НИИ ядерной магии
Шрифт:
— Потом похороны с почестями им устроим? — он нашёл в себе силы ёрничать и был собой доволен.
— Зачем? — Фима подкола не поняла. — Потом я сожгу их, а золу использую для удобрений.
— Ладно, сдаюсь, — Красибор поднял руки и, вздохнув, подошёл к соседней стене.
Он глядел на обмусоленные обои и думал о том, что в обычное время побрезговал бы к ним прикасаться, когда вдруг заметил некоторые изменения. Практически исчезнувший рисунок начал медленно проступать: это были голубые вензели на бежевом фоне. Рисунок нейтральный и успокаивающий, Красибор такие любил. Ему нравилось, когда обстановка в помещении давала возможность отдохнуть глазам: пастельные цвета, мягкие рисунки. Он нахмурился, вспомнив россыпь персиковых ковров в спальне Александра. Ему чертовски понравился тот странный дом, обнимающий дерево. Так хотелось бы вновь туда вернуться и встретить раздражающего хозяина в добром здравии.
Машинально мужчина протянул руку к обоям, и те вдруг сами легли ему в руки. К своему изумлению, Красибор ощутил ворох чувств: усталость, облегчение, желание уйти на покой. Он не сразу понял, что то были не его собственные чувства. Ошеломлённый, он аккуратно положил бумажную ленту на пол и заметил, как свежий с виду рисунок вновь пожелтел, затем посерел и стал вовсе незаметным. Красибор порывисто обернулся, чтобы рассказать остальным о том, что случилось, но в последний момент передумал. Роман задумчиво помешивал чай, наматывая верёвочку чайного пакетика на ложку, а Фима увлечённо очищала уже вторую из стен. Красибор захотел насладиться этим затишьем, не прерывать его словами. И оставить это мелькнувшее под его пальцами волшебство только для себя одного. Он вновь повернулся к стене и приложил ладонь к следующему фрагменту обоев. Те охотно ответили ему, вновь расцвели под теплом кожи. Витиеватый узор распускался от пальцев и кружился, кружился. Потом бумага сама отделялась от стены и ложилась у его ног, готовая перейти на другой этап своего существования.
«Хорошо, что она сказала про удобрение», — подумалось Красибору. Ему вдруг стало спокойнее от того, что не придётся эти рулоны просто выносить к мусорным бакам.
— Вот так, — заключила Фима, когда все стены были очищены.
Они уже прошлись шпателями, чтобы снять прилипшие газетные листы, и стены были готовы к грунтовке.
— Это было увлекательно, — Роман зевнул, прикрыв рот шпателем. — Но на этом я вас покидаю. Перед визитом на фазенду Бологовых надо поспать. Ну и, знаете, в себя прийти хоть немного.
Он по-прежнему был мрачнее тучи, но никто из друзей на него не давил. Они понимали, что произошедшее — это не то, от чего человек быстро оправится. Главная их цель сейчас — быть на подхвате всякий раз, как понадобятся.
— Может, не стоит тебе уезжать? — осторожно предложила Фима. — Оставаться одному.
— Как раз стоит, — Роман накинул на плечи пиджак.
Фима дёрнулась было в его сторону, но на плечо легла тяжёлая ладонь Красибора. Он молча помотал головой, когда они с девушкой встретились взглядами.
— А вот тебе, дружище, лучше как раз-таки дождаться утра. К себе не приглашаю, извини, — Роман развёл руками. — Сними отель или Оле позвони.
— Я предпочту ночевать дома.
— А те, кто за нами следил, предпочтут тебя там и скрутить.
Красибор сжал губы, раздумывая.
— Он может остаться тут! — всполошилась Фима и повторила, обернувшись на Красибора. — Ты можешь остаться тут.
— Ну, вы это уж сами решайте, персики мои румяные, — вздохнул Роман и, не прощаясь, вышел за дверь.
— С ним точно всё будет в порядке? — Фима взволнованно обняла себя за плечи.
— Он через многое прошёл сегодня, дай ему время.
— Хорошо, — вздохнула она. — Раз ты так считаешь.
— Впрочем, он прав, мне тоже пора. Я давненько не был дома, но Ромчик, быть может, и прав.
— Так оставайся у меня, — вновь повторила Фима. — Здесь безопаснее, чем в отеле. Я поставила кое-какую защиту.
— Но твою комнату всё равно легче лёгкого найти.
— Предлагаешь вместе в отель? — Фима игриво подняла брови и посмотрела на него исподлобья.
«Что я творю, простите меня, духи», — пронеслось у неё в голове.
Красибор же, казалось, намёка не заметил:
— К Оле или ещё кому-то тоже не вариант. Не хочу никого больше впутывать, мы и так играем с огнём.
«Ой, опять Оля эта, — подумала Фима с кислым лицом. — Да кому она сдалась».
Настроение у неё резко испортилось:
— Крас, ты меня слышал? На комнату защиту поставила, тут безопаснее, чем в отеле.
Тот замялся, переводя взгляд с девушки на маленькую односпальную кровать и обратно.
— Я тебе на полу постелю, — Фима хмыкнула, поняв ход его мыслей. — На коврике.
— Умеешь ты делать предложения, от которых невозможно отказаться, — ухмыльнулся Красибор.
Он взял свою чашку с подоконника, отхлебнул чёрную жидкость и тут же поперхнулся:
— Вот это чифирь, до самых костей пробрало, — сказал он, откашлявшись. — Ещё и ледяной.
— Прямо как твоё сердце.
Фима коснулась донышка чашки и сказала:
— Отепла.
Красибор почувствовал, как сосуд в его руках потеплел. От поверхности напитка начал подниматься полупрозрачный пар.
— С крепостью ничего сделать не смогу, сам виноват, — улыбнулась девушка. — Разве что водичку дам, чтоб разбавить.
— И так нормально, — улыбнулся Красибор.
Он ощущал невероятное тепло не только в руках, но и в сердце. Казалось, всю свою жизнь он жил в какой-то далёкой стране, лишь сейчас вернулся домой и подмечает те мелкие детали, которые и делают дом — домом, заставляют тосковать и наполняют душу любовью.
— Ну, раз так, закончим со стенами и спать. Рома прав, нам нужно набраться сил.
— Отложи ремонт до завтра, — предостерёг её Красибор. — Мы можем утром нанести грунтовку, как раз будет время ей высохнуть.
— Или…
— Или?
Фима выудила из-под кровати несколько рулонов насыщенно-изумрудного цвета. Она раскатала один из них и погладила. Материал был плотным и бархатным наощупь.
— Лепота, лепота… — бормотала она, нежно улыбаясь.
И тогда зелёные полосы поползли на стены, а брови Красибора, в свою очередь, — поползли вверх. На его глазах рулоны забирались до самого потолка и, натягиваясь, приставали к стенам так ровно и чётко, будто изначально были частью дома. Через несколько минут три стены из четырёх обрели новый цвет, и Красибору показалось, что он вновь в саду своего дома. Для четвёртой стены девушка приготовила рулон другой расцветки. Она раскатала по полу нежно-зелёный свёрток, он был цвета первой весенней травы. По нему, встречаясь и прощаясь, переплетаясь и расходясь в стороны, тянулись цветущие вьюнки и оранжевые с жёлтым маргаритки. Распустившиеся цветки и крепкие бутоны расположились в пространстве так размеренно, что и воздуха достаточно оставляли между собой, и сохраняли насыщенность рисунка.