Нидерландская революция
Шрифт:
Но с конца XV в. начинается опять новый этап.
Выдвинувшийся на место патрициата класс «капиталистов» — купцов и финансистов — начинает приходить в упадок. Рост колониальных открытий, — создание больших монархий— все это изменяет характер торговли. О этим связаны Возрождение с его духом индивидуализма, большие войны, вызывающие спекуляцию, революция цен. Государство подчиняет себе город. Появляются новые отрасли промышленности, стоящие вне городского контроля. Создаются новые промышленные центры в деревне. Индивидуализм, свобода конкуренции — вот основы нового экономического строя. Быстро создаются новые крупные состояния. «Капиталист» средневековья уступает место новым людям. Опасаясь рисковать своим накопленным богатством, многие из старых «капиталистов» обращаются к административной карьере, покупают должности, делаются членами судебных палат, составляют «noblesse de robe», роднятся со знатью. Новые «капиталисты», — это опять-таки «parvenus»; таковы Жаккер, и Фуггеры, и Фрескобальди, и много
Промышленный переворот в Англии, машинное производство опять отодвигает купцов старой меркантилистической складки. Они превращаются в рантье, в держателей бумаг, скупают земли, переходят в ряды аристократии. Поднимаются зато новые люди, предприимчивые характеры, «self made men». Как в эпоху Возрождения, они верили только в свободу и индивидуальную предприимчивость. Торжествует принцип «laissez faire, laissez passer». Но и здесь рост пролетариата вызывает государственное вмешательство, ограничения экономической свободы, социальное законодательство.
Таким образом Пиренн выдвигает теорию четырех эпох, сменявших друг друга в развитии европейского «капитализма». Развитие «капитализма» представляется ему в виде отдельных импульсов, отстранявших старое поколение и ставивших на его место новое. «Капиталисты», поднявшиеся из «низов», начинают каждую новую стадию как прогрессивный класс, но потом делаются консерваторами, сливаются со знатью. Точно так же сменяют друг друга эпохи экономической свободы и экономического регулирования.
Нет никакого сомнения в том, что построения Пиренна навеяны судьбами современного капитализма, и в своей модернизации и схематизации исторического прошлого они, как указано, так или иначе смыкаются с ходячими в буржузной историографии схемами Зомбарта и Допша. Смена поколений «капиталистов» дана в типичном и для Пиренна психологическом плане. Уже было сказано, как расплывчато понимает Пиренн самый термин — капитализм, как стираются в его изображении исторические грани социально-экономических формаций.
Но, касаясь спора старой, «бюхеровской», концепции с теориями «новой» школы, утверждающей исконность капитализма в Европе, и его непрерывное развитие, начиная с раннего средневековья и глубже, со времени античности. — Пиренн решительно говорит о натурально-хозяйственном характере каролингской эпохи, о каролингском поместье, как классическом примере натурально-хозяйственной организации. Он утверждает, что до XII в. не может быть и речи о прибыли, о коммерческом характере поместья. Хозяйство ставит себе чисто потребительские цели. И для дальнейшего развития в основном верна теория ограниченных размеров торговли и городского рынка в частности. Пиренн отказывается признать преобладающее влияние капитализма в экономике XII–XV вв. О Другой стороны, выступая против теории Бюхера и Зомбарта, он настаивает на наличии «торгового капитализма» (le capitalisme commercial) уже в XII в. По его мнению, немецкие ученые пропагандировали теорию мелкого городского рынка, потому что их отечество отставало в экономическом развитии от других стран Европы, в частности от Италии и Фландрии. Это наблюдение не совеем верно, потому что именно немецкие ученые выступили потом застрельщиками «новой» школы. Если от изучения мелких немецких городов перейти к таким, как Флоренция, Венеция, Генуя и даже Гент, Брюссель, Ипр, Дуэ или Турне, то здесь, не может быть речи о замкнутом «городском хозяйстве» в стиле Бюхера. Здесь, согласно Пиренну, можно говорить не только о купеческом капитале, но с XIV в. и о развитии капитализма в области: промышленности. Впрочем Пиренн считает Италию и Фландрию исключением в Европе.
Главной работой Пиренна, главным делом его жизни была семитомная «Histoire de Belgique». Его статьи и отдельные исследования представляли главным образом подготовку к этому огромному труду. Пиренн был принципиальным противником «всеобщих историй», написанных коллективно, хотя впоследствии ему не раз приходилось принимать участие в такого рода коллективных работах. Он был одним из. немногих ученых, которым но плечу было единоличное выполнение такой огромной работы. Первый том «Истории Бельгии» вышел в 1960 г. Он доведен до начала XIV в.
В нервом томе Пиренн выступает в первую очередь как историк-экономист, как мастер истории социальных отношений и политического развития. Со второго тома развертывается пестрое полотно событий и лиц. Здесь Пиренн пробует себя на новом поприще — как исторический портретист, как увлекательный рассказчик. Второй том доведен до смерти Карла Смелого и вышел в 1902 г. Третий том, доведенный до прибытия в Нидерланды герцога Альбы, вышел в 1907 г. В 1911 г. вышел четвертый том, доведенный до Мюнстерского мира 1648 г. После долгого перерыва, вызванного войной, в 1921 г. вышел пятый том, доведенный до 1792 г., шестой том посвящен периоду 1792–1830 гг. и седьмой 1830–1914 гг. Издание завершилось в 1932 г.
