Николай I

Олейников Дмитрий Иванович

Николай, бывший тогда в Петербурге старшим из царской семьи (Константин и Михаил находились в Варшаве), немедленно приказал присягнуть следующему за Александром брату, Константину, — в полном соответствии с законом о престолонаследии. Как он говорил позже в официальном заявлении: «Желали Мы утвердить уважение Наше к первому коренному отечественному закону о непоколебимости в порядке наследия престола… отклонить самую тень сомнения в чистоте намерений наших и… предохранить Отечество наше от малейшей, даже и мгновенной, неизвестности о законном государе» [108] .

108

Шильдер Н.К.Император Николай Первый, его жизнь и царствование. Кн. 1. М., 1996. С. 179.

Николай знал, что Александр I считал наследником именно его. Однако никаких официальных распоряжений на этот счёт сделано не было. Содержание тайного манифеста об отказе Константина от прав наследника Николаю известно не было. «Ежели б я манифест и знал, — писал Николай позже, — я бы и тогда сделал бы то же… <…> долг мой и всей России был присягнуть законному государю». Александра Фёдоровна поясняла позицию супруга: «…Так как Константин никогда не говорил с ним об этом и никогда не высказывался по этому поводу в письмах, то он решил поступить так, как ему приказывала его совесть и его долг. Он отклонил от себя эту честь и это бремя, которое, конечно, всё же через несколько дней падёт на него».

В тот же день были отправлены письма в Варшаву, к старшему и младшему братьям.

Константину Павловичу — строгий, почти официальный текст:

«С.-Петербург. 27 ноября 1825 г.

Дорогой Константин! Предстаю пред моим государем, с присягою, которою я ему обязан и которую я уже принёс ему, так же как и все меня окружающие, в церкви в тот самый момент, когда обрушилось на нас самое ужасное из всех несчастий. Как состражду я вам! Как несчастны мы все! Бога ради, не покидайте нас и не оставляйте нас одних!

Ваш брат, ваш верный на жизнь и на смерть подданный

Николай» [109] .

Михаилу — более интимное послание:

«С.-Петербург. 27-го ноября 1825 г.

Милый Михаил, друг мой, ты всё знаешь; мы всё потеряли, всё: остались нам одни слёзы. Я долг святой исполнил, и Бог помог мне — все мне последовали, все; наша бесценная гвардия исполнила также долг свой везде. Сердце чисто у нас… Мы ждём нетерпеливо Государя, и ты ради Бога, приезжай…

Твой по гроб Н.».

109

Междуцарствие. М.; Л., 1926. С. 141 — 142.

Порядок был соблюдён. Теперь, по расчётам Николая, если Константин царствовать не собирался, ему нужно было только приехать в Петербург и официально, прилюдно, объявить о переходе престола к младшему брату. Как говорил Николай Михаилу: «Приезд сюда Константина Павловича всему бы делу дал иной и правильный оборот; упорство брата не ехать будет одно причиной несчастий, которых возможность не отвергаю, но в которых я первый погибну» [110] .

110

Междуцарствие. М.; Л., 1926. С. 43—44.

Однако Константин приезжать не хотел. Он был уверен, что всё разъяснено бумагами из тайного конверта, прежде всего манифестом о передаче престола Николаю. Если же его признают императором, хоть и временно, то он не только не поедет в столицу, но и «удалится ещё далее, если всё не устроится согласно воле покойного императора».

Началась борьба за престол, которую граф Рибопьер назвал «единственной в летописях истории борьбой двух братьев из-за того, кому не царствовать», «борьбой великодушной, но пагубной» [111] .

111

Записки графа Александра Ивановича Рибопьера // Русский архив. 1877. Кн. 5. С. 14.

По городу поползли неясные толки и слухи. Ведь «повелений от императора, которому присяга принесена была, — не приходило; дела останавливались совершенно» [112] . Александр Дмитриевич Боровков, будущий делопроизводитель Следственной комиссии по делу декабристов, передавал настроения тех дней так: «Неопределённое чувство страха закралось в сердца жителей: пролетела молва, что цесаревич Константин отказывается от престола, что великий князь Николай тоже не хочет принять бразды правления; носились несвязные толки о конституции, и содрогались благонамеренные». На Монетном дворе резали штемпели для новых рублей — с профилем императора Константина I. Газеты печатали известия о том, что «Его величество Государь Константин Павлович находится, благодаря Всевышнему, в вожделенном здравии» [113] .

112

Междуцарствие. М.; Л., 1926. С. 17.

113

Шильдер Н.К.Император Николай Первый, его жизнь и царствование. Кн. 1. М., 1996. С. 222.

Константину отдавали предпочтение политики, которые надеялись на возобновление либеральных александровских времён, а также военные, в кругу которых было распространено мнение о том, что Николай груб и жесток по отношению к подчинённым. Кроме того, 29-летнего младшего брата считали гораздо менее опытным в государственных делах.

Среди тех, кто понимал это, был Николай Михайлович Карамзин, автор «Истории государства Российского». Он не занимал официально никакого поста, но обладал значительным авторитетом в высших слоях общества. Его звание «историо-граф» прислуга переделывала в более понятное «граф истории». Капитальный труд Карамзина выходил в свет безо всякой цензуры, а его политические записки, подававшиеся императору Александру, меньше всего стремились подладиться под воззрения и чувства правителя.

Политическую позицию Карамзина близко знавший его Пётр Андреевич Вяземский называл позицией «либерала-консерватора». С одной стороны, «граф истории» считал счастливейшим для гражданина российского время Екатерины Великой, с её идеалом «законной свободы». С другой — требовал от правителей мудрости «более хранительной, нежели творческой», напоминал правило мудрых: «Всякая новость в государственном порядке есть зло, к которому следует прибегать только по необходимости, ибо только одно время даёт твёрдость уставам». Либерал Александр не принимал такие рассуждения. И Карамзин поспешил к Николаю Павловичу, как только узнал, что именно он унаследует императорскую власть.

Совсем недавно, ещё 31 октября, Николай с удовольствием слушал чтение Карамзиным новых глав «Истории государства Российского», теперь же стал прислушиваться к его воззрениям историко-политическим. С 28 ноября историк начал ездить во дворец по приглашению Марии Фёдоровны. В её присутствии Карамзин беседовал с Николаем, «говорил смело и решительно про ошибки предыдущего царствования». Он, по выражению Михаила Петровича Погодина, стремился «застраховать, сколь возможно, судьбу России» и желал, чтобы «преемник Александра избегнул ошибок предыдущего царствования и исправил зло, им причинённое». Одной из важнейших ошибок Александра Карамзин считал его «излишнюю любовь к государственным преобразованиям» [114] .

114

Карамзин Н.М.Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях. М., 1991. С. 64.