Никогда не спорь с боссом
Шрифт:
— Не хочу, — выдохнула она, но убежденности не было ни в ее словах, ни в глазах, широко распахнутых от изумления, предвкушения, ожидания.
— Я не в твоем вкусе.
— Я знаю.
— А ты не в моем.
— Я знаю.
— Тогда почему я так нестерпимо хочу поцеловать тебя?
— Может, потому, — сглотнув, шепнула она, — что только так ты убедишься, что в этом нет ничего особенного.
Его пальцы скользнули ей в волосы и принялись поглаживать растрепанные от ветра короткие пряди.
В этот миг Коринна не понимала ни на каком свете находится,
— Если ты собираешься воспользоваться случаем, — прошелестел ее ломкий шепот, — то тебе лучше поторопиться. Если замешкаешься, я могу передумать.
— Ладно, — сказал Коррей, но торопиться не стал. Не смог. Слишком многое хотелось ощущать и впитывать: например, нежность ее лица, когда он поднял и вторую руку, чтобы взять его в обе ладони; или мягкость ее губ, когда он провел по ним подушечками больших пальцев; или дивный лимонный аромат ее кожи, когда он, закрыв глаза, прижался носом к ее лбу.
А потом губы скользнули ниже, и он впервые ощутил ее вкус. Она была настоящим лакомством, изысканным, и не лимонным, а малиновым. Он вкушал ее медленно, не торопясь, возможно, потому, что ему казалось, будто он всю жизнь ждал, пока она созреет. Ее губы были бархатными и сочными. Он впитывал их сладость легкими касаниями, то прижимаясь, то чуть отпуская, то полностью накрывая их своим ртом, чтобы насладиться малейшим нюансом их очертаний.
Коринна. Чистая, как свежевыпавший снег, и обольстительная, как сам дьявол. Он чувствовал, что она дрожит, но если она и испугалась, то не показала этого, не оттолкнула его, даже когда он провел ладонями по ее плечам, по спине — и прижал ее полностью к своему телу, даже когда его язык, раздвинув ее губы, проник в рот.
Коринна затрепетала, руки ее обвились вокруг его талии, пальцы, комкая ткань, вцепились в футболку. Прижимаясь к нему теснее, она не думала о том, что делает. Все, что происходило в этот момент, казалось таким прекрасным, что думать она была просто не в состоянии.
Его язык заполнил ее рот, и это ощущение переполненности, нарастая снежным комом, охватило все ее тело. Чувства искали выход, подталкивали ее к действию, так же как и нежная настойчивость его ищущего языка. Под огнем любопытства ее пассивность растаяла, приводя ее собственные губы в движение, заставляя ее собственный язык пуститься в исследование. Поначалу она была очень осторожна, но вздох удовольствия, который вырвался из его горла, поощрил ее и придал смелости.
А потом его язык ускользнул, а с его губ слетел хриплый, но исполненный неги шепот:
— Ах, Кори… — Как она быстро учится, мелькнула у него мысль, сначала лишь подчинялась его инициативе, а после отдалась своему инстинкту. Но ему хотелось большего. Если бы он смог снова представить ее по-мальчишески нескладной, то боль от возбуждения спала бы, но он уже не мог видеть ее в таком свете, потому что его ладони только что гладили ее плечи, спину, бедра, а ее груди прижимались к его груди и
Ее глаза были закрыты. С новой жаждой набросившись на ее рот, он почувствовал, как тот раскрылся ему навстречу. И пока длилось это пиршество губ, его ладони тихонько обласкали тоненькие плечи, погладили шею, спустились ниже и наконец добрались, дотронулись — и полностью накрыли ее груди.
Из глубины ее горла раздался слабый звук — то ли мурлыканье, то ли стон, то ли вздох, — но она не отпрянула. Наоборот, на мгновение оцепенела, даже дыхание как будто застыло у нее на губах, пока Коррей не начал легонько обводить пальцами высокие полукружья. Она издала еще один стон, обхватила его руками за шею и ткнулась лицом ему под подбородок.
Ощутив, как груди наливаются под его ладонями, он усилил нажим и продолжал ласки до тех пор, пока сам уже не в силах был терпеть. И вот тогда, только тогда он прикоснулся кончиками больших пальцев к ее соскам.
На этот раз ее стон прозвучал отчетливее.
— Я сделал тебе больно?
Почти беззвучный ответ обдал теплом его горло:
— Нет… нет… не больно…
— Напугал?
— Огонь… по всему телу… Еще…
Он подчинился, и сделал это с изысканной нежностью, и то наслаждение, что пронизывало его, неизмеримо усиливалось тем, как она часто дышала, и еще больше тем, как ее бедра прижимались к его.
Это было инстинктивное движение. Она искала удовлетворения на пути, который предусмотрел сам Господь, создавая мужчину и женщину. Возбуждение Коррея достигло предела, и бедра двигались независимо от его воли. Но это трение было лишь жалкой заменой тому удовлетворению, которого он жаждал.
— Кори? — Он приподнял к себе ее лицо, понимая, что голос звучит хрипло, и зная, что эта хрипота предательски выдает его желание, но ему было просто необходимо, чтобы она услышала его. — Посмотри на меня, Кори. — Он чуть сжал пальцы. — Открой глаза. Ну пожалуйста, любимая!
Коринну никто так не называл; необычность обращения заставила подняться ее веки.
— Я тебя хочу, Кори, и если продолжать в том же духе, одно потянется за другим, и никто из нас не заметит, как мы уже окажемся на полу и будем заниматься любовью. Мне этого страшно хочется, но я не уверен, что и тебе тоже, а я в данный момент не могу доверять самому себе. Мое самообладание на пределе, и ему скоро придет конец. Любое движение может заставить меня окончательно потерять голову. Я этого хочу, Кори. Хочу. Но ты?..
Она слабо качнула головой, а он провел пальцами по ее волосам, обвел каждую черточку лица. Это же Коринна. С ней все должно быть по-другому.
— Я хочу тебя. — Он вжался бедрами в ее бедра. — Ты чувствуешь?
Она кивнула. Коррей выдохнул — похоже, во второй раз за несколько долгих минут, — и его хватка ослабла. Прикрыв глаза, он обнял ее за плечи и легонько притянул к себе.
— Еще минуточку… позволь мне сначала успокоиться… — Он назвал лишь одну из причин, почему не хотел сразу отпускать ее. Вторая заключалась в страхе.