Никогда не обманывай герцога

Карлайл Лиз

Антония снова покачала головой и крепко прижала к руке льняной платок.

– Я уверена, ваша светлость, это он распускает слухи. – Она почувствовала, что краснеет. – Нет, не о том, что произошло. Я имею в виду сплетни о… вас, о вашем происхождении. Но это не мое дело и, конечно, не Меткаффа.

– Ну, теперь ясно, что существует нечто, о чем можно посплетничать. – Намек на нежность исчез с его лица, снова сменившись усталостью. – Но я видел на его лице выражение нескрываемой ненависти, и это уже не в первый раз.

– Я думаю… – Она отвела взгляд и, сделав паузу, тяжело вздохнула. – Думаю, это из-за того,

что он не хочет работать на вас.

– О, это бремя, от которого я могу его легко избавить. Но что такого я ему сделал?

– Вы ни при чем, ваша светлость, – тихо ответила Антония. – Просто Меткафф… плохо воспитан.

– Плохо воспитан? – Упершись ладонями в стол, герцог пристально посмотрел ей прямо в глаза. – Нет, Антония, причина здесь совсем не в этом, верно?

– Дело в том, что, по слухам… – Антония нерешительно взглянула на него, – вы еврей.

Ей показалось, что эти слова вызвали у герцога не удивление и не возмущение, а просто отвращение.

– А-а, значит, теперь я и убийца, и еврей, так? – Он встал и резко сел на стул справа от Антонии.

– Никто этого не говорил, ваша светлость. – «Не говорил со дня смерти моего мужа», – про себя уточнила Антония, и неожиданно ей захотелось узнать правду. – А вы действительно еврей?

– Несомненно. – Герцог без смущения смотрел на нее. – По крайней мере в душе. Да, моя мать еврейка, но мое воспитание было необычным.

– Понимаю, – неуверенно отозвалась Антония. – А ваша мать… была богата?

– О да, это единственная причина, по которой английский джентльмен голубых кровей мог жениться на еврейской девушке, не правда ли? – задал он риторический вопрос, с горечью засмеявшись. – Жирный свадебный кусок.

– Нет-нет, – неистово замотала головой Антония, – я имела в виду совсем не это. Я хотела сказать… что вы… выглядите совершенно обычно.

– Обычно? – повторил герцог, и его взгляд стал жестче. – Мне следует расценивать это как комплимент?

Антония была обучена легко обходить скользкие вопросы, так почему сейчас она допустила такую грубую ошибку?

– Говоря «обычно», я имела в виду: как любой англичанин, – громче пояснила она. – Вы выглядите как… все, кого я знаю.

– Вы хотите сказать, что у меня одна голова? – Он мрачно усмехнулся. – И нет когтей и клыков?

– Вы делаете из меня дурочку. Я хочу сказать, что вы богатый, хорошо воспитанный настоящий англичанин. Я знаю, что майор Вентнор был военным, и предположила, что, возможно, ваша мать имела состояние. Или вы действительно добились всего сами?

– Ни один человек, как бы ему ни хотелось так думать, не может всего добиться самостоятельно, дорогая. – Герцог почти незаметно улыбнулся. – Мне многие помогли: мои бабушка и дедушка, Невиллы и еврейская община, в которой я провел юные годы. Все эти честные, замечательные люди оказали на меня огромное влияние. Но если бы я рос в богатой семье, то никогда не попал бы в Селсдон. В детстве я оказался здесь, потому что не было выбора.

– Я должна извиниться за свою бестактность. Понимаете, я знакома всего с несколькими евреями – например с писателем, мистером Дизраэли. Когда-то я познакомилась с ним и с одним из его братьев в литературном салоне. Они оказались довольно приятными джентльменами, но были очень смуглыми – возможно, из Испании?

– Из Италии, – ответил Гарет.

– Да,

вероятно, вы правы. Но тогда они не настоящие евреи, правильно?

– Думаю, Дизраэли такие же евреи, как я, – ответил он. – Они были рождены еврейкой – и некоторые считают это определяющим. Но Дизраэли, как и я, были крещены в англиканской церкви и, наверное, никогда не бывали в синагоге.

– А вы?

– Нет, – тихо ответил Гарет. – Моя мать запретила это.

– Почему? – заинтересовалась Антония.

– Точно не знаю. Мои родители были людьми необычными. По всеобщему мнению, они были влюбленной парой – страстно влюбленной. И моя мать поклялась, что я буду воспитан так же, как мой отец, то есть как знатный английский джентльмен.

– Об этом ее просил ваш отец? – Антония осознала, что начинает болтать как сорока, но почувствовала, что, облекая свои мысли в слова, получает странное облегчение. И оказалось, что с герцогом очень легко разговаривать. У нее возникло такое ощущение, будто прорвало плотину, сдерживавшую не просто ее любопытство, а нечто более серьезное, и Антонии отчаянно захотелось узнать больше об этом загадочном человеке.

– Не знаю, настаивал ли на этом отец, – признался Гарет, сосредоточив свое внимание не на Антонии, а на разбитом бокале. – Я знаю только, что они договорились об этом, как только поженились. Возможно, она считала это своим долгом, потому что была беззаветно предана моему отцу или просто хотела, чтобы моя жизнь была более легкой, свободной от предрассудков. Она знала, что мне как еврею закрыта дорога в университет, я не смогу заседать в парламенте или заниматься тем, что доступно любому обыкновенному англичанину.

– Вы никогда не спрашивали у нее почему?

– У меня не было такой возможности, – тихо ответил герцог. – Я был очень мал, когда она умерла. Она взяла с моей бабушки обещание воспитывать меня так, как они с отцом договорились. Для бабушки это было тяжело, потому что шло наперекор всему, во что она верила, а мой дедушка считал это полной бессмыслицей. Но бабушка все исполнила.

– А ваш отец?

– Он воевал на Пиренеях под командованием Веллингтона и погиб там.

– И о вас продолжали заботиться бабушка с дедушкой?

– Нет, к тому времени дедушки уже не было в живых. – Голос Гарета стал безжизненным. – Он разорился, после чего так и не смог оправиться. Пока мой отец был жив, он, насколько мог, обеспечивал мое и бабушкино существование. А когда и его не стало, бабушка привезла меня сюда. Она просто не знала, что делать.

– Понимаю. А сколько… лет вам было тогда? – тихо спросила Антония.

Настроение герцога непонятным образом изменилось. Теперь он сидел на стуле, слегка расслабившись и опустив плечи вперед, как будто в присутствии Антонии чувствовал себя совершенно свободно, но все же выглядел немного уставшим. Внезапно она увидела в нем какую-то незащищенность. Решительный, сильный и красивый мужчина должен наслаждаться жизнью, а на него это все как-то давило. Герцог не был похож на человека, о котором она слышала прежде, или на бессовестного лжеца, каким был Эрик, или обворожительного повесу, подобного ее брату. И он совсем не производил впечатления жестокого и мстительного человека. Антония вдруг подумала, что из всех мужчин в ее жизни, включая ее второго мужа, ему одному не присущи эти качества.