Нидерландская революция

Пиренн Анри

Финансовое положение еще никогда не было таким критическим. С июня Испания вынуждена была признать свое банкротство. Ранее она гарантировала свои долги коронными землями, но теперь отказалась от этих обязательств и заменила их государственной 5-процентной рентой [20] . В таком бедственном положении обращение к генеральным штатам становилось неизбежным. Они были созваны в Валансьене (август 1557 г.), откуда они вскоре перебрались в Брюссель. Здесь они заседали, за исключением нескольких кратковременных перерывов, вплоть до мая 1558 г. В обращении о созыве их не скрывалось, в каком отчаянном положении было правительство. Открыто заявлялось о том, что государственная казна пуста, что невозможно платить жалованье войскам и что вскоре придется приостановить выплату жалованья судебным чиновникам. Правительство умоляло провинции найти выход. Оно предлагало им в целях ускорения решения предоставить их делегатам право решать за них и сговориться непосредственно с королевскими уполномоченными [21] .

20

Ehrenberg, Das Zeitalter der Fugger, Bd. II, S. 154.

21

Gachard, Des anciennes assembl'ees nationales…, p. 10. Об этих заседаниях генеральных

штатов см. «Registre de Van der Goes», t. V, p. 201 etc.? а также отчет, напечатанный в «Bulletin de la Commission royale d'Histoire»? 3-`eme s'erie, t. VIII, 1866, p. 297 etc. Некоторые дополнительные сведения я заимствовал в рукописи № 827 собрания грамот и рукописей брюссельского королевского архива. Г. Рахфаль, занимавшийся также этим документом, напечатал на основании его. текст брабантского проекта, касающегося девятилетней субсидии (Rachf^ahl, Wilhelm von Oranien etc., p. 633). Cp. также (Ibid., p. 637) инструкций, составленную для Антона ван Стралена, извлеченную из гентского городского архива.

Это обращение дало провинциям преимущество перед королем, и они не преминули им воспользоваться. Прежде всего они отказались предоставить неограниченные полномочия своим представителям. Затем, едва успев собраться, представители потребовали отчета о состоянии финансов. Оно было действительно ужасно. Государственные имущества, приносившие в 1551 г. 327 960 ливров дохода, теперь давали ежегодный дефицит в 18 857 ливров. Кроме того было взято в долг под проценты 5 270 380 ливров, а весь долг составлял сумму в 9 380 550 ливров. Было ясно, что король в отчаянном положении. Его представитель в генеральных штатах Антуан Лален, граф Гогстратен, видел единственный выход в возврате к косвенным налогам, что тщетно испрашивали в 1556 г., или в банкротстве, которое снижало бы до 5 %, уплачиваемые государственным кредиторам суммы.

Несмотря на свое финансовое истощение, провинции не отказались однако взять на себя новые жертвы. Но, чувствуя себя хозяевами положения, они, возглавляемые провинцией Брабантом, решили продиктовать свои условия [22] . Прежде чем обязаться платить, они предъявили, так сказать, список имевшихся жалоб и потребовали гарантий. 26 ноября и 17 декабря 1557 г. герцогу Савойскому были представлены объемистые тетради с представлениями [23] . Наряду с жалобами на злоупотребления сборщиков налогов, на произвольные увеличения процентов и т. д., в них излагались чрезвычайно смелые предложения, явно продиктованные заботой о сохранении во что бы то ни стало национальной независимости по отношению к Испании. Так например, исходя из того, что «несение военной службы иностранцами всегда было источником гибели всех королевств и провинций», штаты требовали, чтобы впредь две трети армии состояли из местного населения, чтобы охрана крепостей и пограничных городов была доверена рыцарям ордена Золотого руна или представителям местной знати, и наконец, чтобы Испания, Сицилия, Милан и Неаполь участвовали — каждый сообразно своему значению — в военных расходах, «принимая во внимание, что поводом к войне большей частью являются возникающие из-за них споры». Затем, идя дальше, Брабант не останавливался перед тем, чтобы протестовать против — уплаты долгов, сделанных королем, указывая на то, что они не имели никакого отношения к стране и что генеральные штаты никогда не давали на них согласия. Только одна провинция, именно Голландия, подняла религиозный вопрос, требуя, чтобы полномочия инквизиторов были ограничены в соответствии с каноническим правом.

22

Гранвелла правильно предчувствовал, что должно было произойти, и потому настойчиво советовал королю не созывать генеральных штатов, Gossart, L'Etablissement du r'egime…, p. 36.

23

Rachfahl, Wilhelm von Oranien, В. I, S. 556 ff.

