Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола

Сарбучев Михаил Михайлович

При этом самого монарха война, похоже, вообще не беспокоила. Руководство ею было полностью отдано на откуп царедворцам и бюрократам. Нахимов, Истомин, Толебен действовали фактически на свой страх и риск. И делали то, что у каждого лучше получалось. Один из ветеранов Крымской кампании, флаг-офицер В. А. Корнилова вице-адмирал И. Ф. Лихачев, позже вспоминал о Синопе: «Наша эскадра была вдвое сильнее неприятельской материально и, конечно, в несколько раз сильнее ее в нравственном отношении. Следовательно, особого «геройства» тут не представлялось, и «свет» этим «удивлен» так же быть не мог. Но наши моряки сделали все и каждый свое дело отчетливо и точно…»69 Можно еще добавить: чем был ниже чин, тем отчетливее и точнее солдат и матрос делал свое дело.

Что же такого выдающегося совершил Нахимов при Синопе? Да, собственно, разыграл классический российский

имперский сценарий. Поймать момент, когда локальный численный перевес будет кратным, выполнить массированную атаку «в лоб», не считаясь с потерями (линкоры – против корветов, если по числу кораблей преимущество было за турками, то по орудиям и калибрам – однозначно за русскими; напомню, что в результате боя линейный корабль «Ростислав» оказался небоеспособен и был отправлен в Севастополь на ремонт), вызвать остервенение у врага и… остановиться в нерешительности. Высшее командование не имело четкого представления даже о том, что следует делать в случае победы в Синопе: нападать, высаживать десант или защищаться.

Когда же государь проявлял «политическую волю», бывало еще хуже. Мы знаем об обороне Петропавловска – примере самоотверженности и поистине суворовского военного искусства. Но учебники стыдливо умалчивают, что после удачного отражения штурма гонец, посланный командиром Петропавловского военного порта генерал-майором Василием Завойко, привез личный приказ императора: «Бухту оставить, гарнизон эвакуировать»! Вошедшие в бухту несколькими неделями позже британцы нашли ее «совершенно непригодной», и, видимо, лишь это избавило Россию от территориальных претензий на Востоке.

Романовы и их преемники еще неоднократно проявят подобную «политическую волю»: и во время Балканской кампании (дойти до предместий Стамбула и повернуть!), и при Мукдене, и на фронтах Гражданской. Мутная история последних дней Лавра Корнилова, несостоявшегося диктатора России, разворачивалась как раз на фоне загадочных отходных маневров из уже практически захваченного белыми Екатеринодара. Как под копирку, сюда же ложится финская кампания 1940 года. Прорыв линии Маннергейма и последующий отказ от оккупации Хельсинки привел к тому, что вместе с быстро утраченными преимуществами удобной базы на полуострове Гангут СССР приобрел упорного и сильного врага, без участия которого была бы невозможна блокада Ленинграда. Подобными «гениальными» военными решениями изобилуют обе чеченские кампании. В общем, я вынужден констатировать, что более позорного военного поражения Россия не терпела со времен Ливонской войны.

Но самым тяжелым было вовсе не военное поражение. Пока английские и французские гранаты осыпали Малахов курган, в Европе набирал обороты маховик информационной войны. Именно тогда впервые начали смаковать «азиатскую» сущность русских. Бесновалась левая пресса, а громче других завывал малоуспешный и малообразованный публицист, живший на британские подачки, Карл Маркс. Синопское сражение было проиграно турецким флотом, зато выиграно англо-французскими журналистами. Синоп, за которым не последовало решительных действий (а ведь они могли по крайней мере вызвать страх и внушить осторожность, в том числе в выражениях), стал точкой кристаллизации русофобских настроений. Вторая половина XIX века – черное время в отношениях с Европой. Русских представляли «гуннами», «монголами», «варварами», которым чужды понятия воинской чести и гуманности. В англоязычной прессе появились рассказы о том, как русские моряки в ходе сражения достреливали оказавшихся в воде турецких раненых70.

Сюжет о расстреливаемых раненых всплывет в англоязычной литературе еще не однажды, когда понадобится изобразить звериное лицо врага. Так, достоверно известно лишь об одном подобном эпизоде со стороны германского флота во Второй мировой войне (U-852, командир Гейнц-Вильгельм Эк, осужденный Нюрнбергским трибуналом). Однако он стал своеобразным маркером Кригсмарине, особенно популярным у «историков» типа Пикуля. При этом, по свидетельству адмирала Ч. А. Локвуда, расстрел противника после потопления корабля был обычной практикой англо-американцев. В книге «Топи их всех», переведенной на русский язык и вышедшей в Воениздате в 1960 году, он упоминает о том, как капитан Мортон расстрелял экипаж потопленного японского транспорта, а при входе в базу привязал к мачте метлу, демонстрируя тем самым «Океан чист», чем доказал (по Локвуду) «образцовую настойчивость и агрессивность»71.

