Никарагуа. Hora cero
Шрифт:
…За это время в жизни Кольцова не произошло ничего существенного. Работа продолжалась как в CNES, так и в университете. Состоялся разговор сначала с Уго Мехийя, а затем и с Владимиром Кордеро (вероятно, с подачи Мехийа), об его «учебной нагрузке». Мехийа считал, что у него слишком много «свободного времени», явно имея в виду его занятость в CNES. С Кордеро разговор был более конструктивный, он был удовлетворён информацией о том, что занятия со студентами и преподавателями проходили у Сергея по «программе». На самом деле, если со студентами у него не было проблем, — ребята были подобраны толковые и относились к занятиям ответственно, — то с преподавателями наладить «общий язык» пока не удавалось. Иногда кое–кто пропускал занятия, никто к ним не готовился. Так что приходилось начинать с уже пройдённой темы. Это очень
В субботу Кольцов, оставшись один дома, — все уехали за покупками в город, — познакомился, наконец, со своей «соседкой». Большая ярко–зелёного цвета змея забралась через полуоткрытые стеклянные двери с дворовой лужайки в холл, где Сергей смотрел телевизор. Схватив «мачете», он попытался расправиться с незваной гостьей, но, ловко уклоняясь от ударов большого ножа, змея ускользнула на своё место, под бетонную плиту у двери комнаты.
Вечером почти всех мужчин посёлка «Планетария» вывезли в посольство, где они приняли участие в «профсоюзном» собрании советской колонии. Заграницей деятельность иностранных партийных организаций запрещена, поэтому здесь они назывались «профсоюзами», а партсекретари — «профоргами». Впервые Кольцов увидел почти всех «специалистов». Собралось человек пятьдесят. Держались группами, отстранённо друг от друга. Посольских он уже знал почти всех, если не по имени, то в лицо. Речь перед собравшимися держал посол Герман Евлампиевич Шляпников, которого Сергей раньше видел только мельком.
Ему очень хотелось подойти к послу и спросить: не родственник ли он его бывшего «шефа» от ЦК комсомола на Кубе. Но субординация не позволяла. Вообще, к удивлению Кольцова, который в Советском Союзе, (да, и на Кубе), свободно общался с достаточно высокими партийными и государственными чинами, привыкнув к этому ещё с комсомольской работы, здесь иерархия среди работников посольства и миссий соблюдалась строго. Очевидно — это было следствием московской «школы». Вообще, как он заметил, «москвичи», составлявшие здесь некую касту, вели себя по отношению к провинциальным соотечественникам, как «белые» по отношению к «аборигенам» в колониях: внешне церемонно, но с нескрываемым взглядом превосходства и пренебрежения.
Советский посол говорил о важности «информационно–пропагандистской работы» в преддверии 50-й годовщины Советского Союза, особо подчеркнув: «мы не используем наш золотой фонд». Кольцов понял, что он имел в виду преподавателей, но не мог даже догадываться, насколько это вскоре коснётся его. Среди других выступил Векслер, который, конечно, заверил руководство, что советские специалисты, направленные коммунистической партией и советским правительством в революционную страну для выполнения их «интернационального долга», выполнят возложенные на них задачи. Сергей улыбнулся, представив, как Виктор завтра начнёт выполнять эти «задачи»…
На обратном пути в автобусе произошла очередная стычка, из–за того, что не могли договориться в какой кинотеатр ехать. В результате — вернулись в «Планетарий».
На следующий день все поднялись в 4-е и ждали до 6-ти утра, когда пришёл большой жёлтый автобус (на нём здесь возят детей в школу). В него набились кубинцы, немцы, мексиканцы, — весь «интернационал» университета. Выехали из Манагуа и направились на юг. В 9-ть часов были в Гранаде, городе в 100 км. от столицы. Типичный латиноамериканский городок, бывшая в XIX в. столица страны. Одноэтажные дома «колониальной» архитектуры, кафедральный собор на центральной площади. После короткой прогулки по улицам города, подошли к пристани на берегу большого озера по названию «Манагуа». Здесь загрузились в ветхие плоскодонные моторные барки с навесами и отправились в путешествие по озеру. По обе стороны проплывали небольшие покрытые густым лесом острова. У кромки берега на некоторых из них ютились полуразвалившиеся дома под пальмовыми крышами. Очевидно, в них жили рыбаки, потому что рядом были приткнуты небольшие лодчонки. Недалеко от берега попадались полузатопленные большие рыболовные суда. Неожиданно все увидели голый остов большого корабля. Можно было предположить, что корабль затонул в непогоду, как минимум, полвека тому назад. Иногда барки проходили очень близко от берега и тогда наклонённые кроны деревьев касались навеса.