Несмотря на негодование, которое Филипп II должен был испытать при чтении этих требований, он дал благожелательный ответ, впрочем ни к чему его не обязывавший. Наконец он добился того, что в мае 1558 г. ему была ассигнована единовременная сумма в 1 200 тыс. ливров и сверх того ежегодная субсидия в 800 тыс. артуаских ливров в течение 9 лет, из коих однако 500 тыс. ливров предназначались для уплаты процентов и амортизации капитала в 2 400 тыс. флоринов, который был ему предоставлен немедленно. Это было значительно меньше того, что он хотел, и кроме того он должен был согласиться, чтобы генеральным штатам предоставлено было право взимания одобренных денежных сумм и распоряжения ими, чтобы, их представители могли присутствовать на смотрах войск и чтобы они производили уплату жалованья армии. 14 мая один из бургомистров Антверпена, Антон ван Стрален, был назначен генеральным комиссаром и суперинтендантом по оплате жалованья войскам.

Между тем пока еще шли заседания генеральных штатов, возобновились военные действия. 8 января 1558 г. герцог де Гиз захватил Кале, а затем в другом конце Нидерландов — Тионвилъ. Ответом на эти успехи явилась блестящая победа испанской армии при Гравелинге 13 июля, когда граф Эгмонт нанес поражение маршалу де Терм. Но нужда в деньгах стала в это время еще более настоятельной, чем когда бы то ни было, и 19 августа Филипп II вновь созвал генеральные штаты в Аррасе. Хотя он и заявил, что приказал прислать из других своих владений свыше 12 млн. флоринов и что текущие расходы достигали 600 тыс. флорирв в месяц, но штаты ни за что не соглашались утвердить одно- и двухпроцентный налоги, на которых король по-прежнему настаивал, и дело закончилось тем, что Филиппу предоставлены были только субсидии, впрочем довольно значительные [24] .

24

Gachard, Des anciennes assembl'ees…., p. 21 etc.

К счастью дело шло к миру. Заключенное 17 октября 1558 г. перемирие закончилось 3 апреля следующего года Като-Камбрезийским миром. Обезопасив себя теперь со стороны Франции, Филипп мог наконец подумать о переезде в Испанию. Однако, прежде чем привести этот план в исполнение, необходимо было распустить войска и окончательно урегулировать вопрос об управлении Нидерландами. Но всего этого нельзя было сделать без денег, а их-то как раз сейчас недоставало больше, чем когда-либо. Новая субсидия в 956 тыс. флоринов, одобренная провинциальными штатами весной, была тотчас же истрачена, и королевские советники совершенно не знали, что теперь предпринять. Гранвелла в отчаянии писал, что он готов был бы добывать золото из самых глубин земли; однако он умолял короля лучше примириться с чем угодно, но не обращаться еще раз к генеральным штатам [25] . Но как бы опасно ни было новое обращение к стране, другого выхода не было: 15 июня 1559 г. генеральные штаты были в четвертый раз созваны в Брюсселе. О настойчивостью, которая казалась тем более подозрительной, чем яснее она обнаруживалась, их просили согласиться на введение косвенного налога, на этот раз на соль, и на ассигнование части из одобренной в прошлом году 9-летней субсидии на содержание постоянной армии в 3 тыс. чел. конницы. Несколько дней спустя, в то время как провинции еще совещались по поводу этих предложений, их делегаты неожиданно получили приказ собраться 31 июля в Генте.

25

Gachard, Correspondance de Philippe II, t. I, p. 182.

Дело

в том, что Филипп окончательно наметил срок своего отъезда и хотел, по примеру своего отца, торжественно проститься со своими подданными. Сообщение, прочитанное но его повелению в заседании 7 августа, начиналось с заявления, что его присутствие совершенно необходимо в Испании, и он вынужден, к великому сожалению, покинуть теперь же «своих добрых нидерландских подданных, с которыми он хотел бы жить до конца своих дней, если бы только это было возможно». Далее, он обещал вернуться через короткое время и выражал надежду, что в его отсутствие будут приняты необходимые меры, чтобы обеспечить роспуск иностранных войск, на что он истратил уже несколько миллионов дукатов, полученных им с других его владений. Он охотно назначил бы, заявлял он, штатгальтером своего сына Дон Карлоса вместо герцога Филибера, который, получив опять по Като-Камбрезийскому миру Савойю, собирался покинуть Нидерланды. Но «некоторые очень веские причины и соображения» помешали осуществлению этого плана, и потому он остановил свой выбор на своей родной сестре, герцогине Пармской, знал ее «любовь и исключительную привязанность, которую она всегда питала к «здешней» стране, в которой она родилась и выросла и языки которой она хорошо знает». Поэтому он предоставил ей «такие же полномочия и власть, какими пользовалась покойная вдовствующая королева Венгерская» [26] . В заключение он настойчиво советовал оберегать единство католической церкви и строго следить за выполнением королевских эдиктов, направленных против сект, так как «помимо вреда для божьего дела, как показывает опыт прошлого, перемена религии всегда сопровождается изменением государственного строя, и часто бедняки, бездельники и бродяги пользуются этим как предлогом, чтобы завладеть имуществом богатых» [27] . Этот манифест, все выражения которого были по-видимому тщательно взвешены, можно считать первым примером той лицемерной политики, которую Филипп II так часто применял впоследствии. Неверно было как обещание вернуться в ближайшее время в Нидерланды, так, далее, и то, что он хотел назначить своего сына штатгальтером провинций, так, наконец и то, что он предоставил Маргарите Пармской такие же права, какие в свое время предоставил Карл V Марии Венгерской. Что касается его уверений в любви к своим бургундским подданным и испытываемых им якобы сожалений в связи с тем, что он вынужден их оставить, то цену им давно знали, и они не произвели ни на кого ни малейшего впечатления.

