Никогда не играй в пятнашки
Шрифт:
Больше на выезде из города смотрящие никого не встретили. Мародёры и прочие избегшие эвакуации не показывались, не подозревая о своей печальной короткой участи в этом месте. Только пылевые вихри на шоссе от ветра, пригнавшего тучи, производили какое-то движение на пустынной дороге, уходящей на север. Ир приоткрыл окно и потянул носом. Сильной вони от свалки не было, в последние время некому её было обильно пополнять отходами, к тому же здесь всегда дули ветры, далеко уносившие запахи.
Дорога не смотря на солидный возраст покрытия, была всё ещё в хорошем состоянии. Долговечная армированная метробетонка стрелой вытягивалась к горизонту, на котором маячила чёрная полоса смешанного леса. Когда процент мирового городского населения перевалил за девяносто, только такие дороги и стали строить. От мультика до гипера, от гипера — до другого гипера, и практически никаких виляний и развилок, без лишних заездов в вымирающие поселения, тем более, что в основном эти шоссе использовались многотонными грузовиками-роботами, не способными заснуть на слишком ровной дороге.
Свалка, наконец, закончилась. Никаких знаков и указателей, кроме перечеркнутой надписи «Ромов» на выезде из черты города, они больше не увидели. Ир
— Да-а, — протянул Егорыч, глядя в окно. — Двадцать километров отмахали, и — ни души, ни поселка. Раньше, бывало, посмотришь на карту — всё вокруг какого-нибудь городка усеяно было хуторками, деревнями, районными центрами. И думаешь — ведь в каждом кто-то живёт, встречается, женится, растит детей, работает, ругается, мирится, и главное — дышит свежим воздухом, не то что ты, горожанин серокожий…
Ир с интересом посмотрел на него в зеркало заднего вида. Старик продолжил свои мысли вслух. Никто не прерывал его.
— А потом все в города потянулись. Нет, конечно и раньше тянулись, ещё в середине прошлого века горожан уже больше половины населения было. Но в нулевые просто бум начался, на плодах Продуктовой революции, а у нас — начиная с развала Союза. Вы, молодёжь, и не видели деревни никогда. Умерла деревня, лет двадцать тому. Урбанизация… Мачеха человечества.
Пётр замолчал и угрюмо вытер пальцем пыль с резинового оконного уплотнителя.
— Что-то ты, Петя, загрустил, — Складка порылся в шуршащем пакете и достал бутыль с остатками бренди и протянул другу. — Хочешь выпить?
Пётр посмотрел на него, потом на бутылку, секунду подумал, потом решительно взял её и свинтил колпачок. Ир, глядя на него украдкой, улыбнулся и посмотрел на жену. Надя спала, слегка развернувшись боком на сиденье и закинув голову.
— Зато раз и навсегда решили проблему пробок по пятницам и воскресениям, — крякнув, продолжил Егорыч. — помню, в девяностые, когда я ещё семейный был, со своими на дачу с вечера выезжали, приезжали на место только под утро — такие пробки были! Задыхался Питер, разросся уже тогда до Гатчины и Всеволожска. А ехать было — километров тридцать всего. То-то.
— Да, припоминаю… — Складка сделал серьёзное лицо и приложился к вернувшейся в руки бутылке.
— Как-как? — переспросил Ир, — пробки? В смысле, заторы на дорогах? Их специально, что ли, кто-то устраивал, в знак протеста?
Старики усмехнулись.
