Никиша
Шрифт:
Сапрон многозначительно поднял указательный палец:
– Никакие битвы, партии, демократии не исправят повреждение ума в человеках. У немцев была дюже
– Брешешь ты, Сапроха! – взвизгнул дезертир, поправляя за спиной игрушечное ружье. – Мысля твоя поперек жизни идеть.
– Никися глюпый, дулясок!.. – Джон гыгыкает, показывает на дезертира грязным лоснящимся пальцем, который он часто сует в рот.
Оборачивается круглым сальным лицом к пастуху: – Саплёнь, расьскязи иссё пля Зою. Дзён будить пилякать…
Никиша, приставив к уху ладонь, снова слушает рассказ про казненную девушку. Джон хочет зарыдать как нормальный человек, но не получается, и он пищит, выпятив толстые слюнявые губы.
Дезертир тоже всхлипывает. За шинельной согбенной спиной болтается на разлохмаченной веревке ружье.
…Митя услыхал взрыв, испугался – опять, наверное, тракторист на мину напоролся?.. До сих пор снаряды выворачивают плугами.
Подросток шагает вдоль опушки леса, в ладони духовитые ореховые хлысты, срезанные для удочек.
С холма видны три фигуры, бредущие вслед за стадом коров по дну балки. Желтое облако в форме гриба плывет к реке, журчащей на свалах. Речная прохлада перебивается вонью взрыва. Теперь понятно – опять дурачок гранату нашел!..
Джон чувствует, что Митя думает о нем, поворачивается всем своим колодообразным телом. Вспыхивает улыбка желтых зубов:
– Митя халёсий, давал Дзёну каньфетьку!..
Стадо скрывается в низине, мелькает выгоревшая на солнце кепка
Сапрона, щелкает кнут, доносится его зычный голос:
– А ну пошли, мать вашу!..