Наконец, они пристали к одному из островов, который казался более цивилизованным. И, действительно, от берега вверх вела старая деревянная лестница с перилами, по которой все поднялись на большую поляну–площадку, центральная часть которой была накрыта пальмовым навесом с вывеской «Таверна», очень напоминая пиратское пристанище из «Острова сокровищ». Здесь по кругу были врыты в землю деревянные скамьи и столы. Посредине — яма для костра (здесь принято разводить костры только в ямах для предотвращения пожара). Кое–где даже были расставлены плетёные кресла–качалки, одно из которых Кольцов сразу же оккупировал. Кроме прибывших, никого на острове не было. Вероятно, здесь в давние времена отдыхали небедные гранадцы.
Разделившись по национальным группам, прибывшие стали накрывать столы снедью, привезённой с собой. Кое–кто прихватил с собой ром, но на столах стоял лишь апельсиновый сок. После недолгой трапезы, включили магнитофон и объявили «танцы». Мужчин было явное большинство, поэтому женщины пользовались большим спросом. Над поляной стоял разноязычный шум и гам. Некоторые разбрелись по редкому лесу. Сергей попробовал подремать в своём кресле.
В конце концов, вновь загрузились в барки и отправились обратно в город. В автобусе было весело и шумно. От этого у Сергея разболелась голова. С этим он вернулся домой.
Остановка в преподавательской группе, после собрания, фактически не изменилась. Евгений быстро пришёл в себя от шока, увидев, что Векслер ничего предпринимать не собирается. Однако он неожиданно вернул Кольцову 400 долларов, тем самым, подтвердив его подозрение. Эти деньги Сергей отдал ему на лечение Лиды у зубного врача. Как выяснилось, стоматологическое лечение советских специалистов оплачивал университет, так как оно было только «частным» и очень дорогим. Но деньги, которые были выделены на всю группу, оказались истраченными. Их — просто не было! Куда они делись, Колтун отказывался объяснять. Но Сергею было ясно, что без Абеля Гараче это не могло произойти, так как деньгами распоряжался он как начальник иностранного отдела. Теперь он избегал Кольцова в университете, хотя при вынужденных встречах был подчёркнуто вежлив. Колтун, напротив, не скрывал своей агрессивности. Он категорически отказывался вести к врачу Лиду, у которой обострились зубные боли. Впервые у Кольцова с ним произошла серьёзная стычка.
В университете начались срывы занятий Кольцова. Его вызвал Владимир Кордера и показал письмо Мехийа, которое он направил доктору Флоресу в CNES и в котором он обвинял Сергея в «политической несостоятельности», чуть ли не в «контрреволюционной» пропаганде среди преподавателей и студентов. Сергей понимал, что мимо Абеля Гараче это письмо не могло пройти. Так что это — месть или предупреждение?! Кордеро говорил с ним вежливо и доброжелательно, дав понять, что он лично не разделяет этого обвинения, и «доктор Сергио» может продолжать работать. Но попросил всё–таки быть осторожным в высказываниях и отношениях.
Вице–ректор не счёл нужным ставить в известность Колтуна. Но Кольцов должен был сообщить Векслеру об этом письме. После разговора с Виктором Сергей понял, что повторилась история с CNES, Его опять хотели «загнать в угол», чтобы укротить его активность, которая раздражала некоторых его никарагуанских и советских коллег. Сергею было неприятно осознавать, что он в какое–то мгновение испугался…
В департаменте Кольцов посоветовался с Франсиско — Серхио и кубинцем Хоакином, не касаясь подробностей. Франсиско — Серхио явно «скис», его первоначальный энтузиазм испарился. Теперь он лишь что–то мямлил невнятное. Хоакин — старше Сергея лет на десять, опытный и умный человек, — понял (или знал) ситуацию и обещал ему поддержку.