Шрифт:
Введение.
Анри Пиренн — историк Бельгии
До сих пор наши историки часто сосредоточивали вое внимание на истории немногих народов., которые играли важнейшую роль в истории позднейшей Европы и упускали из виду историю других народов, оказавших, однако, крупнейшее влияние на европейскую историю в прошлом. Сплошь и рядом преподавание истории сводится к истории Франции, Англии и Германии. Италия выступает спорадически с большими пробелами, Испания появляется только в эпоху великих открытий и ранних колониальных захватов, скандинавские страны — и то краем — только во время реформации и тридцатилетней войны. Нидерланды мелькают в виде Брюгге и Антверпена, потом — в эпоху Нидерландской революции, причем почти все внимание сосредоточивается на северных провинциях, на Голландии. Южные Нидерланды и испанская Бельгия остаются неосвещенными. С таким положением пора покончить. Ряд самых коренных проблем средневековой
Анри Пиренн (1862–1935) — бесспорно крупнейший из историков современной буржуазной Европы, один из последних классиков буржуазной исторической науки.
Он родился в семье фабриканта в Вервье — одном из самых важных центров шерстяной мануфактуры и торговли Бельгии. Университетский курс Пиренн прошел в Льеже, а в 1886 г., 23-х лет, он получил кафедру в Генте и занимал ее 44 года.
Пиренн прошел хорошую историческую школу. Его учителями в Льежском университете были Готфрид Курт и Поль Фредерик. Готфрид Курт, историк франков, автор жизнеописания Хлодвига, замечательный знаток источников, привил Пиренну вкус к проблемам источниковедения, к вспомогательным историческим дисциплинам, приучил к точной технике исторического исследования. Фредерик, специалист по истории Бельгии в эпоху Бургундского герцогства и перехода к испанскому владычеству, историк инквизиции в Нидерландах, неутомимый издатель текстов, также оказал немалое влияние на молодого историка. Еще важнее были влияния, исходившие от немецких и французских ученых. Пиренн работал в больших германских университетах и в Париже. В Берлине он учился у известного историка-экономиста Густава Шмоллера, лучшие работы которого посвящены городскому ремеслу средневековья. В Париже больше всего дал ему Жири, также много работавший по истории средневековых городов, крупный авторитет в области вспомогательных дисциплин. От своих учителей Пиренн приобрел превосходное знание источников, точные приемы их критики, вкус к экономической истории средневековья и особенно к истории городов. В эту сторону толкали его и впечатления окружающей бельгийской действительности и прошлое Бельгии — классической страны городского развития.
Преподавательская деятельность Пиренна не ограничивалась Гентом. Он преподавал в Париже, в Дижоне, где имел возможность наблюдать много следов бургундской культуры, в Монпелье, в Алжире. В Бельгии Пиренн был признанным главой исторической науки. Он стоял во главе ряда научных учреждений Бельгии. Он был председателем комиссии по изданию Национального биографического словаря, председателем комитета Бельгийского исторического института в Риме, секретарем королевской исторической комиссии. Под его редакцией проходило печатание текстов и монографий по истории Бельгии. Он был одним из главных инициаторов и организаторов международных начинаний в области изучения истории. Под его председательством прошел в Брюсселе в 1923 г. V международный конгресс историков, первый после войны.
Научные работы Пиренна создали ему широкую известность. Он был членом французского института, членом 13 академий, имел 16 почетных ученых степеней. Не только достоинства его научных исследований создали ему мировое имя. Он был блестящим популяризатором, умевшим каждую свою работу облечь в живую и интересную форму. Ему в высокой степени присуща та яркость, ясность и прозрачность стиля, которая отличает истинных мастеров. Пиренн принадлежит к числу тех немногих мастеров, которые всегда увлекательны и интересны, о чем бы они ни писали. Как несравненный лектор и оратор он увлекал своих учеников, зажигал в них энтузиазм, пробуждал в них призвание. Он создал в Бельгии школу историков социальных отношений. Можно сказать, что почти все историки современной Бельгии — ученики Пиренна.
