Никита Хрущев
Шрифт:
Хрущев провел новый резкий поворот в сторону дальнейшей десталинизации на XXII Съезде КПСС в 1961 году, обнародовав множество потрясающих документов о преступлениях Сталина и его ближайших соратников, включая Молотова, Кагановича, Маленкова и Ворошилова, которых он пощадил на ХХ Съезде в 1956 году. После этого забальзамированное тело Сталина вынесли из Мавзолея, были сняты все изображения, разрушены все памятники Сталину – десятки тысяч больших и малых монументов. И эту инициативу поддержала и страна, и партия. Дважды Хрущев провоцировал Берлинский кризис, во второй раз закончившийся строительством Берлинской стены, – но и это не подорвало его престижа. Он смог получить полное одобрение даже за «Карибский кризис», быстро капитулировав перед требованием Дж. Кеннеди о вывозе ракет с Кубы.
Не только в международных делах, но и внутри страны Хрущев имел практически полную свободу и для разумных и для ошибочных и нелепых мероприятий. Ему помогало то, что люди по инерции все еще боялись, и это придавало распоряжениям Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета министров СССР ореол непогрешимости. Кроме того, постоянные перемещения ответственных работников мешали им сформировать какие-либо оппозиционные
После смещения Хрущева в октябре 1964 года в закрытом порядке ему вменялись в вину десятки ошибочных общегосударственных реформ и мероприятий и множество просчетов внешнеполитического характера, однако открытого обсуждения и осуждения этих ошибок не было, так как весь состав ЦК КПСС голосовал за реформы. При Хрущеве не существовало коллективного руководства, зато существовала коллективная ответственность. И не эти хорошо известные экономические и хозяйственные ошибки привели к падению Хрущева в результате постепенно окрепшей решимости его же недавних друзей и сместить своего лидера, а две партийные реформы, сначала поддержанные ЦК КПСС, но потом, при реализации, оказавшиеся несовместимыми с главными принципами однопартийной системы. Они-то и лишили Хрущева поддержки большинства не только в Президиуме ЦК КПСС, но и в общем составе пленума ЦК КПСС, состоявшего в основном из секретарей обкомов.
Используя устрашающую картину произвола властей в период «культа личности», объясняя это (и вполне правильно) нарушением принципов реальной демократии внутри партии, Хрущев сумел изменить Устав партии, а не только партийную программу на XXII Съезде КПСС. По новому уставу при выборах руководящих органов партии, райкомов, обкомов и даже ЦК КПСС полагалось обязательно менять одну треть членов на новых работников. Это же относилось, по существу, и к Президиуму ЦК КПСС, хотя не распространялось на Первого секретаря и некоторых «опытных и заслуженных» работников. Данный параграф устава вносил элементы демократизации в партийную структуру, лишая партийные должности профессионального, часто пожизненного статуса. Для секретарей обкомов (первых, вторых, третьих), для секретарей и членов ЦК КПСС и ЦК КП других республик новый, поспешно принятый на съезде устав означал нестабильность их партийных должностей, периодическую оценку того, как они работают, не пора ли их заменять новыми сотрудниками. Партийный лидер по самой природе и духу любой партии, является ли он лидером страны, области, города, района или большого завода, хочет оставаться лидером постоянно и уж если двигаться по служебной лестнице, то только вверх. В любой организации, в которой больше 500 членов, могут быть так называемые «освобожденные», то есть получающие партийный оклад секретарь или парторг. Благодаря этому только партийный секретарь, например, научного института, мог считать эту работу общественной нагрузкой, не приносившей ему дохода, но отнимавшей много времени в ущерб основной работе, например в должности заведующего лабораторией или старшего научного сотрудника. Секретари партийных организаций такого масштаба обычно и не стремятся к постоянству, а иногда даже рады уступить свое место другому на следующий срок. Но уже секретарь райкома – это высокооплачиваемая самостоятельная должность, и перспектива оставить ее через один или два выборных срока (то есть через два или четыре года) секретарю райкома не может понравиться. Тем более вряд ли это придется по душе секретарям обкомов или постоянным членам ЦК. Всем им, конечно, могли найти работу в соответствующих органах советской власти или даже в министерствах, но на новых должностях нужны были специальные профессиональные знания, которые многие уже давно утратили. Новый устав лишал партийных лидеров, составлявших большинство ЦК КПСС, необходимого им чувства прочности и устойчивости их положения на занимаемых ими высоких постах. Хрущеву он помогал тасовать партийные кадры, смещать тех, кто ему не нравился и держать других в полном подчинении. Поэтому неизбежно между ним и служившим ему ранее опорой пленумом ЦК, особенно секретарями обкомов, возникли скрытые противоречия и напряжение. Их требовалось как-то разрешить в период между XXII и XXIII Съездами, то есть между 1961 и 1965 годом, прежде чем на XXIII Съезде встанет вопрос о смене 1/3 состава ЦК КПСС.
