Николай Эрнестович Бауман
Шрифт:
Далее Бауман рисует тяжелую, но правдивую картину состояния московской социал-демократической организации весной — летом 1901 года, то-есть в тот период, когда он по поручению Ленина приехал в Москву для борьбы с зубатовщиной, для укрепления влияния ленинской «Искры». Не указывая своего имени, Николай Эрнестович красочно изображает труднейшую работу «русского отдела организации «Искры», который, «найдя Москву в таком печальном положении, вынужден был при первых же своих шагах обратить особое внимание на восстановление здешнего комитета». «Вся весна и лето проходят в поисках остатков комитета и связей с рабочими… Только в августе удается познакомиться с одним из деятелей комитета. По его словам, он разрывается на части, почти один на своих плечах выносит всю организационную работу. Нужда в людях, нужда
Главную причину этих провалов Бауман видит в зубатовщине: «несомненно… здесь вполне оправдываются слова «Искры», что полицейский разврат нам страшнее полицейского насилия».
Бауман отмечает, что «в особенности опасным оказались его (Зубатова) происки в рабочей среде. Он уже тогда, благодаря своему оригинальному, но несомненному таланту, завербовал довольно значительное количество провокаторов из рабочих. Афанасьев, Красивский, Слепов — теперешние лидеры полицейского социализма (1902–1903 годов. — M H.), сначала очень скромно подвизались, расплываясь в рабочей массе»{«Доклады соц — демократических комитетов Второму съезду РСДРП». М, 1930, стр. 126.}.
Кроме зубатовщины, Бауман освещает в своем докладе и другие причины, затруднявшие развитие социал-демократического движения в Москве: отсутствие опытных революционеров («Москва тщательно очищается от неблагонадежных элементов, и раз скомпрометированный человек, если он не желает поступить на службу в охранное отделение, почти на всю жизнь лишается права въезда в Москву»), недостаток революционной молодежи (по сравнению, например, с Петербургом). Наконец Бауман указывает и еще на один тормоз в развитии широкого социал-демократического движения среди рабочих Москвы: жилища московских рабочих «крайне неудобны для пропагандистских и агитационных целей… Не говоря даже о фабричных рабочих, живущих преимущественно в казармах, даже заводская, наиболее оплачиваемая и культурная часть пролетариата ютится обыкновенно в очень многолюдных квартирах с фиктивными перегородками, даже семейные часто не имеют отдельных каморок. Всего чаще рабочие снимают «углы». Поэтому в большинстве случаев приходящий интеллигент принужден агитировать или пропагандировать на глазах совершенно посторонних людей. В такой обстановке всякая конспирация теряет свою силу»{«Доклады соц — демократических комитетов Второму съезду РСДРП». М, 1930, стр. 128–129.}. Бауман подчеркивает вместе с тем, что «работницы почти совершенно не затронуты до сих пор социал-демократическим влиянием».
Какие же пути улучшения, развития социал-демократической работы намечал в своем докладе Бауман?
Он писал, что одни московские работники социал-демократии не в силах добиться крупных успехов. «Но то, что недоступно отдельным организациям, — отметил Бауман, — то может и должна сделать партия».Прежде всего партия при помощи Центрального Комитета должна взять в свои руки распределение революционных сил.
И на самой первой очереди стоит Москва. Сюда необходимо командировать сразу значительную группу истинных революционеров, чтобы они взяли все дело в свои руки, поставили организацию на принципы строгого разделения труда».
В конце своего доклада Н. Э. Бауман выразил уверенность в том, что «московский пролетариат проявит немедленно свою могучую, революционную силу, как только во главе него встанет крепкая социал-демократическая организация»{«Доклады соц — демократических комитетов Второму съезду РСДРП». М., 1930, стр. 129.}.
