Никогда не разговаривай с чужими
Шрифт:
Ангус не ответил ему прямо.
— Ты, должно быть, около шести футов?
— Шесть футов и три дюйма. Не думаю, что подрос с Рождества. Знаешь, мне иногда становится страшно, не акромегалия ли у меня?
— А что это, черт побери?
— Это когда гипофиз нарушен и ты все растешь и растешь. Можно сделать операцию, но при этом стать бесплодным.
— Побойся бога, мальчик! О чем ты говоришь? Я думаю, это просто гигантизм. У нас же родители — врачи. Думаешь, они ничего не знают о таких вещах? У нас вся семья гигантов. Ян выше тебя, отец тоже выше.
— Да, но Яну двадцать, и бог знает, сколько отцу, около пятидесяти?
— Я спросил, сколько тебе лет, не из-за роста. Просто меня насторожило, как ты воспринимаешь Край привидений. Ты там был?
— Мы давно его так не называем, —
— Да ты до сих пор не успокоишься!
— Да? Ты в этом уверен? И почему же?
— Ну… ладно, ничего. Тебе только четырнадцать, все в порядке, забудь. Кажется, мама. Я слышу машину.
Манго поднялся в свою «штаб-квартиру». Два дня назад, когда он вернулся из Россингхема на каникулы, здесь царил идеальный порядок, который откровенно пугал его. Но мало-помалу комната начинала приобретать жилой вид, превращаясь в воронье гнездо со сменившим стерильную чистоту уютным беспорядком. Манго любил, переодеваясь, разбрасывать по полу одежду, и когда куча становилась непроходимой, он собирал все в охапку и относил в подвал к стиральной машине. Рассортировать одежду по цветам ему и в голову не приходило, в машину запихивалось все подряд, и темное, и светлое. В результате такой стирки одежда постепенно приобретала один и тот же цвет — грязно-синий. Именно по этой причине мать старалась отобрать у него школьные рубашки сразу же, как он появлялся на праздники или каникулы.
Комната Манго находилась на верхнем этаже дома. Наклонный потолок точно повторял линии покатой крыши. Комната была просто огромной — лет сто назад здесь находились четыре комнаты для прислуги, работавшей по дому. Затем перегородки сломали. Днем солнечный свет попадал в комнату не только через два круглых окна в стене, но потоком лился из верхних, слуховых окон, из которых поверх обнаженных еще деревьев открывался прекрасный вид на старые шиферные и новые черепичные крыши домов.
Манго устало опустился на стул. Что ж, день выдался беспокойный. Странная тревога охватила его. «Это из-за того, что сказал Ангус, — подумал мальчик. — Что он имел в виду? Почему так сказал? В конце концов, это он придумал. Он и Гай Паркер. А потом передал мне все: и тайник, и, как сам сказал, — „совершенное, великолепное дело для преемников“». Манго очень понравилась эта фраза о преемниках, и он часто повторял ее. Как здорово Ангус сказал. Он бы мог стать писателем, а то в их семье слишком много медиков. Неужели он никогда не пожалеет, что выбрал для себя другое?
Манго снял куртку и, как всегда, не задумываясь, бросил ее на пол. Вытащив из стопки книг одну, он принялся сосредоточенно листать ее, затем устремил невидящий взгляд через окно, похожее на корабельный иллюминатор, вниз на голые ветви деревьев. Желудок напомнил ему, что мама уже дома. Запах индонезийской, его любимой, кухни заставил поспешней спускаться на третий этаж.
4
Центр садоводства находился у старой объездной дороги. Некогда он располагался ближе к центру города и назывался просто питомником. Вот тогда-то Джон Гриви и пришел туда впервые. Ему было семнадцать, он только что окончил школу и страстно желал работать. Никакие трудности его не пугали, он был готов заниматься чем угодно. Мальчик, которому на первых порах поручали только приготовление компоста для горшочков под семена или уход за рассадой, со временем стал помощником управляющего. Когда умерла Черри, он был еще «нянькой», так в питомнике называли тех, кто выращивал рассаду и ухаживал за ней. Когда он впервые увидел Дженифер, пришедшую выбрать комнатные цветы, площади питомника Троубридж уже увеличились вдвое. Его переименовали в Центр садоводства и перенесли офис, магазин и теплицы к окружной дороге. Джон к этому времени стал в некотором роде боссом. Прежний управляющий часто болел, из-за этого подолгу отсутствовал и собирался оставить работу.
Джон показал Дженифер фуксию, парочку гераней, лобелию — ничего особенного, обычные горшечные цветы. Но почему-то ему захотелось предложить девушке и нечто необычное — канареечный плющ.
