Никола Тесла. Портрет среди масок
Шрифт:
После ухода гостей в семье Николы обычно произносили одну из двух фраз. Первая была такой: «Хороший человек!» — а вторая: «Боже, ну и дурак!» Отец Николы пришел к компромиссу. Заперев за родственниками дверь, он вздохнул:
— Хорошие люди, но дураки!
Родственники растворились во мраке, словно три демона, которые должны были рассказать вернувшемуся в родные края о том, как обстоят дела на родине. Когда они удалились, Никола ощутил тоску по аудиториям политехнической школы. Через двадцать четыре часа даже голубизна Плитвицких озер стала терять очарование. Ему показалось, что жизнь в провинции завязана мертвым узлом. Пальцы
Снаружи всю ночь не утихал рыдающий, металлический собачий лай. Наконец розоватый отблеск света замерцал на стене. Студент сел на кровати и засмотрелся на румяную зарю.
— Материнский свет, — пробормотал он. — Материнский свет!
Вопреки идеальному покою, царившему под материнской крышей, молодой человек с расколотым сердцем желал немедленно рвануть в Грац.
23. Дуэль
Рассказали, что в аудитории политехнической школы в Граце путь Николе преградил красномордый студент.
— Вали домой, — сказал он. — И учись. Чтобы профессора тебя еще больше полюбили.
Молодой человек был членом студенческого братства, на лице у него был шрам от удара рапирой. И еще он был завистлив. Молодого человека звали Вернер Лундгрен. За сходство с героем Вагнера, который вопиет в аду наслаждений, его прозвали Тангейзером.
— Ты умеешь зубрить, это известно, — сказал Тесле Вернер Лундгрен. — Но готов ли ты к жизни, к песне? К веселью? — подчеркнул он, насмешливо глядя ему прямо в глаза.
Лицо Теслы приняло выражение предков, которые знали, как следует отвечать на вызов.
— Значит, сегодня вечером, — произнес Никола. — В «Ботаническом саду».
Тангейзер кивнул.
На этом месте я должен слегка придержать читателя за локоток, потому что сейчас мы вступаем на территорию легенды.
Вопрос не закрыт.
Действительно ли Никола Тесла и Вернер Лундгрен, по прозвищу Тангейзер, сошлись в тот вечер в «Ботаническом саду»? Состоялась ли легендарная дуэль на напитках? Правда ли, что опустошенные стаканы заняли весь стол? На самом ли деле с двух сторон с воплями болели сербские и австрийские студенты? Неужели зал стал меняться в размерах, а заботливая официантка погладила Теслу по мокрой голове? Действительно ли соперник и подельник Теслы зашатался и растворился в желтом свете? Воистину ли Тангейзер рухнул вместе со стулом и его молодая голова треснулась об пол? Действительно ли Никола, не вслушиваясь в крики болельщиков, выбежал в преобразившуюся ночь?
Изменила ли дуэль жизнь Теслы?
Стала ли дуэль спусковым крючком?
24. Другой грац
С похмелья Никола увидел другой Грац. Люди скалили морды, напоминая лисиц и диких котов. По мостовой гремели фиакры и телеги, груженные пивными бочками. В пивных трещали бильярдные шары, а студенты восклицали здравицы:
— Выпьем, друзья!
И Никола привязался к веселым студентам.
В дневнике он записал:
«Надо бы поблагодарить Тангейзера за то, что он открыл мне глаза. Если хочешь признания своих академических успехов, следует отказаться от собственных устремлений, потому что это никого не интересует. Студенты привыкли, что преподаватели рассказывают им о том, что их ожидает. Оппортунист не станет думать, если его не ожидает награда. Почему? Потому что он думает не как
Город жил, и он в нем тоже. И в другом Граце он стал другим человеком. Прежде чем выйти в город, он облизывал палец и подкручивал им усы и поправлял брови. Щеголял в сюртуке, ломая голову над тем, из каких денег за него заплатить. Он задолжал портному Мурку, глядя на которого невозможно было понять, то ли у него муха в ноздре, то ли он пытается галантно улыбнуться. Никола забросил занятия и сдружился с Тангейзером. Они познакомились с каким-то медиком по кличке Доктор и каждый раз, заказывая выпивку, кричали: «То, что Доктор прописал!» Тангейзер хлопал его по плечу:
— Нико, ты человечище!
На зеленом сукне Тесла мысленно выстраивал геометрические фигуры. Вокруг стола он двигался гибко, а перед глазами у него возникали траектории бильярдных шаров. Спина его выгибалась, как спина у кошки. Он не позволял себе ни единого лишнего жеста.
Играя на бильярде, он не прекращал думать о моторе без щеток и коллектора. Ему казалось, что решение находится по другую сторону некоего прозрачного занавеса. В любую минуту он мог пожать руку успеху. На его несчастной родине успешный человек выглядел предателем. Это пахло январским ветром и оглушительным одиночеством. Тесла боялся успеха, присутствие которого он ощущал всеми своими чувствами. Он опасался успеха как катастрофы. Похоже, из этого страха он и кричал: «То, что Доктор прописал!» — из-за него гонял бесчисленные партии на бильярде.
— Каждому из нас нравится, когда ему что-нибудь прощают, — защищал его Сигети.
Николу пробуждал радостный треск: он разбивал треугольник шаров и удачно начинал новую партию.
Он больше не играл на пуговицы, как некогда с Моей Медичем.
Он играл на деньги.
Антал Сигети пришел посмотреть на него в кафе «Ботанический сад».
Стройный юноша с прядью волос на лбу отбросил сигару и двинулся ему навстречу. Сигети расхохотался:
— Ты похож на жиголо!
Вскоре подошел Коста Кулишич, как всегда без излишней скромности.
— Не бойтесь! Они не кусаются! — объяснил Тесла официантке. — Они тихие.
Три товарища сыграли партию.
— Ты должен знать свой последний удар, едва разбив пирамидку! — объяснял Тесла Сигети, отбрасывая прядь со лба.
— Он не опасен, — объяснил венгр Кулишичу, когда они вышли. — Он просто смотрит на тебя так.
— Он страшен, — ответил герцеговинец. — Он страшный человек.
В один прекрасный безбрежный субботний полдень Никола отложил кий и подошел к столу, за которым играли в очко. Его пригласили присесть.
— Хочешь сыграть?
— С удовольствием.
Он отдался игре со страстью математика. Его ангельский ум старался выжать из игры все возможное. Он следил за всплесками счастья, которые царили над клетчатой скатертью. Из карт истекало невидимое счастье, и его надо было прочувствовать. Тесла был на подъеме, он получал необъяснимо головокружительное удовольствие, даже когда проигрывал. Он стал типичным картежником с прилизанными волосами, усиками и длинными пальцами. Он познакомился с миром людей, отличавшихся от тех, к которым он привык. Он смотрел, как пьяницы покидают трактир шагом прирезанной курицы. Он видел людей, руки у которых тряслись так, что официант сам вливал им в рот первую утреннюю порцию спиртного. Один из этих несчастных перехватил его взгляд.