Вторая партийная реформа, сыгравшая, пожалуй, наиболее важную роль в смещении Хрущева, заключалась в разделении всех областных партийных организаций на промышленные и сельскохозяйственные. Эту реформу приняли на расширенном пленуме ЦК в ноябре 1962 года по инициативе Хрущева, хотя, по существу, только съезд партии был полномочен проводить столь кардинальную реорганизацию партийного аппарата. Это была, в известной степени, попытка Хрущева вывести страну из тупика, в который ее завели система совнархозов и децентрализация руководства, а также практически полная деградация превращенных в большие совхозы министерств сельского хозяйства СССР, РСФСР и других союзных и автономных республик. Анархизация и упадок как сельскохозяйственного, так и промышленного производства заставили Хрущева искать выход не в разумном отступлении к более или менее проверенной централизованной системе, а в перестройке всей партийной системы. По его плану, партийные организации в областях должны были не заниматься «общим» руководством,
Но теперь, осенью 1962 года, по инициативе Хрущева все обкомы партии в срочном порядке были разделены на независимые друг от друга промышленные и сельскохозяйственные обкомы, а облисполкомы, соответственно, на промышленные и сельскохозяйственные облисполкомы. Вместо территориального был введен производственный принцип руководства. Как изменилось руководство промышленностью, сказать трудно, но руководство сельским хозяйством после этого только ухудшилось, так как сельскохозяйственные обкомы и облисполкомы обладали меньшими финансовыми и организационными возможностями, и резко сократилась необходимая помощь города деревне. Стало, например, очень трудно привлекать рабочих и служащих города на сезонные сельскохозяйственные работы. Промышленный обком и облисполком уже не были заинтересованы в отправке сотен тысяч рабочих и служащих на сенокосы, уборку урожая, картофеля и других овощей, а без этой ставшей уже традицией помощи сельскохозяйственные работы затягивались на большие сроки, и большая часть урожая, выросшего на полях, просто пропадала. В газетах публиковались статьи о необходимости повышения производительности труда колхозников, о том, что в деревне достаточно рабочей силы (по сравнению с США и Европой в сельских районах СССР действительно живет намного большая часть населения страны), но это не меняло положения – уменьшившаяся помощь города деревне не могла быть компенсирована «повышением производительности труда колхозников». Для этого был резко усилен нажим на колхозников, посыпались многочисленные запреты и ограничения, особенно на использование приусадебных участков и личного скота. Но и это не помогало.
Одновременно с разделением обкомов на промышленные и сельскохозяйственные было полностью изменено и складывавшееся десятилетиями районное звено управления сельским хозяйством. Районы, как части области, были укрупнены, прежние районы партии и райисполкомы – ликвидированы. Для руководства сельским хозяйством создавались территориальные колхозно-совхозные производственные управления, партийные комитеты которых взяли на себя функции прежних сельских райкомов партии. В укрупненных районах были созданы и районные советы, но их исполкомы имели ограниченные функции и не отвечали за производство.
