Николай Коперник
Шрифт:
Вера в то, что человек — центр вселенной, навеки погребалась вместе со старой храминой — «обветшалой системой Птоломея» [166] .
Религиозному миросозерцанию наносился жесточайший удар. Как писал Энгельс: «Коперник в начале рассматриваемого нами периода дает отставку теологии» [167] .
Революция, произведенная великим торунцем в человеческом сознании, была поистине грандиозна. Энгельс говорит о громадном значении, которое имело в естествознании «великое творение Коперника, в котором он, — хотя и робко, после 36-летних колебаний и, так сказать, на смертном одре, — бросил вызов церковному суеверию. С этого времени исследование природы по существу освободилось от религии, хотя окончательное, выяснение всех подробностей затянулось до настоящего времени и далеко еще не завершилось бо многих головах» [168] .
166
И. Сталин.Вопросы ленинизма. Изд. 11, стр. 502.
167
Ф. Энгельс.Диалектика природы. 1948, стр. 9.
168
Ф. Энгельс.Диалектика природы. 1948, стр. 155.
Именно с этой исторической грани представление о безграничных возможностях человеческого общества и человеческой личности начало сочетаться с пониманием весьма скромного значения обитаемой людьми планеты — космической пылинки в беспредельном мировом пространстве с его мириадами солнечных cиcтем.
В истории науки Коперник — высокая, высочайшая фигура. И образ Коперника, ученого и мыслителя, гениального сына славянства, будет всегда окружен ореолом немеркнущей славы.
XXII. МЕДЛЕННЫЙ ТРИУМФ
— Теория Коперника абсурдна!
— Он — второй Птолемей, реформатор науки о небе! Однако не будем касаться нелепой гелиоцентрической гипотезы! Ограничимся его действительно прекрасными расчетами планетных орбит!
— Вращение и смещение Земли — слабость великого ума, которую следует простить…
— Вармийский каноник и сам ведь усомнился в своих идеях! Посмотрите его предисловие!
В стенах университета, в гуманистических кругах, на верхах обеих церквей — всюду можно было слышать такие речи.
Не лучше враждебных выпадов было безразличие — широкое, господствующее. Учение мало кто знал. Трактат торунца, написанный по-латыни, изложенный трудно, интересовал только узкий круг специалистов. Для широких слоев культурного общества то была книга за семью печатями.
Математики — народ придирчивый к расчетам и геометрическим схемам. Ошибки в расчетах, неточность измерений на небе — все это сразу выискали, широко разгласили. Но общая гелиоцентрическая идея? Первосвященники науки отделывались снисходительным. пожатием плеч: причуда!
За полвека, с 1543 по 1600 год, появилось два издания «Обращений» и дважды вышло в свет «Первое повествование» Ретика. За то же время книг, излагающих старую Птолемееву систему, свыше сотни!
На поверхности умственной жизни и научной деятельности середины XVI века все оставалось пока спокойно, дремотно, по-старому. Казалось, революционные идеи Коперника отринуты как пустой вымысел и обречены на скорое забвение.
Однако «наука знает в своем развитии не мало мужественных людей, которые умели ломать старое и создавать новое, несмотря ни — на какие препятствия, вопреки всему» [169] .
169
И. Сталин.Речь на приеме в Кремле работников высшей школы 17 мая 1938 года. Госполитиздат, 1938, стр. 2.
Первый переполох в сонном царстве произвел неистовый Джордано Бруно(1548–1600).
Родился Бруно близ Неаполя через пять лет после смерти Коперника. А кончил жизнь свою в пятьдесят два года — на костре инквизиции.
Это была богато одаренная натура, мыслитель-художник, с умом глубоким и гибким. Еще мальчиком вступил он, безродный солдатский сын, в доминиканский монастырь. Схима открыла путь к знанию. В большой монастырской библиотеке послушник поглотил всю найденную там духовную пищу. Прочел он и «Обращения» — и обратился в фанатического гелиоцентриста!
Доминиканцы — свирепые воители католицизма, «псы господни» [170] . Настоятель монастыря, призванный читать в душах послушников, стал узнавать от своих доносителей, что монах Джордано погрязает в нечестивых помыслах, что он отвратился от Аристотеля.
Долгие увещевания отца-настоятеля, наложенные на виновного строгие епитимий не помогли. В конце концов умственная смелость завела строптивого монаха слишком далеко. Он осмелился открыто оправдывать лжеучение Ария и даже усомниться в капитальном догмате церкви — в непорочном зачатии девы Марии.
170
Игра слов, бывшая в ходу в средние века: domini + canis — «господа пес».
Если бы двадцативосьмилетний Бруно не бежал из монастыря, он был бы, вероятно, сожжен уже тогда, и учение Коперника потеряло бы своего первого пламенного трибуна.
Бруно бежал в Рим, а оттуда — за Альпы. Беглый монах обратился в странствующего гуманиста. Швейцария, Франция, Англия, Германия, Чехия — вот этапы шестнадцатилетних скитаний. В разных концах Европы раздавался голос несравненного проповедника-бунтаря. Бруно много писал, и в ряде философских книг, набросанных ярко, вдохновенно, идеи гелиоцентризма подняты были им на щит.
Творческой мысли Бруно тесно стало в мире, замкнутом непроницаемой восьмой сферой неподвижных звезд. Он разбил хрустальную тюрьму, переступил через все пределы и объявил мир безграничным! Звезды, по Бруно, — те же солнца. И наше Солнце, провозгласил он, отнюдь не занимает центрального места в мироздании. Где нет пределов — нет и центра!
Эти мысли — колоссальное приобретение, семимильный шаг вперед на пути познания вселенной.
Бруно познакомил Европу с самой сутью учения Коперника. В его устах идеи торунца перестали быть лишь астрономическими построениями — они обратились в мировоззрение, в правильное постижение человеческим разумом окружающего мира.
Странствующему гуманисту часто указывали на отступническое предисловие «самого Коперника». Бруно ни минуты не верил в то, что его писал автор «Обращений». «Это предисловие, — заявил он, — могло быть написано только круглым невеждой на потребу других ослов!»
В годы скитаний тоска по родным краям росла и росла в его сердце, пока не толкнула на роковой шаг — поездку в Венецию. Видно, Бруно хотел хоть на короткий миг услышать родную речь, увидеть густую синеву итальянского неба.