Со второй половины XIX века в Европе массово распространяются «научные» труды и «открываются»

источники (и сколь своевременными и востребованными тут оказались работы Крузе!), где содержатся сведения о том, что русские не кто иные, как «потомки монгольских рабов», «варвары» и пр.

Подобно тому, как Ясон, бросив огромный камень на поле Ареса, избавил себя от грозного и многочисленного соперника, так и Британия, подкинув многократно превосходившей по силам континентальной Европе миф о русских-гуннах, добилась своей цели. Вместо единой Европы, как было после Наполеоновских войн, стало две НЕДО-Европы. Дальше оставалось только ждать, чтобы они друг друга поубивали, и въехать на дымящиеся руины на белом коне.

В криминалистике есть такое понятие, как почерк преступника. Именно он зачастую становится единственной ниточкой, потянув за которую можно распутать клубок и определить личность злодея. Подобный почерк имеет и политическая пропаганда. Интересно, что миф о «гуннах» как оружие информационной войны применялся англосаксами не только против русских, но и… против немцев. Как же так? Ну ладно мы – мешаные-перемешаные, «немытая Россия», находящаяся на богом забытом краю Европы. Но немцы-то! Эти «белокурые бестии», «потомки Нибелунгов». Они – тоже? Ну да. И они тоже. Вернее, так: когда король (королева) прикажет быть гунном, у нас гунном становится любой. Такова воля короля! Прикажут – будешь хоть луораветланом! Впрочем, нельзя не признать за британцами известной логики. Раз потомки русов – гунны, то население по крайней мере Мекленбурга, Передней Померании, Тюрингии, Восточной Пруссии – и подавно.

В 1914 году в Британии появилось немало «исследований», доказывающих родство германцев с азиатскими кочевыми племенами. На пропагандистских плакатах германцев рисовали как кровожадных извергов, поедающих детей и топчущих женщин и стариков копытами. «STOPHUN!». Спустя исторически короткий промежуток времени те же самые пропагандистские клише были использованы уже Германией, но привели вовсе не к победе, а к чудовищной трагедии.

Вот какой неожиданный оборот приобретает история с размытой самоидентификацией. Немцам «повезло» чуть больше. Во-первых, война, в которой против них применялось это оружие, продлилась всего шесть лет и закончилась полным разгромом, а стало быть, потребность в такой идеологеме сама собой отпала. Во-вторых, в Германии, привыкшей оперировать конкретными параметрами (показаниями приборов, данными краниометрии, антропологии, статистики), стремящейся все учесть и подсчитать, подобные «изыскания» всерьез даже не рассматривались. Другое дело – Россия. Она мыслит абстракциями: «БогЪ», «духЪ», «щастье», «правда», «величие» etc. И часто для обывателя понятие «русский» становится оценочным, обозначающим этакого «хорошего парня» и не имеющим под собой никакого этнического содержания. Для немца носителем «немецкого духа» может быть только человек, соответствующий определенному типу, прежде всего расовому типу – назовите его как хотите, но он имеет начало и имеет конец. Из этого, между прочим, вытекает довольно неожиданное следствие: «хороший парень» может быть и кем-то еще, не только немцем. В нашем же «национальном», а точнее, все еще имперском сознании понятие «дух» и его носитель разделены. Якобы «дух» способен «переформатировать» носителя любого генотипа под «русского». Если Пушкин воспринимал «русский дух» как производную от культурного контекста, базирующегося на фольклорной составляющей, то есть на «национальных кодах», то что под этим словосочетанием понимают современные «мастера культуры», одному богу известно. Это уже потом нам стали «братья навек» китайцы, индийцы и другие коренные народности британских колоний. Далее – БРИК-С, далее везде…

Следует сказать, что в Восточной войне у России нашлись и союзники, причем довольно необычные. За океаном эту войну восприняли как противостояние со старым врагом – Великобританией, которая в те годы ассоциировалась для американцев с такими понятиями, как «тирания», «национальный гнет», «агрессия». Сегодня об этом не принято вспоминать, но в Севастополе вместе с Николаем Пироговым под английскими бомбами работало несколько десятков американских врачей-добровольцев (не все там локвуды). Штурм Петропавловска потерпел фиаско во многом благодаря тому, что экипаж китобойной шхуны, отправленной американским посланником в Гонолулу (Гавайи тогда еще не были штатом США, а являлись формально независимым королевством), вовремя предупредил гарнизон крепости о готовящемся нападении англо-французской эскадры. По каналам американской дипломатии передавались и разведданные.