Ничья жизнь
Шрифт:
Подорвался в шесть утра, злой, сонный и ни капельки не отдохнувший, с красными, как у Рей глазами. Уже второй час сижу перед телеком и жру кофе в промышленных количествах.
На душе откровенно тоскливо.
Люди убивают людей из-за Ангелов, блин. Хрен с ними, с фанатиками, но «Альфу» ведь атаковали хорошо подготовленные профессионалы. Наверняка это всё дело рук ЗИЭЛЕ — мы с ними, конечно, пока что друзья, но с такими друзьями и никаких врагов не надо. Им-то точно не нужна информация по ангельским лучемётам и S2-двигателям в руках НЕРВа. Вот только…
Как-то уж больно
Но только ли это меня гложет?
Да нет, не только. Я продолжаю вспоминать вчерашние события, но ещё сильнее меня жжёт сегодняшняя дата.
22 число, месяц июнь.
…Откинулся на спинку дивана и вставил наушники. Нашел на плеере нужную песню, включил и закрыл глаза.
Итальянская группа «Dark Lunacy», песня «Play Dead». Как обычно — тяжёлый металл, гавкающий «вокал», но в то же время красивая и мелодичная музыка, вкупе с вообще-то лиричным текстом. Но главное — в середине песни идёт отрывок легендарной записи, вошедшей в историю:
«Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава — товарищ Сталин, поручили мне сделать следующее заявление…
Сегодня.
В 4 часа утра.
…
Без объявления войны.
Германские войска напали на нашу страну…»
Об этом можно говорить долго и много, но я просто не хочу — нет сил. Не физических, а… Да и не нужны тут никакие слова — они будут просто лишними…
И ведь никому сегодня нельзя говорить о том, что меня гложет — просто не поймут, почему пацан-японец горюет из-за такого. Какое мне, в самом деле, должно быть дело до истории другой страны…
Даже рюмку водки по традиции не выпить — нет её под рукой просто. Нет, не рюмки, а водки. А пивом поминать — это дрянь какая-то… Нет, тут дело, конечно, не в градусе или вкусе, а в символизме, если хотите… А, да если бы даже была! У меня же сегодня опять медицинское обследование, и наличие алкоголя в крови я никак не смогу объяснить. А уж хитрая аппаратура Акаги наверняка найдёт даже самую мизерную дозу…
Хотя…
Это ведь тоже всё шелуха и показуха.
Я помню, и этого достаточно, а если уж так хочется чего-то символического…
…Взял в руки «глок», который с утра разобрал, почистил и смазал после вчерашнего боя. Выщелкнул магазин, передёрнул затвор и поднял пистолет вверх.
Сухо щёлкнул спущенный курок.
Вот. Это будет честнее и лучше — салют по всем погибшим за правое дело.
Да будет так.
Глава 8. Раскаты грома
Закрыть глаза, задремать, соскользнуть в удушающий мрак…
…Тяжело дыша и трясясь всем телом, вновь вынырнуть из цепких лап кошмара. Успокоиться. Закрыть глаза, задремать, соскользнуть в удушающий мрак…
…Тяжело дыша и трясясь всем телом, вновь вынырнуть из цепких лап кошмара.
Раз за разом.
Час за часом.
Не отдых, а изощрённая пытка.
Закрыть глаза, задремать, соскользнуть в удушающий мрак…
Стиснуть зубы. Крепись. Крепись!
…Тяжело дыша и трясясь
Закрыть глаза, задремать, соскользнуть в удушающий мрак.
Стиснуть зубы. Ещё! Ещё раз! Из тьмы накатывает очередная волна отчаяния и безнадежности. Инстинкт требует убираться отсюда. Бегом. Ползком. Как угодно, куда угодно, лишь бы подальше. Воя от ужаса, соскользнуть ещё глубже в бездну страха…
Соскользнуть, соскользнуть, соскользнуть… Глубже, дальше… До самого дна, до самого дна…
Гул турбовинтовых двигателей за бортом.
Тёмный отсек транспортного самолёта, скупо подсвеченный тусклыми лампочками дежурного освещения.
Длинные ряды больших оцинкованных ящиков.
Сижу около двери в пилотскую кабину, прямо на полу, привалившись спиной к металлу. На мне пропыленный и выцветший на солнце зелёно-жёлтый пограничный камуфляж.
Не отрываясь, смотрю на ящики.
Я знаю, что внутри них. Вернее кто…
Груз 200, «двухсотые», погибшие на войне.
Все, кого я знал или любил. А я живой, я всё ещё живой…
Один, остался только я один…
И я откуда-то знаю, кто из моих друзей лежит сейчас здесь и даже где.
Вон там — Лёха. Его «осьмушку» [26] сбили из «стингера». Чуть дальше Костян. Он в бээмпэшке подорвался на грёбаной итальянской мине — четвёртым в колонне ехал, и вот так не повезло… Рвануло аккурат под левой гусеницей — его прямо с мехводом и… Чёрт, чёрт, чёрт… Как же так? Как же так…
26
Вертолёт Ми-8 ( жарг.).
А вон там, в уголке лежат двое моих тёзок — всегда друг друга держались и под обстрел в том кишлаке тоже вместе попали. Только я выжил, а они — нет! Всё как всегда — едем на броне, а тут из-за дувана [27] «духи» с безоткатками. Залп, второй и наутёк. А у нас три «коробочки» в хлам и дюжина убитых…
…Обхватил голову руками и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Грудь разрывало от боли, хотя я и не был ранен…
Почему? Почему они все, а я… И Лёха, и Костик, и Мисато…
27
Высокий глинобитный забор, как правило окружающий любое здание в Средней Азии и в том числе в Афганистане.
Стоп!!!
Меня словно поленом по голове стукнули и вдобавок окатили ледяной водой.
Какая. Ещё. На хрен. Мисато?! Кто это, млять?!
«Вспомни».
Что за хрень! Как я могу вспомнить того, кого не зна…
…Тут же осёкся.
Потому как вспомнил.
Сначала какие-то предметы, образы, и лишь только потом лицо…
Красная спортивная «супра» с дизайном восьмидесятых годов, чёрно-золотая форма, пистолет Хеклер унд Кох УСП, любимая короткая красная кожаная куртка…