спросил я. – Ничего я тебе не должен!
– Ты забыл включить зажигание. После того, как я чуть не отдал концы, крутя ручку, ты забыл включить зажигание. Пятьдесят центов.
Неужели это было сегодня утром? Было, и я заплатил.
Джо Райт, проезжая мимо, остановился и стал настаивать, чтобы мы переночевали в конторе. Никто не будет пересчитывать банки с маслом.
Там были две кушетки, но мы свалили в конторе все наше имущество, и наша спальня снова больше походила на авиазавод, чем на спальню в конторе.
– Знаете что? – заговорил Пол, лежа в темноте и куря сигарету.
– Что?
– Знаете, я не испытывал страха перед тем, что могу получить какую-нибудь травму. Единственное, чего я боялся, так это повредить самолет. Я вроде бы знал, что самолет не допустит, чтобы со мной что-то случилось. Ну не смешно ли?
Будущее «Великого Американского» зависело от пилота, парашютиста, механика и друга, и всем им было имя Джонни Колин, который летал с нами в Прейри дю Шайен и буквально сотворил чудо, приведя биплан в порядок после той аварии.
На другой день в три пополудни Пол завел Ласкомб и вылетел на запад, в Эппл Ривер, где у Джонни была своя взлетная полоса. Если все пойдет по плану, он должен вернуться до темноты.
Стью и я хлопотали у самолета, доделывая все, что можно было, до начала сварочных работ, и наконец делать больше стало нечего. Теперь все зависело от того, привезет ли Пол Джонни в своем Ласкомбе.
Немного погодя появился Стэн и выкатил свой Пайпер Пейсер для дневного полета. Приземлился трехлапый Чероки, тут же развернулся и снова взлетел. Тихий день в маленьком аэропорту.
У крыла остановилась автомашина, и из нее вышло несколько пальмирцев, которых мы со вчерашнего дня уже знали.
– Как идут дела?
– Дела о'кей. Немного сварки, и можно будет собирать его в кучу.
– На мой взгляд, он все же выглядит довольно побитым.
Сказавшая это женщина сочувственно улыбнулась, показывая, что не хочет нас обидеть, но ее друзья этого не заметили.
– Не доставай их, Дьюк. Они тут целый день вкалывали над этим бедолагой-старичком.
– Да они на нем еще полетают, – сказала Дьюк.
Странная это была женщина, и с первого взгляда мне показалось, что она находится где-то в тысяче миль отсюда, и что эта ее часть, живущая в Пальмире, штат Висконсин, вот-вот произнесет волшебное слово и исчезнет.
Когда Дьюк начинала говорить, все ее слушали. Она излучала едва уловимую печаль, словно была представительницей некоей затерянной расы, захваченной в детстве людьми и воспитанной в наших порядках, но все еще помнящей свой дом на другой планете.
– Это все, чем вы зарабатываете себе на жизнь, летая по округе и катая людей на самолетах? – спросила она. И она взглянула мне прямо в глаза, ожидая услышать правду.