Николай и Александра
Шрифт:
Когда все устроились, кучера щелкнули кнутами, подводы, сопровождаемые эскортом всадников, тронулись и вскоре исчезли за воротами. Сидевший у постели больного цесаревича Жильяр вспоминал: «Мы слышим грохот экипажей. Великие княжны возвращаются к себе наверх и проходят, рыдая, мимо дверей своего брата». Заключение продолжалось. Не было ни «Братства», ни «хороших русских людей», ни попыток спасти царскую семью. Был только мальчуган да три его сестры, перепуганные и одинокие.
Поездка в Тюмень оказалась трудной и утомительной. Через Иртыш переправлялись по льду, покрытому талым снегом. Колеса по самые оси погружались в воду. Добравшись до реки Тобол, путники увидели, что ледяной ее покров испещрен трещинами. В опасных местах шли пешком. Часто меняли лошадей.
В двадцати верстах севернее Тюмени кортеж был встречен отрядом красных конников, которые, обступив путников, проводили их до самого города. При виде всадников государыня стала вглядываться в их лица. Она решила, что это «хорошие русские люди», прискакавшие на выручку, узнав, что царя и императрицу куда-то увозят. Не подозревая, что их появление вселило надежду в души пленников, всадники проводили их до вокзала, где уже стоял специальный поезд. Яковлев посадил царя и императрицу в вагон первого класса, а сам вместе со своим помощником отправился на телеграф, откуда послал в Тобольск депешу: «Едем благополучно. Христос с нами. Как здоровье Маленького. Яковлев». Хотя телеграмма и была подписана комиссаром, в Тобольске знали, кто в действительности составил ее текст. Затем уполномоченный наладил связь с Москвой.
Оставив помещение телеграфа, Яковлев принимает необычное решение. Поняв из телеграфных переговоров с Кремлем и слухов, дошедших до Тюмени, что Екатеринбург не пропустит его состав в Москву, он решает ехать на восток, а не на запад. Так можно добраться до Омска, а оттуда – на южную ветку Великого Сибирского пути и по нему, через Челябинск, Уфу и Самару, попасть в Москву. Вернувшись в вагон, комиссар сообщает узникам о своих намерениях. В пять утра, с потушенными огнями, состав уходит из Тюмени в сторону Омска. Но Яковлев забыл упомянуть, что за Омском лежат тысячи верст свободного пути к Тихому океану.
Едва состав покинул Тюмень, Екатеринбургский совдеп узнал, что поезд направился к Омску. Состоялось срочное заседание президиума исполкома. Президиум Уральского совета под председательством Белобородова (Вайсбарта) объявил Яковлева «изменником делу революции» и поставил его вне закона. По проводам ушел призыв под грифом «всем, всем, всем» к местным органам большевистской власти и партии. Откликнувшись на призыв Уральского совдепа, Западносибирский совет принимает меры к тому, чтобы задержать поезд Яковлева, не получив иных указаний из Москвы. На узловую станцию Куломзино, находящуюся в ста верстах от Омска, посылается конный отряд. Там Яковлеву сообщают, что он объявлен изменником. Отцепив паровоз с одним вагоном, Яковлев оставляет поезд с царем и императрицей под охраной отряда и едет в Омск. Переговоры с Западносибирским совдепом оказались безрезультатными, и Яковлев по прямому проводу ведет переговоры со Свердловым, объясняя ему, почему он изменил маршрут. Свердлов ответил, что придется подчиниться обстоятельствам и ехать в Екатеринбург, чтобы сдать узников Уральскому совдепу. Расстроенный, Яковлев вернулся к поезду и сообщил государю и императрице: «Мне приказано отвезти вас в Екатеринбург». Царь ответил: «Я бы поехал куда угодно, только не на Урал. Судя по местным газетам, уральские рабочие настроены резко против меня».
