Николай Коперник
Шрифт:
После восемнадцати лет профессорства в Падуе, которые он называл счастливейшей порой своей жизни, Галилей покинул Венецианскую республику и отправился в родную Тоскану. Здесь, во Флоренции, при дворе великого герцога Козьмы II Медичи он занял пост лейб-философа герцога, его личного астролога. Это давало много досуга и материальную обеспеченность.
Имя Галилея успело прогреметь по всей Италии и далеко за ее пределами. Враги притихли. А самому Галилею начинало уж казаться, что открытия его достаточно красноречивы, чтобы убедить упрямцев.
Тем временем где-то за толстыми. стенами, неслышно, сокрыто от посторонних глаз, кто-то
Галилей пропускал предостережения мимо ушей. Но вот пошли настойчивые слухи о том, что Ватикан занялся расследованием учения Коперника, а заодно и научных воззрений его тосканского последователя. Галилей сочинил в собственную и Коперника защиту большое послание и направил его в Рим, тому самому Кастелли, который так восторженно принял открытие фаз Венеры. Галилей просил показать письма инквизитору Беллармину. Ответ из Рима был неутешителен: пояснения Галилея произвели на князей церкви самое плохое впечатление. Ему передали совет кардинала: отойти от вопросов астрономии и заняться чистой математикой. Что касается Коперника, то, писали Галилею, церковь пока не собирается запрещать его «Обращений». В Риме ограничатся только добавлениями к нему. В них будет усиленно подчеркнут предположительный, необязательный и чисто геометрический характер коперниковских гипотез.
Галилей не пошел навстречу этим советам. Коперника, заявил он, нельзя исправлять. Его можно или принять, или полностью отвергнуть. Галилей пишет вдовствующей герцогине Тосканской: «Для того чтобы уничтожить учение Коперника, вовсе недостаточно заткнуть кому-нибудь рот. Нужно еще наложить запрет на всю астрономическую науку и, сверх того, воспретить кому бы то ни было глядеть на небо!»
Это был резкий выпад, очень неосторожный и сугубо опасный для автора. Друзья еле отговорили его от напечатания письма. Но Галилей не успокаивался. Он нашел решение — надо постараться убедить самого Павла V в правоте Коперника, обратить первосвященника католицизма… в коперниканство!
В конце 1615 года, заручившись рекомендательным письмом герцога Тосканского, Галилей отправился в Рим. Он принялся навещать кардиналов одного за другим.
Его визиты обратились в импровизированные лекции по гелиоцентризму. По кислым минам церковников ученый мог видеть, как тщетны его усилия. В ответ на самые блестящие аргументы ему приходилось выслушивать предупреждения об опасности «таких» воззрений. И чем больше расточал он силы своего ума и сердца, тем суровее становились судьи.
Вот что писал об этом его пребывании в Риме в своем отчете герцогу Тосканскому римский посол герцога иезуит Гвиччиардини:
«Галилей здесь больше полагался на собственные мнения, чем на мнения своих друзей. Кардинал дель Монте и я с другими кардиналами инквизиционного суда убеждали его успокоиться и не возбуждать этого дела. Мы советовали ему, если он хочет держаться своих мнений, то делать это тихо и не привлекать на свою сторону других.
Кардиналы боятся опасности и вреда от его присутствия здесь. Как бы вместо удачной защиты и
В прошлую среду кардинал Орсини говорил по поводу Галилея с папой. Не знаю, был ли он достаточно осторожен. Во всяком случае, его святейшество заявило ему, что Галилею следует отказаться от своих мнений. Орсини начал настаивать на своем, но папа прекратил дальнейшие объяснения, объявив, что дело Галилея отослано в инквизицию.
Когда Орсини ушел, папа приказал позвать кардинала Беллармина, и они после переговоров решили, что убеждение Галилея в истинности его учения зловредно и єретично. Я узнал, что третьего дня была собрана конгрегация кардиналов и на ней было объявлено об этом. Что касается Коперника и других, писавших о том же, то после изучения они будут либо исправлены, либо запрещены.
Я надеялся, что Галилей лично не пострадает. Я считал, что он, человек благоразумный, будет желать того и думать так, как желает и думает святая церковь. Но выходит иначе: он горячится, отстаивает свои убеждения и не имеет достаточно силы и благоразумия сдержать внутренние страсти. Такая раздражительность делает для него небо Рима опасным, особенно сейчас, когда наш глава презирает науки, терпеть не может никаких нововведений и не любит ученых тонкостей в спорах. Здесь каждый старается приладиться душой и телом к привычкам и духу нашего господина».
«Наш господин» — Павел V — удовольствовался тем, что приказал внушить тосканскому звездочету, чтобы тот отказался от еретических идей. Если Галилей заупрямится, его должна вызвать к себе инквизиция и запретить ему «учить или защищать или вступать в спор» об учении Коперника. Если же он не подчинится и этому внушению — заключить его в тюрьму Святого Присутствия.
26 февраля 1616 года Галилей предстал перед кардиналом Беллармином в его собственном дворце. Прием был ласковый. Но рядом с кардиналом сидела мрачная личность в коричневой рясе, подпоясанной веревкой — доминиканец из инквизиции, свидетель… Кардинал в самых дружеских словах увещевал «славного ученого мужа» отойти от вредных для церкви убеждений.
Ничто ни в тоне кардинала, ни в изысканной обстановке дворца не говорило о нависшей угрозе. Но Галилей хорошо знал, что значит присутствие этого доминиканца. В лицо ему пахнула промозглая сырость подземелья…
Он подчинился… обещал отречься…
Несчастная поездка Галилея в Рим привела лишь к тому, что церковь принялась самым пристальным образом рассматривать трактат основоположника учения об обращении Земли.
3 марта 1616 года — через семьдесят три года после выхода «Обращений» в свет — цензурный комитет Ватикана запретил творение Коперника впредь до внесения в него «необходимых исправлений». Отцы-цензоры заявляли, что теория о движении Земли и неподвижности Солнца (находится в полном противоречии с библией. «Для того чтобы пагубное учение не распространялось далее и не привело к потрясению католической веры», конгрегация решила исправить Коперникаї. Впредь до исправления строжайше запрещалось печатать, читать, владеть книгой «Обращений». Все наличные старые экземпляры надлежало сдать инквизиции.