Никогда не называй это любовью
Шрифт:
– Я предчувствовал такое. И боюсь, что нам не избежать этого.
– Но ведь это причинит столько вреда!
– Если это сделаю я, то да. Но жители Голуэя намного менее управляемы, нежели моя партия. И отдельные деятели, проводившие нечестную игру в политике, весьма плохо кончили. Это дошло до очень многих, даже самых уравновешенных. Возможно, мне удастся отговорить Вилли. Нам надо срочно встретиться.
И, нахмурившись, он стал мерить шагами комнату.
– Что мне известно наверняка – так это то, что никакого скандала не будет, пока не прошел билль о гомруле. После этого мы с тобой сможем порадоваться. Но я опасаюсь этих английских лицемеров. Если твой супруг именно сейчас хочет всевозможных осложнений, то все может рухнуть, как карточный домик.
– Вот этого-то я и боялась все время. Вилли хитрый и коварный человек. Полагаю, он долго ждал такой удачной для него ситуации.
Чарлз остановился возле нее и нежно провел кончиками пальцев по ее бровям. Но этот жест был сейчас только формальным. В такие мгновения ей казалось, что он считает ее камнем, подвешенным к его шее, и мучительно страдала.
– Мне надо встретиться с Вилли как можно скорее. И уладить все раз и навсегда.
В этот миг мужество неожиданно покинуло Кэтрин. Она почувствовала, что не сможет выдержать ту мучительную сцену, которая предстояла. Через три дня она написала Вилли и в ответ получила от него сварливое, раздраженное письмо, полное жалости к самому себе:
Дорогая Кэт.
Пока я еще сдерживаюсь. Мистер Чемберлен, которому прекрасно известно все, что я в разное время сделал для мистера Парнелла, считает, что последний… ну, в общем, он считает, что тот ведет себя очень скверно. Чемберлен говорит, что, если бы у Парнелла были хоть какие-нибудь чувства или хотя бы капля чести, он должен был бы во всеуслышание объявить своей партии, что мое место должно быть сохранено для меня, в противном же случае ему следует уйти с политической арены, отказавшись от роли лидера.
Я не собираюсь валяться в сточной канаве. Ко мне отнеслись как к последнему мерзавцу, так что я намерен ответить ударом на удар. Вскоре Парнелл не будет «влиятельной персоной».
«Интересно, почему мне совсем не пишут девочки. Ни одна из них даже не интересуется, как я…»
Кэтрин поняла, что скоро им придется столкнуться с неизбежным.
Встреча состоялась поздно вечером в Уонерш-Лодже. Вилли небрежно поприветствовал Чарлза.
– Ну, надеюсь, вы явились ко мне с какими-то новостями.
– Я в свою очередь надеюсь, что мне удастся отговорить вас от ваших безумных – это уж точно! – идей. Предположим, вас назначат кандидатом от Голуэя, но вам известно, как примет вас местный народ?
Лицо Вилли побагровело.
– Я очень популярный человек в Ирландии.
– Мне известно лишь то, что вы совсем непопулярный человек в партии. Вы даже не садитесь рядом с членами партии в парламенте.
– Мне было бы очень жаль, если бы я нравился этой команде бездельников.
Чарлз лишь пожал плечами.
– Подобная позиция вряд ли поможет делу. Вы ведете себя в данном случае, как мальчишка, а не как взрослый, здравомыслящий человек, О'Ши. Вы отказались от обещания поддерживать партийную политику и, несмотря на это, надеетесь, что я протолкну вас как искреннего и честного кандидата. Вы презираете одежду и речи ваших соратников по партии, за их спиной высмеиваете их произношение. Не отрицайте это. Мне все досконально известно. Вы изображаете из себя изысканного и неприступного джентльмена. Вы хотите заседать в парламенте, потому что это приносит определенные социальные выгоды. И это дает вам доступ в такие респектабельные дома, как, например, дом вашего приятеля Чемберлена.
Вилли собрался было с негодованием возразить, но лишь махнул рукой. Чарлз с явным презрением к собеседнику продолжал:
– Вы играете в политику, О'Ши. О, я не отрицаю вашей роли в вопросе Килмейнхэмского соглашения, однако вы так рьяно участвовали в этом потому, что это было очень вам на руку: это была благоприятная возможность обратить на себя внимание ваших влиятельных друзей, которыми вы так восхищаетесь. Но хочу вас предостеречь вот в чем: эти же самые ваши друзья не так искренни, как вы изволите думать. Лично я ни капли не доверяю Чемберлену. И уверяю вас, я не поддамся ни на какой шантаж ни с вашей, ни с его стороны. Если же я помогу вам пробраться в Голуэй, то лишь потому, что это будет играть на руку моим интересам, а вовсе не потому, что я испугался какого-то политика, в том числе и самого премьер-министра.
Наконец и у Вилли появилась возможность презрительно хмыкнуть.
– Нам троим, находящимся в этой комнате, прекрасно известны ваши истинные интересы. А вот остальные об этом не знают. Пока.
– Вилли…
Тот не обратил на Кэтрин никакого внимания.
– Полагаю, мне известно, кому может очень понадобиться сочувствие, когда дело примет критический оборот. Видите ли, Парнелл, чем выше вы взбираетесь, тем больнее вам будет падать.
Если лицо Вилли побагровело, то Чарлз был бледен, как мел. Он стиснул зубы, глаза на его аскетическом лице напоминали угли.
– Будьте осторожны, О'Ши. Я могу поймать вас на слове и пролить свет кое на что, а это едва ли пойдет вам на пользу. Мне давно хочется скинуть с себя эту тяжелую ношу. Однако пока я несу ее. Поскольку это будет предательством моего народа. Поэтому, если мы постараемся держать себя в руках, мы сможем обговорить все трезво. Вы дадите обещание придерживаться партийной политики?
– Нет.
– Тогда одному Господу известно, как я добьюсь вашего назначения.
– Вы можете упомянуть о том, что они должны быть благодарны мне: я вытащил их лидера из тюрьмы.
– Вилли, уж если Чарлз считает, что ты зашел слишком далеко, то они-то, безусловно, сочтут это сущим пустяком. Тебе следует пообещать придерживаться политики партии.
Но Кэтрин не сказала ничего такого, за что Вилли мог бы зацепиться. И он автоматически, с презрением отмел ее аргументы.
– У тебя предвзятое мнение, Кэт. Это тебе следовало бы поостеречься! Я слышал, что у меня в конюшне стоят кони Парнелла!
– У тебя?! Да как ты смеешь говорить такое? У тебя слишком разыгралось воображение. Однако это позабавило бы тетушку Бен. Честное слово, ты развеселил бы ее своими речами, уверяю тебя.