Никола Тесла. Портрет среди масок
Шрифт:
— Теперь я в другом мире. Я теперь в замке! — радовался юноша из Лики.
Короче говоря, в городе штирийских маркграфов Никола вздохнул полной грудью. Впервые в жизни он выбирал для изучения предметы, которые ему нравились. Ему нравилась даже холодная студенческая комнатенка на Атемсштрассе. Правда, тут была маленькая незадача. Никола купил замечательные яблоки и предвкушал встречу с ними после занятий. Он вошел в комнату и…
— Почему ты ешь мои яблоки? — крикнул он с порога.
— Потому что я их увидел, — ответил с набитым ртом его сосед по комнате Коста Кулишич.
Никола полоскал воспаленное горло теплой водой с солью.
— Ты
Утром он пошел умываться и вновь изумился:
— Зачем ты взял мое полотенце?
— Потому что оно чистое, — серьезно ответил ему Кулишич.
Рассмеяться было легче, чем начинать ссору. У Кулишича были медвежьи глаза и корявый нос. Он очень страдал из-за кровопролитий в окрестностях своего родного Требине [4] . И чем больше он крепился, тем сильнее казалось Николе, что из глаз его хлынут слезы. По воскресеньям Грац был так тих, словно здесь жили только камердинеры. И тогда студенты позволяли себе понежиться в кроватях. На фоне разукрашенного морозом окна они могли видеть свое дыхание. Ветер раскачивал комнату, а Никола рассказывал Косте о своей машине для полетов.
4
Имеются в виду восстания сербского населения против турецкого владычества в 1858–1862 и 1874–1877 гг.
— Как ты думаешь, где находится ад? — неожиданно спросил он.
— Не знаю, — ответил Коста, — но, должно быть, он ближе, чем мы полагаем.
В таких разговорах Коста мало что понимал. Не понимал он и того, почему его сосед в самые холодные дни просыпается задолго до рассвета.
— И как тебе только не противно… — бормотал он, — подниматься в такую тьму, до того как Бог свет сотворил…
Никола считал, что самым изумительным преподавателем на факультете был специалист по интегральным и дифференциальным уравнениям доктор Алле. Алле считал человеческую глупость недопустимым безобразием. После лекций он разыскивал Николу и спрашивал:
— Будешь?
И целый час задавал ему специальные задачи.
— Браво! — восклицал Алле.
По окончании математических сеансов они вместе покидали здание политехнической школы. Студент удивил профессора вопросом:
— Видите экипажи на улицах Граца?
— Вижу, — заморгали глаза Алле, увеличенные стеклами пенсне.
— Многие из них катятся на эластичных рессорах и обиты кожей по моде девятнадцатого века.
— Ну и?..
— Но ведь они принципиально не отличаются от колесниц, описанных у Гомера и в Ветхом Завете.
— И?..
Никола раскрыл портфель и показал профессору эскиз машины для полетов с электрическим двигателем.
— Не пришла ли пора летать? — взволнованно спросил он.
В первый год обучения Николу мало интересовал мир вне библиотеки и аудиторий политехнической школы. Его не вдохновлял ни здешний приятный климат, ни термальные источники в Тобельбаде. Ни часовая башня шестнадцатого века. Ни Мура. Ни мосты на ней. Ни пивные. В этом городе добрых шляпников и оптиков его интересовали книги и электротехника.
Его не трогала жизнь Граца, он даже не стремился познакомиться с ней. Дамы носили кружевные головные уборы. Господа щеголяли в сюртуках, застегнутых на одну пуговицу под горлом, отчего полы расходились как крылья шатра. В
А Никола?
Никола был свободен. Ему казалось, что до сих пор он был вымышленным человеком и только теперь становится настоящей личностью. Ежедневно он гулял по холму, откуда неприступная крепость некогда угрожала туркам и Наполеону. Он говорил, что ему нравится «электрический воздух» Шлоссберга. Портной Мурк сшил ему в кредит, но с процентами костюм и пару сорочек. До этого молодого человека звали просто Никола. Теперь к нему обращались «Тесла, господин Тесла».
Господин Тесла проводил каждый вечер в библиотеке. Со стены на него смотрел крокодиловыми глазками Гегель. Под сводом парили барочные ангелы, источавшие аромат семнадцатого века. В голове Николы продолжал не переставая бубнить отец, сомневающийся в его решении.
«Гляжу, теперь Прогресс стал твоим богом, — не умолкал Милутин в Теслиной голове. — Если твой Прогресс и существует, то он не глядя увеличивает любую вещь. Выращивает ее до размеров зла. И зло увеличивает. Увеличивает homo homini lupus».
Расстроенный, Никола отгонял подобные мысли. Он начал систематически читать Вольтера, чтобы вооружиться против отца. Вольтер убедил его в том, что лучшее — враг хорошего. Поэтому господин Тесла начал работать по восемнадцать часов в день.
На первом курсе он сдал девять экзаменов — на два больше положенного. «Ваш сын — звезда первой величины», — писал декан приходскому священнику в Госпич. Успехи Николы не вызывали у Милутина особого энтузиазма, потому что его беспокоило здоровье сына. А Никола отцовское беспокойство воспринимал как банальное здравомыслие.
— Знание, если оно настоящее, захватывает дух, — говорил Никола, — к тому же оно намного волнительнее практической жизни.
В нем теплая любовь боролась с любовью холодной. Теплая любовь распространялась на людей. Холодная любовь была любовью к тому, что отец Теслы называл Богом (и он любил Его теплой любовью).
Холодная любовь была направлена на сладкую и — как огонь — жестокую мощь открытий. Теплая любовь была беспомощной перед холодной. Ничтожной. Тенью. Библиотека была для Николы священным местом, таким, какого у попа Милутина, может, никогда и не было. Прочие студенты заучивали «науку» как стишки, знание которых будет кормить их в течение всей жизни. Тесла же совершенно искренне интересовался самой сутью вещей. Помимо физики, он проглатывал том за томом классическую и философскую литературу.
Он читал, и мир расширялся. В конце концов, он хотел стать изобретателем, а изобретательство и есть расширение мира. Перед самым закрытием библиотеки он выходил на улицу и вглядывался в звездное небо Канта. Он чувствовал, как растет под взрывами звезд. Он чувствовал, что скоро его острые уши поднимутся выше городских башен. А потом? А потом созвездия будут вращаться в его волосах.
А потом?
18. О носах