Никаких следов
Шрифт:
— Но ты все же видел изобретения Александра Ивановича, не так ли?
— Да, видел, но лишь немногие, хотя, судя по тому, сколько по стенам у него было развешано патентов, их было много больше. — Андрей сделал неопределенный жест, как будто разгонял дым рукой.
— А Надя тебе не рассказывала о последнем его изобретении, о его последней работе, которую он вроде бы не успел закончить? — Едва задав этот вопрос, я поняла, что чуть было не попала в хитро расставленную ловушку.
Парень оказался совсем не так глуп, точнее, вовсе неглуп, а еще точнее, чертовски умен. К тому же у него прекрасное самообладание.
— Да,
— Почему ты так думаешь, ведь отец мог перед смертью объяснить ей его важность? — Я скрестила пальцы в кармане брюк.
— Да что вы! Она никогда бы не поняла, насколько это важно, она абсолютно ничего не смыслила в том, чем занимался ее отец. Но ведь это и не ее вина. Если я вам сейчас попытаюсь втолковать, скажем, закон Бойля—Мариотта, вы тоже ничего не поймете, а ведь это всего лишь один из частных случаев второго закона термодинамики, и его проходят в школе в восьмом классе, — парня понесло, и сейчас его не остановила бы даже пуля в лоб, — так что же требовать от обычной студентки, к тому же не технической специальности? Она просто не могла ничего понять. Она относилась ко всем его изобретениям очень трепетно, но лишь потому, что это были ЕГО изобретения. Она так же берегла бы, скажем, его запонки или принадлежащую ему трубку. Для нее они были всего лишь семейными реликвиями. Надеюсь, вы понимаете меня, Таня?
— Да, мне кажется, понимаю. — Пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не дать кипевшему в груди восторгу вырваться наружу. К тому же нужно было срочно сменить тему, чтобы не вызвать подозрений, и я быстро добавила: — Но у меня еще один вопрос. Скажите, Надя не давала вам ключа от своей квартиры?
— Ну что вы, конечно, нет. Она никому не давала запасного ключа. У ее матери ключ, кажется, был. Да, ключ, который дал ей муж, и я уверен, что, если бы она его потеряла, Надя даже ей не сделала бы дубликата.
— Тогда, может быть, были случаи с потерей ключей. Надя не теряла их? Может, даже просто на день, а потом нашла? Или у нее украли сумочку, или что-то подобное?
— Нет, таких случаев не было. Надя всегда очень остро переживала пропажу чего-либо, даже самых мелких вещей. Так что если бы она что-то потеряла, тем более ключи, она бы рассказала мне. Но мы давно с ней не общались, так что вам лучше спросить об этом у ее подруг Иры и Оли. Они всегда были неразлучны. И еще у ее парня, не знаю, как его зовут. Они скажут вам наверняка. Но я уверен, что, потеряй она ключи, тут же сменила бы замок.
— Ну что ж, Андрей, спасибо тебе за разговор, или за допрос, как ты его называешь. У меня нет больше вопросов. До свидания.
— До свидания, Таня. Если что-нибудь выясните, сообщите мне, пожалуйста, — бросил он через плечо, возвращаясь в корпус. На ответ он явно не рассчитывал.
Я медленно спустилась по ступенькам, так же медленно обошла высокую литую чугунную ограду перед фасадом здания и вышла на улицу. Мне жутко хотелось подпрыгнуть и прокричать какой-нибудь боевой клич, ведь всего лишь каких-то пятнадцать минут назад я чуть не угробила все дело, но вовремя спохватилась и, повернув все в свою сторону, одержала ошеломляющую победу.
Андрей, хитрый черт! Ведь когда он сказал, что не знает, как зовут отца Нади, я чуть не взорвалась. А он подливал масла в огонь, внаглую утверждая, что он ничегошеньки не понимал из того, что делал Александр Иванович. Это он-то, физик. А он ведь наверняка прекрасно знал, что я уже поговорила со Смирновой и Новиковой и что они, скорее всего, рассказали мне о том, как Надя показывала им троим батарею.
Он хотел вывести меня из равновесия, чтобы я, не владея собой, выдала ему то, что мне известно. Он ведь до сих пор не подозревает, что я знаю все о последнем изобретении Кузнецова-старшего. Но в последний момент я поняла эту игру и переиграла ее на свой лад. Стоило мне предположить, что отец мог объяснить Наде всю важность своего последнего открытия, как я сразу угодила в больное место Андрея, ведь он не мог даже в мыслях себе представить, что Надя могла понимать значение открытия отца.
Изобретение, стоящее диких денег, способное перевернуть электрохимию, провалялось в ящике стола черт знает сколько времени, и им хвастались, показывали гостям так, как показывают семейный альбом или старые вещи родителей: «Вот это мраморные слоники моей бабушки», «Смотрите, эта пепельница принадлежала моему отцу, он сам ее сделал»… и тому подобное. И только он, Андрей Шилов, сразу понял, что у Нади в руках величайшее открытие и его так бездарно пытаются сгноить в пыльном столе. Тут, конечно, остаются некоторые детали, но общая картина преступления ясна.
Вот теперь все в моей голове встало на свои места. Роль Андрея Шилова вырисовывалась настолько ярко, что мне почему-то стало стыдно за нашу страну, где молодой, без всякого сомнения, умный и талантливый физик способен пойти на преступление, даже на убийство. Ведь, ожидай его после университета хорошая высокооплачиваемая работа по специальности, вряд ли он решился бы на преступление, которое может перечеркнуть всю его карьеру.
Ну да ладно, что сделано, то сделано. Ведь не воруют же другие студенты и инженеры, так что, видимо, он сам виноват. Теперь у меня оставалась одна проблема: как поймать Андрея с краденым изобретением. Если он что-то заподозрит и избавится от него, если уже не избавился, то доказать его вину будет невозможно.
Даже если удастся поймать его с этой батарейкой, то обвинить его можно будет только в сбыте краденого, в крайнем случае, в самой краже, но в убийстве никогда. Преступление было подготовлено идеально, нет ни малейшей зацепки, приличный адвокат не оставит от обвинения, основанного на одних лишь косвенных уликах, камня на камне. Боюсь, что и обвинение в краже постигнет та же участь, но даже в случае, если Андрей понесет наказание за сбыт краденого, то я буду считать, что дело завершила успешно.
У меня было много дел, дел хитрых, связанных с коммерцией, политикой, спецслужбами, и бытовые дела, но я еще не сталкивалась с противником, который сочетал бы в себе все те качества, которые соединились в Андрее. В свои двадцать два года он обладал гениальным, могучим, но необычайно жестоким и циничным умом. То, как он продумал, подготовил и совершил преступление, достойно уважения, если можно уважать убийцу. Это первое мое дело, в котором против преступника была всего одна-единственная, да и то косвенная улика.