О характере укрупнения можно судить по следующим цифрам. До этого в РСФСР на каждый район в среднем приходилось 37 000 человек населения и 12 колхозов. После 1963 года – по 68 000 человек населения и 24 колхоза. На Украине в среднем на новый район приходилось 100 000 жителей, вместо 49 000 в старых районах [45] . При плохой дорожной сети и слаборазвитых средствах связи создание сразу по всей стране новых районных центров нарушило все коммуникации между новыми районными центрами и колхозами. Часто до нового районного центра не могли добраться и рядовые жители (например, за справкой), и руководители колхозов и совхозов.
В связи с этой реформой в центральном аппарате республик и СССР тоже произошло разделение функций. Были созданы Бюро ЦК по промышленности и Бюро ЦК по сельскому хозяйству. Хотя оба на уровне ЦК КПСС возглавлял Хрущев, практически вся партия была разделена на две самостоятельные фракции. Возникла как бы двухпартийная система, пока в единстве и с общей программой, но в перспективе со всеми проблемами подобной системы.
Первые секретари обкомов, ранее имевшие полноту власти в области, теперь ее утратили. Во многих случаях стало неясно, кто же главный в области – промышленный или сельскохозяйственный секретарь, ведь они были независимы и отчитывались непосредственно перед ЦК, один перед Бюро по промышленности, другой перед Бюро по сельскому хозяйству. Возникло много противоречий, и прежде всего встал вопрос о том, кто же в области главный секретарь? Оба равны по статусу, но кто-то все же должен быть главным. Ведь в члены ЦК раньше выбирали одного Первого секретаря. Теперь этот секретарь в одних областях был промышленным, в других сельскохозяйственным, особенно если он имел, к примеру, было сельскохозяйственное образование. Этот секретарь, будучи и членом пленума ЦК КПСС, считал себя главным, но его независимый партнер мог этого не признавать. По традиции секретарь обкома избирается и депутатом в Верховный Совет СССР или РСФСР, как и председатель исполкома. Но теперь на область оставалось всего четыре возможных претендента, а по конституции в избирательном округе не больше 300 тысяч человек, далеко не все области могут избрать четырех депутатов (тем более, что нужно избрать и пятого – передового рабочего или колхозника). Между секретарями обкомов и председателями исполкомов возникало соперничество. Это еще не демократия, когда население выбирает – кто лучше, но это все же ее зародыш – соперничество, которого раньше не было. Потеря секретарями обкомов территориальной власти была равноценна утрате королем королевства. Король стал как бы управлять замками и дворцами, служащими королевских служб, но не всем королевством, а лишь частью, один король делал это по городам, другой – по деревням. Секретарь обкома перестал быть королем области – он только промышленный или сельскохозяйственный босс. А кто скажет свое мнение прокурору или судье? Кто даст распоряжение начальнику милиции? Кто будет собирать идеологическое совещание области? Кому руководить здравоохранением и просвещением? Не разделилась ли партия рабочих и крестьян на две партии – на партию рабочих и на партию крестьян? Ведь даже и областные газеты пришлось делить на городские и сельские.
Руководство и промышленностью, и сельским хозяйством не улучшилось, но секретари обкомов вскоре после этой реформы были против Хрущева, как и члены Президиума ЦК КПСС. Наличие двух Бюро ЦК – по сельскому хозяйству и по промышленности – ослабило их власть. Вся эта реформа не могла дожить до следующего съезда КПСС, то есть до 1965 года. Разделение партии нужно было обязательно ликвидировать и восстановить единую власть единых обкомов. В противном случае был возможен ее раскол и борьба между двумя фракциями за фонды, за места в Верховных Советах, за членство в ЦК КПСС, за бюджетные ассигнования, за все прочие условия существования. Начались бы взаимные обвинения, разделение милиции и КГБ.