Николай I. Освободитель
Шрифт:
У Наполеона к этому времени было под рукой около ста десяти тысяч человек при четырёхстах пятидесяти орудиях плюс спешащий к полю боя Ней с еще пятнадцатью тысячами. Союзники имели чуть больше — около ста двадцати пяти, но зато проигрывали в артиллерии.
Заколебавшийся бегать за противником по всей Германии Бонапарт был настроен максимально решительно несмотря на то, что немцы занимали выгодную позицию. По фронту австрийские корпуса имели неглубокий, но широкий ручей, через который атакующим французам предстояло перебираться, а на правом фланге, находилась небольшая возвышенность, которую заняли пруссаки и затащили туда три десятка пушек, получив мощнейшую оборонительную
Первым ровно в 8.00 одновременно с залпами орудий, возвестивших о начале боя, в наступление на австрияков перешел Бернадот. Его «горячим приветом» встретил корпус Коллоредо, находящийся на крайнем левом фланге австрийской армии. Еще дальше находился лес и овраг, защищающий позицию от возможного обхода.
Австрияки храбро ударили в штыки и отбросили французскую пехоту обратно за ручей — после того как буквально в первой же атаке был смертельно ранен маршал Франции, его полки на некоторое время пришли в смятение, — подставившись при этом под атаку конницы Мюрата. Заранее заметив эту угрозу, эрцгерцог Карл парировал ее, бросив в бой корпус Хиллера.
Одновременно с этим в центре в бой вступили со своими войсками Массена и Даву. Под ураганным огнем артиллерии французы прорвались к центру построения союзников и с бешенным напором начали теснить врага. Одновременно французская артиллерия подожгла селение Хозенфельд в тылу австрийцев, а на правом фланге союзников, дабы облегчить положение австрийцев, попытались контратаковать прусские части под командованием Блюхера…
Бой продолжался весь день и его итог решил подход корпуса Нея, который в самый решающий момент, когда Наполеон уже прикидывал, бросать ему в схватку гвардию или лучше отступить, ударил во фланг увлекшимся атакой пруссакам. Первой в бегство бросилась бригада Цитена, находившаяся на правом фланге построения, а за ней рухнул подобно костяшкам домино весь фронт.
Тяжелое поражение — союзники только убитыми, пленными и пропавшими без вести потеряли больше двадцати пяти тысяч человек — привело к распаду пятой коалиции. Крысой, которая первой бежит с тонущего корабля, оказался прусский король Фридрих Вильгельм, в тайне от других союзников направивший к Наполеону послов для заключения сепаратного мира. В итоге, оставшись с противником один на один, сложить оружие вынуждены были и австрияки.
Если пруссаки по результатам этой войны, можно сказать, отделались легким испугом: кое-какие пограничные земли отошедшие Саксонии и Вестфалии плюс приличная контрибуция не в счет, то австрияки попали по полной. Они потеряли Далмацию и выход к морю, потеряли Галицию — она отошла России, и польские земли — герцогству Варшавскому, кроме того, кое-какие земли вокруг Зальцбурга отошли Баварии. Про контрибуцию и обязательство примкнуть к континентальной блокаде — то же, кстати, обещала сделать и Пруссия — и говорить нечего.
Окончание войны в Европе тут же сказалось и на положении союзников в Испании. Бонапарт уже осенью десятого года перебросил за Пиренеи дополнительные силы в количестве семидесяти тысяч штыков, что мгновенно развернуло ситуацию на сто восемьдесят градусов.
В ноябре 181 °Cульт вновь захватил оставленный испанцами без боя Мадрид и принялся методично громить англо-испанские силы по всей северной и восточной части полуострова. При этом испанцы окончательно перестали пытаться воевать с французами грудь в грудь и перешли к партизанской тактике, одновременно пытаясь, где это возможно подбивать население на восстание.
Не смотря на полное преимущество французов что касается армейской силы, достичь решающего перевеса и закончить наконец эту войну у них никак не получалось. Кроме решительного настроя испанцев, в пользу союзников играло еще и господство на море, что позволяло англичанам оперативно перебрасывать силы вдоль побережья, тогда как войскам Наполеона эти расстояния приходилось преодолевать исключительно на своих двоих. Естественно, если бы две противоборствующие армии таки встретились лицом к лицу, шансов у плохо обученных и отвратительно вооруженных испанцев и малочисленных англичан не было бы никаких, вот только такого подарка Бонапарту преподносить никто не собирался.
Вторая половина 1810 года прошла для меня достаточно спокойно. Все производства работали в целом по графику, потихоньку наращивая выпуск продукции, постепенно обрастали «жирком» мои исследовательские лаборатории, в которых одновременно с экспериментаторской и научной деятельностью происходило обучение молодого поколения ученых. Я старался заглядывать в будущее как можно дальше, и создание научных школ, способных воспроизводить великих изобретателей и естествоиспытателей, виделось мне, возможно, даже более важной задачей, чем какое-нибудь открытие прямо здесь и сейчас.
Впрочем, и со вторым все было более чем радужно. У нас наконец-то спустя три года экспериментов стабильно полетела полноразмерная 150мм ракета. Еще в 1808 году к этому проекту я подтянул будущего энтузиаста этого вида оружия Засядько Александра Дмитриевича. Этот без сомнения интереснейший человек, артиллерист до мозга костей в нулевые ракеты еще не конструировал, однако уже пылал к ракетному делу настоящей любовью. Во многом благодаря ему, сумевшему наладить нормальный процесс испытаний — а еще благодаря тому, что в определённый момент я вспомнил об использовании сужающегося сопла — ракета, потенциально способная нести пятикилограммовую боеголовку относительно ровно летала уже на добрых четыре километра. Можно было бы и увеличить дальность, снизив скорость вращения снаряда, однако в таком случае критично падала точность, и в итоге мы решили остановиться на этом значении, посчитав его наиболее оптимальным.
— Будете, вы у нас, Александр Дмитриевич, великим ракетным изобретателем, — хохотнул я, когда ракета первый раз полетела так, как мы задумывали. — Сопло Засядько! Как вам, а?
— Так ведь это не я придумал, Николай Павлович, как можно! — Возмутился было ракетчик, однако я тут же перебил его.
— Как скажу, так и будет, понятно? ВЫ его изобрели и на этом спор окончен! Не хватало еще чтобы все вокруг знали о моем в этом деле участии. Сопло Засядько и точка! Считайте, что это приказ!
Одно за другим изобретения принялись выдавать на-гора электротехники. Более того, они даже не осознавали ценность некоторых изобретений. Так, например, получилось с электросваркой, прообраз которой, как оказалось, изобрел Петров еще в 1802 году. Понятное дело, что ему сильно не хватало нормальных источников энергии, но теоретически, даже с использованием доступных ему батарей, можно было уже плавить металл.
В октябре 1810 года впервые на кусок железа гальваническим методом было нанесено золотое покрытие. Впрочем, золото было лишь началом, в течение нескольких месяцев увлекшийся электролитическими опытами физик сам — ну ладно, с моей небольшой подсказки, — дошел до опытов по хромированию, — оказалось, что хром был открыт еще лет двадцать назад, — и вот это было уже серьезно. Хромирование, особенно в эпоху, когда нержавеющих металлов местная металлургия еще не знала, вполне могло совершить натуральный переворот в сохранении железа от ржавчины.