26

Мария Венгерская умерла 18 октября 1558 г. в Испании.

27

Gachard, Documents in'edits, t. I, p. 313.

Это ясно было видно из ответа генеральных штатов. Составленный в почтительных выражениях, он однако свидетельствовал о явно выраженном недоверии к королю, и под смиренными выражениями его были плохо скрыты угрожающие настроения. В нем высказывалась просьба, «чтобы границы и крепости охранялись местным населением, а не чужеземцами», чтобы была распущена или использована в другом месте иностранная жандармерия, от которой «оскорбления и порабощение» дольше терпеть невозможно, и наконец, чтобы государственные дела решались «в согласии и по совету с представителями местной знати, как это делалось во все времена благороднейшими предками вашего величества». В противном случае, гласил ответ, в будущем «весьма вероятны некоторые осложнения», и он заранее возлагал ответственность за них на короля [28] .

28

Ibid., p. 323.

Нельзя было яснее выразить на официальном языке требования, чтобы Испания отказалась от всякого вмешательства в дела Бургундского государства. Не только подчеркивали необходимость национального правительства, ссылаясь на пример Карла V, но, требуя увода «иностранных» войск, имели в виду именно испанцев. В самом деле, Филипп II оставил в Нидерландах 3 тыс. чел. испанской пехоты и предполагал оставить их здесь на все время своего отсутствия как для охраны границ, так и для поддержки, в случае необходимости, новой правительницы. Он надеялся сделать этих испанцев более приемлемыми для нидерландского населения, поставив их под командование двух наиболее влиятельных и популярных вельмож страны — принца Оранского и графа Эгмонта. Но штаты видели в этих войсках только преторианскую гвардию, угрожающую свободам и независимости страны. Вражда, которую испанские войска внушали нидерландцам, была так велика, что принц Оранский, не желая себя компрометировать, отказался принять командование над этими войсками и уступил в конце концов лишь вследствие настояний короля. Филипп II очевидно придавал очень большое значение тому, чтобы преданные ему испанцы остались в Нидерландах. Он отдавал себе отчет в том, что, отзывая их, он очищал поле для оппозиции, стремления которой ему отлично были известны на основании требований генеральных штатов. Но как можно было начинать борьбу, когда он вот-вот готовился уехать? И он сдался, несмотря на все свое возмущение. В довольно сухом ответе, стиль которого очень резко отличался от сердечных излияний сообщения, прочитанного несколькими днями раньше в генеральных штатах, он прежде всего уверял генеральные штаты в том, что они «роковым образом и вразрез с истиной» приписывали ему намерения, которых у него совершенно нет. Далее, он оправдывал те насилия испанцев, в которых их упрекали, заявляя, что насилия эти неизбежны, «к какой бы нации ни принадлежали наемные войска». Впрочем он утверждал, что он никогда и не думал оставить их навсегда в Нидерландах, и в заключение, не скрывая однако явного недовольства этим, обещал отозвать их через три или четыре месяца [29] .

29

Gachard, Documents in'edits, t. I, p. 326.

Вели король решил так быстро уступить, то лишь потому, что он знал, что недовольные опираются на знать, на разрыв с которой он не мог идти. Напротив, чтобы привлечь на свою сторону знать, он только что доверил ей верховное управление страной. Действительно, он сохранил в государственном совете, организованном при правительнице, принца Оранского, графа Эгмонта и сира Глажона; он разделил между самыми влиятельными вельможами страны все штаттальтерские посты в провинциях [30] . А вместо того чтобы выказать ему благодарность или по крайней мере почтительность, на которую он рассчитывал, высшая аристократия не стеснялась противодействовать его планам. Он был этим сильнейшим образом раздосадован и выразил это несколько дней спустя в очень резких выражениях принцу Оранскому [31] .

30

Marx, Studien zur Geschichte des Niederlandischen ^Aufstandes, S. 18 ff.

31

Согласно письму, написанному принцем Оранским в 1576 г., король будто бы сказал ему, что «если бы штаты не чувствовали за собой поддержки, они не осмелились бы разговаривать таким тоном». Gachard, Correspondance de Guillaume le Taciturne, t. III, Bruxelles 1851, p. 147.