Никарагуа. Hora cero
Шрифт:
В день Santo Domingo — покровителя Манагуа — Кольцо обедал у Франциско — Серхио в компании его старшего брата–североамериканца Орландо. Посидели недолго, выпили немного. Всей семьёй они проводили его домой, а сами поехали в католический собор. У младшей Нормалены на шее Сергей увидел звезду Давида. «Странно в Латинской Америке сочетаются религии и национальности», — подумал Сергей.
В последующие дни дважды Луис и Изабель забирали Сергея в кино, посмотрели американский фильм «Побег на двоих» с Гансом Вальтером и Гильдой Гаднер и итальянский фильм «Цикада».
Иначе вечерами выдержать дома он не мог. Луис привёз ему транзисторный радиоприёмник «Selena». Стало чуть веселее (своя радиотехника была вывезена в Союз).
В университете вместе с Вероникой Кольцов провёл совещание преподавателей Департамента по вопросам издания учебного
С проректором Владимиром Кордеро у него состоялся разговор по поводу его работы в UNI. Владимир был против. Сергей не спорил.
На следующий день после работы он провёл первое собрание партгруппы, которое прошло неплохо, если не считать опоздания Виктора и Вартана, которым пришлось сделать замечание. Затем все ремонтировали машину Векслера (которую он сразу же забрал у Колтуна). Кстати, наличие лично–служебных машин было строго регламентировано по рангу. Посол ездил на «Мерседесе». Советники и «первые секретари» на «Вольво» или «Тойотах», все остальные дипломаты на «фордах» или других «дешёвых» американских марок. Так что по типу машины можно было определить ранг владельца. Все машина имели срок использования — 3–5 лет. Затем покупалась новая машина. Так что каждый вновь прибывший дипломат первое время ездил на машине своего предшественника, пока ему приобретали новую (по заказу). Старые машины обязательно продавались (по сниженным ценам) через специальных «посредников». Но иногда, в качестве исключения, передавались «специалистам» (например, военным «советникам» и пр.). Такая «списанная» машина и досталась Векслеру. По советским мерках она была совсем «новая» (5 лет), но, похоже, после того, как ей попользовался Колтун, она стала для Виктора «проблемной».
Через день вечером неожиданно к Сергею домой нагрянули Виктор и Вартан и… забрали его с собой в дом «Altamira», где Виктор устроил приём для Хоакина Солиса Пьюра (теперь председателя CNES), который приехал с женой и младшим сыном. Позже подъехали ректор UCA Хуан Санчес и новый ректор UNAN Умберто Лопес Родригес с супругой. Также присутствовала Аннет, новая секретарша д-ра Орагона в СNES (заменившая Марию). Кольцов догадывался, что Виктор не мог его ни пригласить на столь изысканное собрание, зная об отношении к нему бывшего ректора университета Хоакина Солиса, который, как сообщила ему Сильвия, очень сожалел о том, что не смог забрать его с собой в CNES. Да, о чём бы они говорили под коньяк, «Петровскую» и «русские» шашлыки, когда речь зашла о «марксизме», об истории, искусстве и культуре? Виктор хорошо знал своих собеседников. К тому же ему нужно было познакомиться с новым ректором университета, который произвёл на Сергея приятное впечатление.
Вернувшись домой поздно, он оказался перед закрытой дверью! Пришлось стучать…
Утром Сергей убрал свою комнату и вышел прогуляться. Встретил Луиса и по его приглашению пообедал у него. У Луиса он застал Вольфганга и понял, что немецкий коллега в его отсутствии зря время не терял. Пили чилийское вино, ели подгоревший шашлык и смотрели диапозитивы военной подготовки морской пехоты США. Затем Луис отвёз его в кино на фильм «Атлантик–сити» со старым Ланкастером.
Кольцов постепенно втягивался в университетскую жизнь, которая развивалась как бы параллельно (и независимо) от «личной» жизни, т. е. жизни советской преподавательской группы. Они пересекались всё меньше. У него сложились своё положение и авторитет в никарагуанской университетской среде. Его же соотечественники продолжали вести, в общем–то, замкнутую в себе жизнь со своими взаимоотношениями и страстями. К работе они относились, как к необходимости, и этим ограничивались их контакты с никарагуанскими партнёрами. Общение Сергея с «коллегами», в конце концов, свелось практически лишь к бытовому. Разумеется, это многих раздражало и провоцировало. Единственным человеком, который в этом его поддерживал (и «прикрывал»), был Виктор Векслер, который сам вёл такой же «свободный» образ жизни и тяготился «коллективными» отношениями. Рябову такая «независимость» явно не нравилась, но он ничего не мог сделать,
Газеты сообщали: Бои на севере страны продолжаются. Представитель Сальвадорского Демократического Фронта Рубен Замора встретился в Колумбии с представителем президента США Стоуном и сделал предложение из 6-ти пунктов. После этого Стоун навестил Никарагуа, имел беседу с Даниэлем Ортегой и Д’Эскотом.
