Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 2
Шрифт:
В комнате повисла тишина. Все члены семейства Гоуд смотрели друг на друга, не зная, что делать дальше. Они пригласили этого человека, думая, что он что-то вроде набожного пандита, а он отплатил им за гостеприимство, наорав на одного из них, и очевидно, без всякой причины. Мы допили чай в молчании, и через несколько минут уже сидели в их машине и ехали домой.
Учитель не произнес ни слова с момента его вспышки в доме Гоудов, но, когда мы были примерно на полпути домой, он повернулся ко мне и спросил: «Как ты думаешь, им понравилось это чаепитие?» Затем он расхохотался и продолжал посмеиваться и хихикать, пока машина не остановилась
Я продолжал жить там. Они, похоже, не винили меня за вспышку учителя. Несколько дней спустя у меня было интересное переживание, когда я молча сидел в саду мистера Гоуда. Это был красивый цветущий оазис посреди города, полный роз, деревьев и белок. Когда я сидел там, ощущая безмолвие и пустоту, я внезапно обнаружил, что могу общаться с птицами и деревьями вокруг меня. Глядя на них, я понимал все их мысли и чувства, и я обнаружил, что могу даже передавать им свои мысли, точно зная, что они меня понимают. Это было чудесное открытие, которое заставило меня пережить свое единство с окружающей природой.
Когда я в следующий раз увидел учителя, я рассказал ему об этом переживании и закончил словами: «Теперь я знаю то, что знают мистики».
Учителя нисколько не впечатлил мой опыт. Его единственным ответом было: «Это был мистический туман. У них всех глаза были затуманены. Они не могли увидеть, что происходит на самом деле».
Это прозвучало настолько убедительно, что мой опыт лопнул, как мыльный пузырь, и я не знал, за что мне держаться или считать «своим». У учителя была необыкновенная способность сводить на нет ценность всех переживаний и любое отождествление с ними.
«В Я, – говорил он, – нет переживающего и нечего переживать. Если переживающий существует, что бы он ни переживал, это не может быть реальностью. Реальность открывается только после того, как все переживания исчезают».
Несколько дней спустя учитель взял меня с собой обратно в Харидвар. Он все еще был полон решимости показать мне, кто я на самом деле. Мы тихо проводили время вместе, просто гуляли, купались, сидели и разговаривали. Он рассказывал мне множество историй и давал много учений, но у меня не было того переживания, которого он непрерывно добивался. Я иногда чувствовал себя дураком, потому что я, похоже, никак не мог уловить смысл того, что он говорил. Мой ум понимал его слова, но я не мог пройти назад до того места, откуда, как он говорил, возникает ум. Иногда у меня были маленькие проблески, но мне не удавалось их удержать.
Один раз, к примеру, мы сидели в его любимой чайной на берегу Ганги. Он читал утреннюю газету, а я сидел рядом с ним и обдумывал те слова, которые он сказал мне. Внезапно, безо всякого усилия с моей стороны, ход моих мыслей остановился и вместо них появилась невероятная ясность и покой.
Прежде чем я смог что-либо сказать, учитель взглянул на меня поверх своей газеты и сказал: «Вот оно. Теперь держись этого». И снова принялся за газету. Как и все мои остальные переживания, это переживание пришло и ушло.
Должно быть, между учителем и мной существовала особая связь, которая заставляла его вкладывать в меня столько энергии. Большинству людей, которых он встречал в то время, он давал один или два шанса. Сцена в доме Гоудов, которую я описал, не была чем-то необычным. Когда к учителю приходили новые люди, он работал над ними пару дней, и, если к тому моменту ничего не происходило, он отсылал их и никогда больше с ними не встречался. Это было моей большой удачей или судьбой, что учитель долбил мой упрямый ум неделю за неделей, месяц за месяцем. Некоторым людям вообще не удавалось его увидеть. Во время этой второй поездки в Харидвар группа французов приехала специально для того, чтобы встретиться с ним. Они поселились в Турист Бунгало в Харидваре, а затем послали учителю сообщение, что они хотели бы побывать на его сатсанге. Учитель тайком понаблюдал за ними, пока они ходили вверх-вниз по улице возле Турист Бунгало, но ему, очевидно, не понравилось то, что он увидел.
«Иди, скажи им, что я уехал в Дели, – сказал он мне. – Я не хочу их видеть».
Эти люди приехали из Франции специально ради того, чтобы увидеть учителя, но они так и не проникли к нему дальше входной двери. Подобные случаи позволили мне осознать, насколько мне повезло, что я проводил все дни в обществе учителя.
Не удивительно, что люди готовы были проехать полмира, чтобы побыть в присутствии учителя. В его сатсангах была мощная трансформирующая энергия. Каждый, кто проводил время с ним рядом, чувствовал этот покой или получал какой-то необычный духовный опыт. Я однажды спросил учителя, почему так происходит.
«Я чувствовал эту особую энергию вокруг нескольких великих святых. И я чувствую ее, когда я рядом с вами.
Что это? Почему люди в вашем присутствии ощущают такой покой и счастье? Как вы это делаете?»
«Когда разливается Ганга, – ответил он, – воды так много, что она выходит из берегов. И у божественной энергии святых такое же свойство. Она изливается на людей, которые находятся рядом. Но не нужно зависеть от их энергии. Погрузись в свою собственную Гангу!» Эту последнюю фразу он произнес с такой силой, что я почувствовал как будто физический толчок. Он остановил мой ум и снова погрузил меня в безмолвие.
Несколько дней спустя мы вернулись в Дели и остановились в доме Пхула Сингха.
Я провел с учителем несколько месяцев, но я знал, что мое время истекает. Он принял приглашение поехать в Венесуэлу, и я знал, что не смогу поехать с ним. У меня был обратный билет в Австралию, срок моего отъезда приближался, и у меня не было денег, чтобы поехать куда-нибудь еще. Я начал приходить в отчаяние из-за того, что, как говорил учитель, все время упускаю это переживание, поскольку я знал, что другого шанса у меня никогда не будет. Я знал его достаточно долго, чтобы понять, что он может отослать меня прочь в любой момент, и после этого я никогда его не увижу.
Однажды, после того как мы пообедали у доктора Гупты, я начал донимать учителя вопросами. В это время он обычно ложился спать, но я был в таком отчаянии, что готов был навлечь на себя его гнев, не давая ему спать как можно дольше. Он терпел это какое-то время, но через несколько минут рассердился. Я не знаю, что он сказал, потому что в первый же момент, когда он разгневался, у меня внутри всё остановилось. Не было ни мыслей, ни чувств, ни ощущений, весь мир исчез, но в то же время я находился в полном сознании. Должно быть, это выглядело так, словно я потерял сознание, потому что потом мне сказали, что я не отвечал ни на чьи вопросы, но не терял сознания. На самом деле сознание – это было единственное, что осталось.