— Ага, народ устраивал в узких местах, протестуя против ограничения свободы передвижения. Хех!.. — Пётр звонко пощелкал дубовым ногтем указательного пальца по горлышку бутылки и хрипло рассмеялся, как будто откашливаясь, потом опять посерьёзнел. — А когда первый год нового века закончился — как рукой сняло. По всем крупным городам, задушенным гигантскими пробковыми удавами, волной прокатилась череда однотипных законов: безумные налоги на дачи и пикники, а ещё сверхдорогая земля вне городской черты. Ну и запрет на самовольное выращивание и животноводство. И, чтобы окончательно добить — огромные пошлины на всё, что связано с авто. На ввоз, на вывоз, на покупку, на продажу, на производство и утиль, на содержание и на бензин, на дороги и на мосты, на запчасти и стоянки… в общем, край. Чтобы неповадно было, значит. Только для фермеров были поблажки, чтобы снабжать… — старик показал пальцем вверх, — но ещё пойди докажи, что ты не верблюд, и вправду хочешь землю обрабатывать с помощью трактора. И вот тогда и случился Великий и Окончательный Исход в Города и Подземку. Богатенький — делай, что хочешь, но плати, много-много плати, и всё же держи себя в рамках. Не дотягиваешь — сиди и не дергайся в специальных городских парках для пикников и езди удобно и быстро под землёй. И ничего, освоились. А, вот ещё что… штрафы ввели немереные за несоблюдение, значит, и что поразительно, специальная служба на это дело выделилась, строгая и неподкупная, прямо диву все давались. Ну, и перестал народ на загородную природу тянуться, оторвались последние корешки-ниточки. И вообще ездить сам по себе перестал. Всё что нужно — под рукой, даже машина не особо и нужна оказалась. В общем, стала умирать и автомобильная индустрия. Ну, не то чтобы умирать — прежнего роста уже не было. У нас ведь как деляги рассуждают: роста нет, значит, пиши — пропало. А жаль, только-только научились качественные дороги делать, как эта, например, и неплохие машины выпускать. Остались просто автомобили и очень дорогие, статусные. И привет. Зачем стараться? Если есть полная подземная магистральная сеть со всемирным охватом, — Егорыч привычно сощурился. — Да ты и сам всё это знаешь. Просто прежней жизни не нюхал.
Ир знал. Не будучи силён в новейшей истории, тем не менее, как и всякий потомственный горожанин, он ещё со школы помнил самые основные вехи. В семьдесят втором был открыт способ прогрессивной горнодобычи, названный методом Картани-Модлера, по фамилиям главных инженеров-изобретателей, неожиданно, спустя пять лет, нашедший применение у метростроевцев в виде метода скоростного частотного бурения. Как помнил Ирбис объяснения из учебника по этой самой новейшей истории, легенда открытия явления и создания крайне засекреченного метода была примерно следующей.
Один, к сожалению, теперь уже безнадёжно забытый физик-акустик, эмигрировал шестидесятых из Ирана во Францию, и поселился в Париже. Исследуя проблему распространяемости звуковых волн в твёрдых средах, он открыл особую полосу частот, точнее — набор полос или диапазонов обширного спектра звуковых колебаний. Назвав его «ударный кросс-акустический спектр», учёный по какой-то причине не успел оформить заявку на открытие и скоропостижно и тихо скончался у себя дома при невыясненных обстоятельствах. Возможно об открытии так ничего и не узнали бы, если бы в начале семидесятых прошлого века небольшая фирма по разработке горного оборудования «Arammine» не получила заказ от транскорпорации «BMF» на создание бура с повышенными характеристиками проходимости. Один из инженеров-разработчиков, Пьер Картани, накануне купил дом на Монмартре, как позже выяснилось, у очень дальнего родственника прежнего владельца, тоже почившего, правда, просто от банальной старости. Оказалось так, что пожилой француз долгое время сдавал угол тому самому безвестному ученому. Вступивший в наследство родственник, не желая тратить время и приводить в порядок несколько обветшавшую недвижимость, продал дом как есть со всем имуществом покойного и, таким образом, в том числе и с нехитрыми пожитками его не слишком удачливого одинокого постояльца.
Как-то в выходной день, разбирая вместе с сыном пыльные документы, найденные в дальнем кабинете, Пьер наткнулся на безымянную папку с описанием открытия, подписанную только инициалами «С. Т.» и витиеватой арабской вязью. Тем не менее, содержимое папки из сотни листов было написано на чистейшем научном французском, снабжённом математическими расчётами и таблицами, и, углубившись в чтение, Картани едва не схлопотал сердечный приступ. Так он обнаружил описание явления, которое позднее принесло ему признание, ряд престижных премий, включая Нобелевскую, и богатство. Суть открытия сводилась к следующему: при одновременном воздействии акустических колебаний нескольких тщательно рассчитанных диапазонов частот на различные материалы выяснилось, что при достижении определённой амплитуды происходило резкое усиление резонанса в подверженных воздействию частот различных типах грунта, а особенно в интересовавших учёного самых крепких, скальных породах — граните, базальте, твёрдых песчаниках. Не на шутку удивлённый смелости концепции и вызывающе стройному построению математических выкладок, инженер, всё же, на основании данных из папки, не поленился и создал экспериментальную установку для испытания метода. Результаты оказались в буквальном смысле потрясающими. При точной синхронизации и правильно направленном воздействии происходило стремительное разрушение межмолекулярных связей внутри структуры данных материалов. В результате порода на заданной глубине воздействия (порядка полуметра после тридцатисекундного цикла на первой опытной установке площадью полтора квадратных метра) превращалась в сыпучую смесь, которую оставалось только вынуть из обрабатываемого пласта. Как следствие, не требовалось наличия сверхпрочных буров, сверл и пробойников, взрывчатки.