«История Бельгии» представляет монументальное произведение по массе изученного материала, ширине охвата, разнообразию тем. Все стороны национальной жизни от экономики до искусства охвачены
«Бельгия — и в этом оригинальность и красота ее истории является продуктом воли ее граждан», — так заявляет Пиренн. «У нас есть родина не потому, что ее нам дала природа, а потому, что мы так захотели». (Histoire de Belgique, т. V, стр. XI, XII.) Уже из этих цитат видно, как далек Пиренн со своей наивно-волюнтаристической формулой от марксистской проблемы этногенеза и исторического формирования нации и национальных государств.
Основная схема истории Бельгии по Пиренну следующая.
Пиренн со всей присущей ему страстностью протестует против распространенного представления о том, что бельгийской нации, как исторического единства, не существует, что Бельгия есть искусственное создание дипломатии и что ее прошлое не заходит далее 1830 г. Если начинать историю Бельгии с трактата, то не с Лондонского трактата 1830 г., а с Верденского трактата 843 г. Впрочем, он возводит начало ее истории даже к временам германского завоевания римской Галлии. Специфическое положение Бельгии между Францией, и Германией, между романской и германской культурой, Между французскими и германскими влияниями сделали из нее своего рода «микрокосм Европы», «лотарингскую нацию». Но Верденский договор не всю Бельгию отдал Лотарю. Земли к западу от Шельды перешли к Карлу Лысому и связаны с Францией. Земли к востоку от Шельды с конца IX в. связаны с Германией. По Шельде прошла граница между Германией и Францией. Между народами, жившими в бассейне Мааса и Шельды, между потомками латинизированных галло- и германо-римлян — валлонами — с одной стороны, и потомками салических и рипуарских франков — с другой, никогда не было национальной вражды, хотя и не было национального и расового смешения. Линия от Дюнкирхена до Маастрихта представляет непрерывную и устойчивую границу между валлонскими и фламандскими областями. Обе нации мирно жили рядом. Что же объединило их? Пиренн отмечает, что политические границы, делившие Бельгию пополам, никогда не совпадали с лингвистическими. Последние идут, как правило, о запада на восток, первые — с севера на юг. Так было при разделении Австразии и Нейстрии, при разделах по Верденскому и Мерсенскому договорам. Даже феодальные владения в Нидерландах обычно двуязычны. Фландрия имеет большой романский привесок в Аррасе, Лилле, Дуэ. Двуязычен Брабант, Льеж. И церковные территориальные деления (епископства) не обращали внимания на лингвистическую границу. Наоборот, религия была здесь фактором объединения: христианизация франков объединила их с римлянами. В свою очередь римляне восприняли право франков. Кутюмы романских частей Нидерландов — германского происхождения и связаны с Салической правдой. Таким образом помимо политических и лингвистических границ здесь складывается общая культура (или «цивилизация» — Пиренн предпочитает этот термин), представляющая слияние германских и романских элементов, но в то же время имеющая свое своеобразие. Пиренн считает характерным для этой цивилизации синкретизм двух великих «рас», открытый для всех новых идей и влияний. От Эльбы до Пиренеев всякое новое явление в области мысли, искусства, религии находит в Нидерландах живой отклик и отражение.
Но решающим моментом все же был момент экономический. Пиренн отмечает необычайно выгодное географическое положение Нидерландов. Это — место встречи судов из двух морей Европы — Средиземного и Балтийского — и естественное складочное место для товаров, идущих с континента в Англию. Здесь с древнейших пор развивается шерстяная промышленность: уже в римскую эпоху пользуются известностью сукна моринов и мепапиев, с V в. фризы продолжают эту традицию. С XI в, общее оживление торговли и промышленности в Европе особенно ярко сказывается в Бельгии. Ее реки покрываются купеческими ладьями, всюду возникают пристани, торговые пункты, склады — portais. Это — начало развития нидерландских городов. С XII в. Бельгия делается тем, чем она осталась и до сих пор, — страной городов.
Особые условия создали в Бельгии почву для необычайного расцвета городской жизни. В то время как в остальной Европе город обычно обслуживает лишь ограниченный рынок, произведения нидерландской шерстяной промышленности вывозились на все европейские рынки. Сырье для нее доставляла Англия. Нидерландские суконщики добиваются монопольного положения в производстве лучших сортов сукна. Еще до XIII в. они находят сбыт на Востоке. Результатом этого является быстрый рост промышленного населения, огромный спрос на рабочие руки, на ткачей, валяльщиков, красильщиков, стригалей. Пряденье дает работу тысячами женщин и детей. Все это вызывает огромную иммиграцию из деревень, образование в городах больших предместий, заселенных ремесленным людом, и наконец, к XIII в. образование «почти современного пролетариата». На этой почве разгорается крайне обостренная социальная борьба в XIII–XV вв.