— Почему он так называется? — спросила она.
— Канареечный? А вы посмотрите внимательно, у него цветы как желтенькие птички, — объяснил Джон.
Это были первые слова, которые он сказал ей, если не считать
Он вспомнил об этом в центральной оранжерее, когда отсаживал новые побеги фуксии в индивидуальные фибровые горшочки. Элис Хофман, Талия — именно эти сорта выбрала тогда Дженифер. И позже, когда она пригласила его к себе, он убедился в правильности выбора. Цветы на ее окне смотрелись превосходно, он и сам не смог бы добиться лучших результатов. И ему было непонятно, почему девушка раньше не занималась разведением цветов в доме матери, в ее маленьком саду.
Когда умерли его родители, у него не возникло даже мысли продать их дом, Дженифер сделала именно так.
— Мама умерла год назад, я продала ее дом, который получила в наследство, и купила квартиру. Вот, переехала сюда две недели назад, здесь без цветов было как-то неуютно…
Мысль о том, что они потеряли матерей почти одновременно, пронзила его.
— Моя мама умерла тоже год назад, точнее, год и два месяца.
Она печально улыбнулась ему. Симпатичная, не более того. Скромненькая красота — вот что пришло ему тогда в голову. Даже сейчас он точно помнил, во что была одета Дженифер в ту первую случайную встречу. Плиссированная клетчатая юбка в двух бежевых тонах, верблюжий свитер поверх белой рубашки, тщательно вычищенные коричневые ботиночки на низком каблуке. Никакой косметики. Она никогда ей не пользовалась. Блестящие светло-каштановые волосы чуть касались плеч. Впрочем, касались — не совсем точно сказано. Они струились, казались воздушными, невесомыми, как лепестки хризантемы. Он никогда раньше не встречал девушку с таким подвижным лицом, с таким мягким его выражением. Матовая кожа, яркие губы и полные щечки, пушистые ресницы. И глаза, влажные, выразительные. Конечно же, она была похожа на Черри. Но тогда он не разглядел этого. И не понял, что женщины могут быть похожими, даже если одна из них — дурнушка, а другая — миловидна.
А тогда он просто упаковал выбранные растения в две картонные коробки и отнес к машине друга, который привез ее в Центр садоводства. Конечно же, у него и мысли не было назначить ей свидание. Он тогда вообще не встречался с девушками. Но, к счастью, она вернулась заменить какие-то цветы, кажется, фуксию, которая завяла, или ее поела мошка. Он сказал, что таких цветов сейчас нет в продаже, но пообещал привезти, как только поступят. Это была ложь. На самом деле никакие цветы в Троубридж со стороны не поступали, все выращивалось здесь же. Но Джону захотелось отобрать для девушки растение из своей собственной теплицы.
Когда же все это было? В мае, июне?
«В июне около трех лет назад», — подумал Джон.
Этого не могло быть в тот раз, но, кажется, в следующую встречу Дженифер рассказала ему о Питере Моране, а он ей — о Черри…
Большинство фуксий были рассажены и выглядели великолепно. Джон посмотрел на термометр. Пятнадцать градусов вместо шестидесяти, предписанных инструкцией. Неплохо для конца прохладного марта с его заморозками. Шла пасхальная неделя. Завтра — Страстная пятница. Праздники не радовали Джона. Тревожное чувство одиночества овладело им. Впрочем, возможно, заедет Колин. И, как обычно, будет его тетя. Она живет на другом конце города, и он, как всегда, послал ей приглашение.
— Забудь о ней, не броди вокруг ее дома… — Вернувшись в магазин, Джон заметил, что бормочет это себе под нос. Кассирша Шэрон с удивлением взглянула на него. Смутившись, он заспешил к двери. — Только что вспомнил, надо проверить рыбок, пока не закрыли.
На самом деле ему не нравилось, что в Центре садоводства продавали золотых рыбок, птиц и всякую, по его мнению, ерунду. Но со временем пришлось смириться. Все это приносило немалый доход.
Рыбки плавно кружили в зеленых водорослях и густых зарослях водяного боярышника. Выглядели они абсолютно здоровыми. Для него так и осталось тайной, почему эти золотые рыбки почти всегда гибли, как только покупатели приносили их домой. Джон не был аквариумистом, и если Троубридж планировал заниматься рыбками и дальше, было бы неплохо пригласить специалиста, какого-нибудь безработного выпускника специального колледжа. Это не проблема — найти дипломированного специалиста. В наши дни, похоже, каждый имеет какую-нибудь степень. Он не удивится, если и у Шэрон есть степень бакалавра, скажем, компьютерных наук