Поражает исключительно широкий размах исторической работы Пиренна. Описок его трудов, составленный в Льеже в 1926 г. по случаю сорокалетия его профессорской деятельности, заключает свыше 300 больших и мелких работ. О тех пор прошло еще 9 лет творческой работы. Но Пиренн не может быть причислен к довольно распространенному и среди историков тину ученого графомана, одержимого страстью к писанию, непрерывно разводящего водой небольшой запас идей и знаний. Все, что он пишет, ново, веско, содержательно, основано
Работы Пиренна выделяются глубоким знанием источников, точностью документации, необычайно широким охватом тем и материала. Его отличает тонкое чувство конкретного факта; он большой мастер исторического портрета, исторической живописи. Люди и события оживают под его пером. В своей исторической работе Пиренн большое место отводил частному, индивидуальному, личностям, историческим событиям.
Но наряду со специальными, конкретными исследованиями в трудах Пиренна большую роль играют также смелые гипотезы, широкие построения, иногда бросающие новый своеобразный свет на темные и трудные вопросы, но почти всегда парадоксальные, лишенные надлежащей теоретической, основы. Именно здесь сказались отрицательные результаты эмпиризма Пиренна. Он разделяет здесь участь большинства, буржуазных историков.
Его критики отмечают, что он не принадлежал к какой-нибудь определенной исторической школе; он многому учился у разных школ и в основном остался плюралистом и эклектиком. В своих трудах он считал необходимым подробно выяснять социальный и экономический строй изучаемого им общества. Лучшие его страницы посвящены социально-экономическим проблемам. Но и здесь в нем говорило чутье талантливого историка-реалиста, а не правильное историческое мировоззрение. Его ученик Гансгоф, думается, верно определил те основания, которые заставляли Пиренна выдвигать на первое место социально-экономические факторы. По мнению Пиренна, социально-экономические явления отличаются сравнительной простотой и притом допускают статистическую обработку, исключающую субъективные моменты; наконец, это — коллективные, массовые явления. Индивидуальные влияния сведены здесь к минимуму, и поэтому здесь, более, чем в других отделах истории, возможно научное изучение. Далее, социально-экономические явления имеют интернациональный характер; по сравнению с политическими событиями они поднимаются над национальной ограниченностью. Наконец, социально-экономическая история облегчает понимание прошлого с всемирноисторической точки зрения. На этом Пиренн особенно настаивал в последние годы своей деятельности.
«Экономизм» Пиренна таким образом весьма далек не только от марксизма, но и от экономического материализма. Его экономизм вырастает на чисто идеалистической основе современной буржуазной социологии. Именно отсюда указанный эклектизм Пиренна. Отсюда, несмотря на неизменную оригинальность и индивидуальность его отдельных исторических концепций, несмотря на непосредственные конкретные расхождения с такими теоретиками современной антимарксистской историографии, как Зомбарт или Допш, Пиренн в конечном счете нередко сближается с ними в своих принципиальных установках.
Своеобразная психологическая транспонировка социально-экономических отношений в конечном счете сближает его с Зомбартом. В этом плане лежит его определение капитализма признаками индивидуальной предприимчивости, кредита, спекуляции. Крайний психологизм вообще характерен для всей методологии Пиренна. В этом отношении особенно характерны исторические параллели, к которым так охотно-прибегает Пиренн и в которых внешне-психологический облик механически отрывается от исторического, социального содержания. Так сентябрьские события 1792 г. сопоставляются с Варфоломеевской ночью, герцог Альба — с Робеспьером и т. д.
Точно так же, как будто разойдясь с Дошлем в вопросе о капитализме, поскольку он противопоставляет натуральное хозяйство средневековья хозяйству капиталистическому, Пиренн в дальнейшем переходит на позиции довольно близкие к допшианству. «Капитализм много древнее, чем принято думать, — пишет он. — Разница между средними веками и нашим временем лежит в количестве, а не в качестве, разница в интенсивности, а не в природе».
Читателю Пиренна необходимо об этом помнить и подходить к его работам с определенной критичностью.