Никита Хрущев

Медведев Рой Александрович

Хрущев и Кирпонос возглавили оборону Киева. На Украине налаживалось производство оружия и боеприпасов. Созданный еще при И. Якире Киевский укрепленный район был «расконсервирован», его доты снабжались оружием. Жители города окружили дальние подступы к Киеву глубоким противотанковым рвом. Создавалось народное ополчение. В результате принятых мер немецкие войска не смогли с ходу захватить город, и под Киевом развернулось крупное сражение, сковавшее значительные силы врага. Ни в июле, ни в августе вермахт не смог занять город. Однако севернее и южнее Киева немецкие войска продвинулись далеко на восток. В линии фронта образовался значительный «киевский выступ». Это было опасно, так как враг держал инициативу. Окружение Киева

могло повести к крупному поражению на всем Южном направлении. Было еще не поздно оставить Киев и создать новую линию обороны на путях к Харькову и Донбассу. Это понимали Буденный, Хрущев, Жуков, Кирпонос. Но Сталин запретил оставлять Киев.

Настроение Сталина в первые месяцы войны было крайне неустойчивым. Однажды в разгар летних сражений Сталин вызвал Хрущева в Москву.

«Когда я вошел на командный пункт, – вспоминал Хрущев, – а он находился тогда на улице Кирова, по-старому Мясницкой улице, в станции метрополитена, то я увидел Сталина, он был совершенно деморализован. Сидел серый на кушетке, и, когда я подошел, он вяло… ответил на мое приветствие, пожал мне руку, спросил, какое положение. Я ему сказал, что положение тяжелое, потому что мы отступаем. Он мне опять пробурчал: “Вот говорили, что есть русская смекалка, где же эта смекалка?” Ну меня это просто возмутило: как может Сталин говорить о русской смекалке, то есть посылать упрек за неудачу… Как он мог бросить такой упрек, когда в этом поражении, которое терпели наши войска, виноват был Сталин; он был виноват в том, что уничтожил кадры и не использовал всех материальных возможностей, которые были созданы трудом и потом советских людей…» [80] .

Хрущев, конечно, приписывает здесь себе такие мысли, которые появились у него значительно позднее.

К осени, когда общее продвижение немецкой армии задержалось, Сталин оправился от первоначальной растерянности. Но он все еще не отдавал себе отчета в сложившейся стратегической ситуации и не проявлял должной гибкости. Вот как описывает ситуацию на Юго-Западе Г. К. Жуков:

«…Я продолжал:

– Юго-Западный фронт необходимо целиком отвести за Днепр…

– А как же Киев? – спросил Сталин.

– Киев придется оставить, – ответил я. – На Западном направлении нужно немедля организовать контрудар с целью ликвидации ельнинского выступа. Этот плацдарм противник может использовать для удара на Москву.

– Какие там еще контрудары, что за чепуха? – вспылил Сталин. – Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?

Я не мог удержаться и ответил:

– Если вы считаете, что начальник Генерального штаба способен только чепуху молоть, тогда ему здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт…

– Вы не горячитесь, – сказал Сталин. – А впрочем, если вы так ставите вопрос, мы без вас можем обойтись» [81] .

На следующий день Жуков был снят с должности начальника Генерального штаба и отправлен на фронт под Ельню. Он сумел организовать здесь успешный контрудар. Но для Юго-Западного фронта военная некомпетентность Сталина обернулась трагедией. Немецкие войска замкнули кольцо окружения вокруг значительной группировки советских войск. 21 сентября эти войска оставили Киев, но вырваться из окружения смогли только отдельные группы бойцов и командиров. Погиб почти весь штаб фронта во главе с генералом Кирпоносом.