Две недели со дня возвращения Кольцов были отмечены коллективным выездом на пляж «Почомиль». Заезд в «Планетарий», куда он не заглядывал полгода, не затронул его «струн души». По дороге начался ливень, так что на место прибыли слегка подмоченными. Погода оставалась пасмурной весь день. Сергей с «холостяками» позавтракал в ресторане «Bajamar» (где позже и пообедали). Потом покатался по пляжу на лошади, предложенной никарагуанцами, окунулся в океане, сделал фотографии. В фотообъектив попала «Голубая амазонка», симпатичная и дерзкая молодая никарагуанка. Потом пили пиво, время прошло незаметно. Вернулись рано. Вечером заехал Луис, и Сергей с ним уехал к итальянцам. Ели приготовленные Марго спагетти и говорили об «интернационалистах».
Действительно, положение иностранцев здесь достаточно многозначное. Страна битком набита иммигрантами из стран Латинской Америки и Европы, самой разной политической ориентации и без таковой вообще. Но их не относят к «интернационалистам», называя таковыми только тех, кто прибыл в страну официально по направлению (или с согласия) своих правительств. Это, — прежде всего, кубинцы, мексиканцы, а также восточные немцы, немного болгар и чехов. Первые пользуются всеми гражданскими правами, кроме политических, вторые — определёнными привилегиями. Советских специалистов почему–то ни к тем, ни к другим не относят. На них не распространяются ни права, ни привилегии. Они — временные гости, как матросы, сошедшие на берег с иностранного судна. То есть, проще говоря, они «чужие среди своих». Официальные лица проявляют к ним все знаки «благодарности», но не более чем в пределах необходимости. Эта «дискриминация» проявляется, так или иначе, и в университете. Так, в Департаменте эквадорец Пако Фьерро и чилиец Луис Салазар — это «свои», итальянцы — это «иммигранты», немец Вольфганг и кубинец Хоакин Квадра — «интернационалисты». А Кольцов, как и другие его «коллеги», — они просто «советские специалисты», с ограниченным правом «совещательного голоса» и без каких–либо «преференций»…
Кольцов узнал об объявленной в университете мобилизации в армию.
В университете он заглянул в библиотеку университета, посмотрел библиографию по философии культуры. Принял решение, что пора начинать научную работу, собирать материал для докторской диссертации.
Дома Кольцов не смог почитать из–за постоянного шума, который устраивали дети в холле. Сейчас он читал, взятую у Химены «Теорию и практику никарагуанской революции» — скучная и примитивная книга!
Он получил письма от сына (из Москвы) и рисунки дочери, от Лиды — ничего!
В день «возвращения» покровителя Манагуа Санто — Доминго в свою церковь Sierritas в горах, т. е. — день окончания праздничной недели Санто — Доминго, — преподаватели на работу не поехали. Кольцов пообедал в «Antojitas» в многочисленной «аристократической» кампании никарагуанцев. На улице прошёл хороший дождь, начинался полугодовой «сезон дождей». Ночь опять прошла беспокойно, была большая стрельба (в честь окончания праздника). Эти никарагуанцы как дети верят в сказки…
В университете занятия проходили нормально.
В пятницу Кольцов весь день проторчал в CNES вместе с Вартаном и Колей Максаковым в ожидании, пока освободится Векслер. Вартан теперь разговаривал с ним исключительно только в присутствии Виктора, после того как попытался «воспитывать» его и Сергею пришлось поставить его на место. Хитрый он, но не умный. На этот раз разговор зашёл о новом «переселении» («школьники», жены, дети и пр.) и вообще «за жизнь». Иван Нистрюк сколачивал кампанию для переселения из «Планетария» в «Болонью». Вартан его поддерживал. Сергей высказался против, Векслер — тоже. Интересы Вартана и Виктора были понятны. Один пытался избавиться от скандального семейства, другой — сохранить «Болонью» как свою «резиденцию». Николай, как профорг, держал нейтралитет. Таким образом, вопрос был снят. Поговорили, между прочим, и о Евгении Колтуне, который, похоже, уже всем надоел. К тому же начал много пить, редко выезжая на работу.