НИГ разгадывает тайны. Хроника ежедневного риска
Шрифт:
— Больно крепко спал, — ухмыльнулся Попов. — В том-то и дело, что не взорвалась. Представляешь, дура, на полтонны весом, пробила подъезд и глубоко ушла в грунт. Теперь ее выковыривать опасно: почва под зданием зыбкая.
— Надо же… Я ведь совсем поблизости спал и ничего не слышал! Ну, ладно. Пора уже к начальству. Машину мне нужно, пару солдат — и на вокзал, груз свой получать.
Отдавая кладовщику квитанцию, Борошнев предложил:
— Я вместе с вами пойду, помогу.
— Не положено, — буркнул тот.
— Да почему?
— Говорят, не положено — значит, не
— Нет уж, я обязательно с вами пойду, — забеспокоился Борошнев и, не обращая внимания на ворчанье кладовщика, двинулся вслед за ним в глубь склада. Тут он обмер — грузчики действительно основательно ворочали здесь, и укупорка его багажа местами разрушилась: вполне отчетливо торчали головки снарядов и мин.
Увидев это, кладовщик побледнел и застыл на месте.
Борошнев кликнул солдат, те быстро вынесли из склада необычный багаж и погрузили его на машину. А кладовщик так и не вымолвил ни слова…
По весне из Самарканда прибыло пополнение: невысокий, щуплый лейтенант Мещеряков, отличный химик, знаток взрывчатых веществ, и крепкий, с непокорным зачесом, старший лейтенант Салазко, специалист по взрывателям.
Их вызвал Снитко, хорошо знавший обоих.
Мещерякова, выпускника Менделеевского института, он успел проверить в деле еще перед войной и был доволен его знаниями, его расторопностью в экспериментах. Очень нравилось генералу смотреть на руки Мещерякова — узкие, ловкие, ухватистые, с длинными, точно у пианиста, сильными пальцами. Когда молодой сотрудник академии с блеском завершил одну из работ, всегда суровый и строгий Снитко неожиданно улыбнулся и сказал:
— Честное слово, будь у меня дочка, выдал бы замуж за такого достойного юношу.
Холостяка Мещерякова позабавил этот странный комплимент, и он поведал о нем товарищам. Его стали шутливо поздравлять.
— Ну, Коля, сподобился…
— Это неважно, что дочки нет! Морально — уже можешь считать себя зятем генерала.
— Ты уж нам теперь составь протекцию!
Азартно увлекался делом и Салазко. В те годы у него была одна страсть — взрыватели. Фанатик — да и только! Причем фанатик, как водится, тенденциозный. Ему, например, ничего не стоило сказануть:
— Мура это все — пороха разные, взрывчатки… Барахло! А вот взрыватели — уникальные конструкции!
Тем, кто сомневался, он тут же карандашиком набрасывал схему действия простейшего взрывателя.
— Гляди! Вот — жало, оно колет капсюль-воспламенитель. Луч огня бежит, на его пути — пороховой усилитель или замедлитель. Луч огня — дальше, до капсюля-детонатора… Тут — детонация, и через ступень она обрушивается на взрывчатку. Но это я долго говорю, рисую. А ведь все действие — мгновение. Какой расчет, какая логика! Учти, речь идет о самом элементарном. А какие еще бывают взрыватели!.. Закачаешься! Пиротехнические, электрические, механические, гидростатические — это все дистанционные. Или неконтактные — оптические, акустические, магнитные… А какие еще будут!
Захватывающе боязно было смотреть, как Салазко бесстрашно колдовал, нагнувшись над столом,
Весна сорок второго года… Значительная часть страны на западе была оккупирована. На Дальнем Востоке обстановка оставалась напряженной. Враждебную позицию занимало и правительство Турции. На границе с СССР было сосредоточено двадцать восемь турецких дивизии, предназначенных для вторжения на советскую территорию.
Все это благоприятствовало новым агрессивным замыслам гитлеровского командования. Сам Гитлер заявил пятнадцатого марта, что в течение лета сорок второго года русская армия будет полностью уничтожена. Не опасаясь вмешательства западных держав, фашисты полностью сосредоточили свои основные силы для решающих ударов в направлении Сталинграда и Кавказа.
Любитель поэзии Попов в день праздника женщин — Восьмое марта — прибежал в подвал возбужденный, размахивая свежим номером «Правды».
— Какие великолепные стихи Ахматовой опубликованы! Называются «Мужество». Послушайте!
Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет…Да, мужество, стойкость и отвага нужны были всем защитникам Родины. Нужны они были и коллективу НИГ — работы у него прибавлялось. Ведь фашисты к началу сорок второго года добились роста военного арсенала! На первом плане у них по-прежнему стояло производство наступательного оружия и необходимых для него боеприпасов. И это очень ощущалось на фронтах.
Все новые и новые образцы появлялись в сводчатом подвале. Глядя на них, Алексей Клюев невольно вспоминал свои мальчишеские годы в родной Одессе.
…Там, на пивоваренном заводе, работал его отец. А близ завода размещался склад боеприпасов. В годы гражданской войны он никем не охранялся, и ребятня тащила из него все, что можно было унести.
Отчаянные одесские пацаны менялись порохом, гранатами, швыряли порох в костры, устраивали на пустырях за городом взрывы… Не обходилось и без несчастных случаев. Сколько раз мальчишкам отрывало пальцы, выбивало глаза, калечило! Но байстрюков, как именовали их в Одессе, ничто не останавливало и не пугало.
Алеша Клюев сторонился таких жутких забав. Он очень хотел учиться, мечтал о морском торговом училище, где уже занимался его старший брат. Потом и Алеша попал в училище, очень старался, хотя было голодно и холодно, хотя вечно ныли обмороженные руки, а корка хлеба или таблетка сахарина были сказочным лакомством.
Ранняя смерть отца помешала дальнейшей учебе, и вся семья двинулась к Москве. Уезжая, Алеша твердо решил— никогда в жизни не связываться с порохами и взрывчатками. Откуда он мог знать, что судьба навсегда погрузит его в это дело, доведет до высших знаний и мастерства?..