II съезд открылся в Брюсселе 30 июля (12 августа) 1903 года, в 2 часа 55 минут дня. На съезде присутствовало 43 делегата от 26 организаций. Но так как не все организации использовали свое право послать двух делегатов, а некоторые послали лишь одного делегата, то у 43 делегатов был 51 решающий голос. Явные «экономисты»
Расстановка сил на II съезде оказалась следующей: «сторонников «Искры» было 33, то-есть большинство. Но не все причислявшие себя к искровцам были настоящими искровцами-ленинцами. Делегаты разбились на несколько группировок. Сторонники Ленина, или твердые искровцы, имели 24 голоса, 9 искровцев шли за Мартовым. Это были неустойчивые искровцы. Часть делегатов колебалась между «Искрой» и ее противниками — таких на съезде насчитывалось 10 голосов. Это был центр. Открытые противники «Искры» имели 8 голосов (3 «экономиста» и 5 бундовцев). Достаточно было искровцам расколоться, и враги «Искры» могли взять верх»{«История ВКП(б). Краткий курс», стр. 39.}.
С большой страстностью происходило на II съезде обсуждение важнейшего вопроса — принятия программы партии, когда против ленинских предложений с ожесточением выступили оппортунисты, не согласные с важнейшим требованием Ленина — признать необходимость диктатуры пролетариата. I Возражали оппортунисты и против включения в программу партии требования по крестьянскому вопросу. При обсуждении съездом вопроса об уставе партии особо острые споры вызвало требование Ленина считать членом лишь того, кто признает программу партии, поддерживает партию в материальном отношении и состоит членом одной из ее организаций. Мартов, опираясь на неустойчивых искровцев и всех оппортунистов съезда, предлагал рассматривать партию «как нечто организационно неоформленное,члены которого сами зачисляют себя в партию и не обязаны, стало быть, подчиняться дисциплине партии, коль скоро они не входят в одну из организаций партии»{«История ВКП(б). Краткий курс», стр. 41.}.
При голосовании этого важного вопроса неустойчивые искровцы пошли за Мартовым, а не за Лениным, и съезд первый параграф устава партии принял (28 голосов — за, 22 голоса — против, 1 воздержался) в формулировке Мартова. Этот раскол искровцев еще более обострил борьбу на II съезде.
Вскоре работа съезда привлекла внимание полиции. За делегатами началась усиленная слежка со стороны бельгийской секретной службы и русских охранников, посланных главным образом из Берлина, где известный царский охранник Гартинг (Линднер) организовал отделение тайного политического сыска. Следили и за Бауманом и за его товарищами, в особенности когда делегаты по окончании вечерних заседаний расходились по гостиницам. Один из делегатов приводит характерный эпизод этой слежки за Николаем Эрнестовичем:
«Помню, пошли мы как-то после заседания прогуляться с Бауманом… Замечаем, что кто-то в десяти шагах от нас идет упорно за нами. Мы ускоряем шаги — он тоже, мы замедляем — он тоже. Явный шпик. Ну, мы попробовали русский прием: повели его за товарные склады на станцию. Людей, а тем паче полиции тут уже не было: дело было позднее. Он идет за нами. Мы быстро и неожиданно для него оборачиваемся и довольно внушительно заявляем ему, что если он моментально не исчезнет, будет жестоко избит. Для большего форс> делаем вид, что в карманах у нас имеется по револьверу, хотя, конечно, никакого оружия с собой не было. Маневр подействовал: шпик очень быстро исчез куда-то, а мы по путям выбрались на вокзал и оттуда в гостиницу»{ M. H. Лядов.О Втором съезде партии М… 1933, стр 7.}.
Но так как за рядом делегатов слежка продолжалась, а четырем делегатам бельгийская полиция предложила даже в двадцать четыре часа покинуть Бельгию, то съезд решил перенести свою работу из Брюсселя в Лондон. Там и проходила вторая часть работ II съезда.
По воспоминаниям М. Н. Лядова{В беседе с автором этой работы.}, Николай Эрнестович во время переезда в Лондон на пароходе оживленно беседовал с Лениным о складывающейся на съезде расстановке сил. Бауман был полон уверенности в победе «твердых искровцев».