Довольно простое, на первый взгляд, открытие имело далеко идущие последствия. Применив вместе с компаньоном Себастьеном Модлером доработанные результаты исследований безвестного С. Т. в своей разработке промышленного акустического бура и, на всякий случай, запантентовав его, Картани, сам того не ведая, заложил основание для революции в мировом порядке, неузнаваемо изменившем образ жизни и систему ценностей человечества.
О методе ожидаемо и закономерно захотели узнать многие, те, кто «в теме», но «BMF», за баснословную сумму выкупив у Картани все права на патент, почему-то быстро-быстро всё засекретила и даже подрядные лицензии давала с большим скрипом, со своим опечатанным оборудованием и только на строительство транспортных тоннелей. Ходили, правда, слухи, что Второй Нефтяной бум, в начале двадцатых годов, перед самой Войной, как-то был связан с незаконным применением метода Картани-Модлера, и даже затевались какие-то суды за патенты. Но это случилось много позже. А вот тогда, в семидесятых, тоннели подземки стали прокладывать с фантастической скоростью — от двух до четырёх километров в сутки, вместо прежних двухсот-трёхсот метров за месяц. Бригады-рекордсмены проходили однородные участки грунта ещё быстрее. Абсолютный рекорд, установленный в восемьдесят седьмом году канадскими шахтерами — девять километров восемьсот пять метров за двое суток — так и не был побит за все полвека работы. Основной вопрос, который при всем этом возникал у строителей: куда девать породу? Позже строители приноровились заполнять ею естественные пустоты, встречающиеся на пути бурения тоннелей, а также оказалось выгодно отгружать и перерабатывать её в строительный материал для бесконечно растущих этажек. Сеть стремительно развивалась, и за какие-то тридцать-сорок лет паутина подземных путепроводов охватила всю планету. Сначала связали все быстро растущие на дрожжах БКС гиперы, а потом и к мультикам протянула свои многочисленные рукава Великая Подземка. Корпорация «BMF» превратилась в транснационального монстра «Глобал Сабвей», могущество которого превосходило влияние многих стран. Советский Союз медленно и неохотно, как и всё новое, принимал технологию, и лишь спустя двадцать лет, с его развалом дело быстро пошло на лад, и национальная подземная сеть стала стремительно расти, догоняя Европу, Южную Азию и обе Америки, хотя так и не стала такой же великолепно развитой и разветвлённой. (Может, это и к лучшему, — подумал смотрящий, — может, благодаря этому мы всё-таки ещё живы). Оптимизма в строительстве такого беспрецедентного в истории мирового проекта добавило весьма своевременное открытие финских химиков в восьмидесятых. Ир усмехнулся, вспомнив урок химии в школе, и своего учителя по этому предмету, Дмитрия Павловича. Все в классе звали его Натрий Колбыч, но тот не обижался, наоборот, даже улыбался в ответ. Однажды он рассказывал про достижения современной химии и применение их в промышленности, и в какой-то момент он вдруг поднял вверх кривой указательный палец, обожженный многими реактивами и сказал: «Запомните эту дату, детки — 21 июня 1986 года. В этот день мир узнал о чудодейственном веществе, благодаря которому в Подземке стало по-настоящему сухо и безопасно! Технология наносводов! Вот она — химия для жизни, для людей». Чудодейственным веществом был углерод-и-ещё-чего-то-там-содержащий состав с изменённой молекулярной решёткой, разработанный группой Саволайнена. Он в разы увеличивал прочность и герметичность сводов, обработанных им по особой технологии сверхпроникающего напыления, создавая на толщину в десятки сантиметров фантастические по прочности молекулярные связи в веществе породы и, вдобавок, препятствуя проникновению в тоннели главной беды подземки — воды. Состав был настолько хорош, что позже создавал большие проблемы смотрящим. Своды требовали более мощных зарядов, совершенно не желая обрушиваться, что тоже стало на руку захватчикам.