Как отнестись к этой запутанной истории, где переплетены противоречивые намерения, зловещие интриги, то и дело меняющиеся решения? Позднее, когда В. В. Яковлев перешел на сторону войск Колчака, большевики заявили, будто Яковлев был участником монархического заговора. После того как ему не удалось пробиться через Омск к Тихому океану, он, дескать, повернул назад, рассчитывая остановить поезд и увезти узников в горы. Убедительных доказательств этой гипотезы не существует. Хотя Яковлев и сочувствовал царственным пленникам, вероятнее всего, он был тем, за кого выдавал себя, – представителем московских властей, пытавшимся выполнить приказ кремлевского начальства доставить императора и его семью в столицу. Когда же прямой путь в Москву оказался блокирован и возникла опасность захвата его подопечных, московский уполномоченный попытался пробиться в столицу окружным путем, через Омск. Но он очутился в гуще свары между находящимся где-то вдалеке ВЦИКом и местным, Уральским, совдепом и в конце концов, при попустительстве Свердлова, уступил силе.
Но если мотивы и намерения Яковлева нам более или менее понятны, то планы остальных сторон, участвовавших в этих событиях, неясны и зловещи. Вдобавок к тем двум образам Яковлева, которые нам предложены, – как преданного монарху рыцаря, пытавшегося спасти императорскую чету, и как московского ставленника, покорившегося превосходящим силам, можно предположить, что он играл еще одну роль. Вполне вероятно, что он оказался пешкой в подлой игре, затеянной Уральским совдепом в Екатеринбурге, большевистскими правителями в Москве и правительством кайзера Вильгельма II в Берлине.
После Брестского мира и выхода России из войны западные союзники совершенно утратили интерес к царской семье. Император, который мобилизовал 15 миллионов бойцов, пожертвовал армией ради спасения Парижа и отказался заключить сепаратный мир с Германией в дни самых тяжелых для русской армии потерь, был предан своими союзниками. Его осыпали насмешками, презирали. Если царь и его семья и могли быть спасены при посредстве какой-то державы, то такой державой могла стать только Германия. Немцы вели себя в России как победители. Чтобы накормить голодное германское население, немецкие войска эшелонами вывозили с Украины продовольствие. Петроград и Москва не были оккупированы немцами лишь затем, чтобы возложить на большевиков нелегкие задачи управления этими городами, где царили хаос и разруха. Однако в случае необходимости германские полки смогли бы без труда захватить обе столицы и смести Ленина и его подельников, как груду опавших листьев.
Вот почему ряд русских консерваторов, в их числе граф Бенкендорф и Александр Трепов, экс-премьер, обратились за помощью к графу Вильгельму фон Мирбаху, недавно назначенному на пост германского посланника. Мирбах неизменно отвечал: «Успокойтесь. Я все знаю об обстановке в Тобольске, и как только придет время, Германия скажет свое слово». Не удовлетворившись таким ответом, Трепов и граф Бенкендорф направили Мирбаху письмо, в котором подчеркивали, что лишь германское правительство сможет спасти царскую семью, и предупреждали, что если царь, его супруга и дети погибнут, вина целиком ляжет на кайзера Вильгельма.
Немцы с тревогой смотрели на восток. Вовсе не потому, что чувствовали за собой вину. Введя в русский организм бациллу большевизма, они развалили армию противника. Но возникла иная опасность, гораздо более серьезная. Ленин открыто заявлял, что его цель – мировая революция, и лозунг этот уже находил отклик в умах измученных войной солдат и рабочих в самой Германии. Вот почему германское правительство все чаще возвращалось к мысли реставрировать в России монархию, но дружественную Германии, которая покончит с большевиками. Немцы знали о враждебном отношении к Германии Николая II и императрицы, однако полагали, что если кайзер спасет их от гибели и возведет на престол, в благодарность за это российские монархи станут сговорчивее.
И Мирбах сделал ловкий ход. Он потребовал, чтобы русского императора доставили в Москву, где он оказался бы под защитой германской короны. Требование это было сформулировано таким образом, чтобы большевики не всполошились и не догадались о подлинных намерениях немцев. Однако в требовании содержалась и скрытая угроза интервенции. «Янкель Свердлов, – пишет Жильяр, – делая вид, что выполняет требования графа Мирбаха, послал комиссара Яковлева в Тобольск, чтобы приступить к отправке царской семьи в Москву».