Николай Кузнецов. Непревзойденная легенда
Шрифт:
Освоив еще в лагере разговорный русский, Гунольд, имея образование, благодаря своим личным природным качествам, после освобождения из лагеря начинал простым рабочим и, как подающий надежды, с помощью Ивана Жукова стал работать и осваивать лесное дело. Гунольд женился на русской девушке из села Истоур, завел детей и впоследствии обосновался со своей многочисленной семьей на лесном кордоне в качестве лесничего. Из этого рассказа Ника сделал соответствующие выводы, переспросил подробно, где находится тот кордон, сколько километров до него расстояние. И в следующий раз он самостоятельно отправился на лесной кордон «Качкариха», находящийся от Талицы в 16 километрах.
Гунольд Эдуард Фердинандович (1893-1938г.г.), родился в Германии, провинция Ганновер, д. Фурбах. После окончания гимназии обучался в Берлине на католического священнослужителя. Репрессирован в 1938 году.
После завершения обучения на католического священника, в связи с призывным возрастом, Гунольд был призван в рекруты и отправлен на фронт Первой мировой войны. После полученного ранения в ночной штыковой атаке попал в плен в 1914 году. Отправлен на Урал, где находился в лагере для содержания пленных немцев и австрийцев на лесном кордоне «Осинники». После освобождения из лагеря находился на поселении, работал простым рабочим, позже помощником лесничего, лесничим, позднее заведующим Бельским участком Талицкого леспромхоза.
Сын Вилли Гунольд рассказывал авторам: «Мой отец Гунольд Эдуард работал лесничим и жил с семьей на лесном кордоне «Качкариха». Зимой длинными вечерами мы, дети, обычно сидели на печи. В тот вечер тятя чинил хомут для лошади, неожиданно открылась дверь, и на пороге появился молодой, совсем юный паренек, весь запорошенный снегом. Юноша с порога поздоровался с тятей на немецком языке. Тятя от такой приятной неожиданности и удивления даже выронил из рук шило. В дальнейшем, как мы, дети, его между собой называли «белокурый, светловолосый немчик» много раз приходил к нам на кордон. С отцом он постоянно практиковался в произношении немецкой речи. Нам, детям, «немчонок» вырезал из черемухи шашки, на картоне разлиновал квадраты и научил нас играть в эту игру. Я на всю жизнь запомнил, как они с отцом сидели на крыльце и распевали немецкие песни. А еще отец показывал ему, как немцы прикуривают».
Общение с «чистейшим носителем» немецкой речи позволило Нике еще более осознанно относиться к самостоятельному освоению разговорной немецкой лексики, совершенствоваться в произношении. Впервые бывший солдат Рейхсвера показал Нике солдатский немецкий ранец и познакомил своего юного ученика с фронтовым жаргоном. Солдаты про себя топленое масло называли «обезьянье сало» – шутливое название маргарина, учебный плац называли «пустошь». Доверительные беседы с Никой о немецкой культуре и достопримечательностях Берлина Гунольд всегда заканчивал такими словами: «Немецкий труд и культура всюду получили признание».
Индустриализация страны, культурная революция, стратегия социалистического строительства, охватившие широкие массы населения, не позволяют остаться в стороне юному комсомольцу Кузнецову Нике. Показывая личный пример в осуществлении решений партии и комсомола, он занимается агитационной работой, разъясняет политику ВКП(б), собирает подписи на заем индустриализации, настойчиво убеждает крестьян вступать в коммуны и колхозы. Весной 1929 года, применив свои знания, Никанор помогает правлению и парторганизации коммуны «Красный пахарь» квалифицированно составить картографический план под посевные площади. В период каникул, ввиду нехватки грамотных людей дома в Зырянке, Ника постоянно работал секретарем в коммуне и в Балаирском сельском совете.
Весной 1929 года Ника убеждает мать вступить в члены коммуны «Красный пахарь» в составе: мать, Анна Петровна, Никанор и брат Виктор. В письменной форме семья Кузнецовых передала в фонд коммуны свой дом с постройками, имущество, сельхозинвентарь и домашних животных на общую сумму 1028 рублей 25 копеек. Уверенный в своей правоте и выборе активной жизненной позиции, Ника не мог представить, чем в дальнейшем обернется для семьи такой поворот событий. Возможно, в его понимании на тот момент это был своего рода единственный логически выстроенный шаг и способность самостоятельно принимать решения в любых обстоятельствах.
Приступая к учебным занятиям на третьем курсе, Ника уже перебрался с товарищами в общежитие для студентов техникума. Назначенная ему стипендия позволяла сводить концы с концами.
На первом этаже студенческого общежития работала столовая, где было организовано трехразовое питание. Введен в эксплуатацию новый двухэтажный учебный корпус.
Принципиальная, справедливая жизненная позиция Ники Кузнецова не позволяла ему умалчивать на комсомольских и профсоюзных собраниях о нарушениях и выявленных негативных фактах в техникуме. В присутствии членов президиума техникума и работников райкома партии Ника открыто и прямо заявлял о недостатках и поступках некоторых студентов, порочащих доброе имя лесотехникума. В то время в техникуме имели место ростовщичество, спекуляция, пьянство. Такое правдолюбие не всем было по душе.
В студенческой столовой однажды произошел неординарный случай: один из студентов, пользуясь своим физическим преимуществом, у более слабого отнял кусок хлеба. Никанор стал невольным свидетелем инцидента. Ника, не раздумывая встал из-за стола, подошел к старшекурснику и потребовал, чтобы тот вернул хлеб тому, у кого отнял. В столовой наступила тишина. Второй раз Ника повторил свое справедливо высказанное требование в более жесткой форме: «Верни, …, хлеб, …». И настоял на своем, заставил вернуть отобранный хлеб.
«Смелость начинается от правды, сынок», – постоянно твердил ему отец.
В конце 20-х годов страну захлестнула волна по выявлению лиц, участвовавших в белом движении, изобличению «чуждых элементов». Широким фронтом проходило раскулачивание, а также проводились всевозможные чистки рядов. Не обошли подобные меры заводской поселок Талица и Талицкий лесотехникум. В ноябре 1929 года был исключен из техникума Иван Бадер, приехавший из Ирбита с формулировкой «социально чуждый элемент». Исключили из комсомола Федора Белоусова, как лицо увлекающееся чтением запрещенного в то время поэта Есенина. Попал в «черный список» исключенных из техникума учащийся Яковенко. Грозовые тучи стали сгущаться над студентом III-го курса Никанором Кузнецовым.
Вероятно, по одной из версий, был тот факт, что враждебно настроенные односельчане, проявив «пролетарскую политическую бдительность», написали донос в райком партии и письменно изложили о скрытых фактах: «В техникуме учится комсомолец Никанор Кузнецов, который скрывает свое происхождение, сын зажиточного, отец его, Кузнецов И.П., эксплуатировал чужой труд, при колчаковцах был старостой, участвовал в поимке активистов, отступал с белогвардейцами».
Такие обвинения в тот период звучали как приговор. На запрос сотрудников райкома ВКП(б) в правление коммуны «Красный пахарь» и к председателю Рухловского сельского совета в первых числах декабря были составлены письменные четыре справки № 1538 с подтверждением данных фактов. Председатель сельского совета собственноручно писал: «Справка. Дана в том, что отец Кузнецова Никанора Ивановича Кузнецов Иван Павлович был лишен права голоса за то, что отступал с белыми до Красноярска, а семья его отступала до Омска…»