Н. С. Хрущев и командующий Юго-Западным направлением С. М. Буденный находились в эти дни вне кольца окружения. Но в их распоряжении не было достаточно войск, чтобы прикрыть образовавшиеся бреши. Немецкие армии продвигались на восток, захватывая левобережную Украину. О мужестве Хрущева в эти дни свидетельствует следующий эпизод. Его ставка была расположена в особняке в центре Харькова. Но Харьков было решено сдать без боя, отведя войска в район Воронежа и Курска. В это время конструктор И. Т. Старинов разработал

мощную мину, которая могла взорваться от радиосигнала с большого расстояния. Первую такую мину заложили на глубине нескольких метров под особняк, где находился Хрущев. Несколько дней после этого Хрущев работал в своей ставке и покинул ее за 2–3 часа перед вступлением в город передовых немецких частей. У немцев в городе были свои разведчики, но они не заметили ничего подозрительного. Как и ожидалось, после обычной проверки именно в особняке, где работал Хрущев, расположился штаб немецкой дивизии. Через несколько недель уже из-под Курска радисты послали в Харьков закодированный радиосигнал, и немецкий штаб взлетел на воздух {8} .

Летом и осенью 1941 года Хрущеву было не до речей, да и трудно было объяснить народу причины поражений. Еще 8 июля руководители Украины, в том числе и он, подписали Обращение к украинскому народу с призывом к беспощадной борьбе с врагом. В январе 1942 года вместе с другими руководителями республики Хрущев подписал новое Обращение к украинскому народу, призывая население республики вести партизанскую войну, не подчиняться немецким приказам, не давать врагу хлеб и мясо. «Мы напрягаем все силы, – говорилось в обращении, – чтобы освободить вас» [82] .

Весной 1942 года Юго-Западный фронт стал планировать крупную наступательную операцию в направлении Харькова. Но Ставка выделила фронту мало войск. Советские армии прорвали оборону противника и продвинулись вперед на десятки километров, но развить успех не смогли. Более того, немецкие войска вскоре перешли в наступление и окружили советские дивизии. Хрущев тяжело переживал это поражение и много раз позднее возвращался к событиям весны 1942 года По версии Хрущева, он дважды звонил на дачу Сталину с просьбой разрешить отход советским дивизиям и санкционировать прекращение Харьковской наступательной операции. Оба раза Сталин отказывался брать трубку, разговор велся через Маленкова, и Сталин приказывал продолжать наступление. По версии Жукова, Сталин не отменил Харьковской операции только потому, что само командование Юго-Западного фронта преуменьшало опасность ситуации и считало возможным продолжать наступление. Эти телефонные разговоры не фиксировались, и сегодня трудно установить истину. Большая часть военных историков склонна возлагать главную ответственность за неудачу Харьковской операции на Ставку, т. е. на Сталина. Во всяком случае, поражение было тяжелым, и около 150 тысяч советских военных попало в плен.

К этому времени относятся частые встречи Н. С. Хрущева с находящимся на фронте известным режиссером Александром Довженко. Об одной из таких встреч Довженко написал в дневнике: «Читал сегодня “На колючей проволоке” Никите Сергеевичу. У него ангина: закутался платком и в шинели. Весь белый. Страшно напомнил мне почему-то Кутузова. Беседа была долгая и чрезвычайно приятная. Хороший и разумный человек. Много перестрадал, постарел и собирается реставрировать украинское хозяйство. Буду помогать ему сколько хватит сил» [83] .

Через несколько дней после поражения Сталин вызвал Хрущева в Москву. Впервые Хрущев испытывал страх за свою судьбу и готовился к худшему, даже к аресту. После нескольких недель напряженного ожидания Хрущева назначили членом Военного Совета Сталинградского фронта, командующим которого стал генерал А. И. Еременко.

Находясь в действующей армии, Хрущев уделял много внимания партизанскому движению, которое приобрело на Украине большой размах. В республике действовали сотни крупных и мелких партизанских отрядов, здесь имелись десятки подпольных обкомов, горкомов и райкомов и даже подпольный ЦК КП(б)У. Но на Украине образовались также националистические вооруженные формирования, которым часто покровительствовали оккупанты. Основные базы УПА (украинской повстанческой армии) и УНРА (украинской народно-революционной армии) находились на Западной Украине.