Николай Солнечный. Книга первая. Новогодняя ночь
Шрифт:
– Давно я здесь не был, – вздохнуло дерево и высунулось из дупла паклей бороды и стеклянными глазами.
– Вы в дереве живёте? – преодолевая отвращение, спросил Коля.
– Тебе что, не нравится? – отвлеклась от рассматривания оврага борода.
– Запах, – заткнул нос Коля.
– Это спасибо наследничкам фамилии, – вздохнула борода. – След о себе оставили – вонь до сих пор слышна.
– Поэтому вы в дереве прячетесь? – пытался понять Коля.
– Нет, малец. Я деревом живу. Это форма такая, понимаешь? Одёжа?
– Образ? Ничего не понимаю! – признался Коля.
– Да что я сейчас тебе всё объяснять, что ли, буду? Или в лес пойдём? Или ты Сурового поджидаешь? Это он тебя ко мне подослал? – вдруг прижало Колю к каменистой стене оврага дерево.
– Никакого Сурового я не знаю! – закричал Коля. – Я просто понять хочу! Разобраться!
– Некогда разбираться! – отпустило Колю дерево. – Идти надо. Ты где свалился?
– Я не знаю. Я долго шёл, пока не придумал на другую сторону подняться, – ответил Коля.
– Эх, плохо. Можем не туда выйти. Была не была! Хватайся крепче за ствол. Выбираться пора, – сказало дерево и решительно схватилось за другую стену оврага.
Глава 6. Тётя Глаша
Коля поспешно взобрался на сухой ствол дерева, когда то стало подниматься по стене оврага.
– Я одного понять не могу, – скрипел Дуб. – Как ты в лесу оказался?
– Я упал в колодец. Но он был ненастоящий. Бутафория. С зеркалом внутри, – объяснял Коля, болтаясь на стволе.
– Колодец. Ага. Зеркало. Конечно, – мотало ветками дерево. – Только ж этого мало. Может, тебя привёл кто?
– Нет. Я сам. Упал. Случайно, – отчитывался, Коля. – Ох!
– Чего ох? – скрипело дерево, выбравшись из оврага.
– Леса нет, – простонал Коля и стал на ноги.
Вокруг колосилась сочная трава. До горизонта расстилалась чистая равнина, и только сбоку невдалеке что-то блестело на ярком солнце.
– Не то место, – каркнуло дерево.
И Коля увидел, что ворон, летевший за ними, сел на нижнюю ветку.
– Не то, – поникшим голосом подтвердил Коля. – Возвращаемся в овраг?
– Да ты что? Ни в коем разе! – решительно махнуло ветками дерево. – Пойдём напрямки. Вон и река воспоминаний. Вброд перейдём и прямо к лесу выйдем.
– Как с оврагом? – не выразил надежды Коля.
– Не боись, малец. Я с тобой! – поспешило дерево к блестящей ленте реки.
– А всё-таки почему вы мне помогаете? – не отставал Коля.
– Я? Тебе? – удивилось дерево. – Ах да! Я ж тебе помогаю! Понимаешь, малец, людям в нашем мире без проводника нельзя. Обломают ветку – и пиши пропало. Будто не было ничего. А ты говоришь, что пришёл сюда один. Подозрительно это всё, конечно. Ложись! Утки летят!
– Чего? – стал вглядываться в безоблачное небо Коля.
– Ложись! – командовало дерево. – И представь, что ты ещё не родился. А то пролетят – и на год состарят. С утками этими сутками никакого сладу. Ложись, говорю.
И дерево рухнуло на траву, примяв Колю нижними ветвями. Он бухнулся рядом. Отчаянно пытался понять, что же ему нужно представить и как это "ещё не родился". Решил, что это означает, что он ещё в животе у матери. Подогнул колени, свернулся калачиком и представил себя внутри живота. Вдруг все шумы прекратились, стало спокойно и снаружи, и внутри самого Коли. Прошли все беспокойства. И Коля расслышал биение сердца.
За свои двенадцать лет он редко позволял себе думать о родной матери. Когда был совсем маленький, просто не знал, что это такое. А потом одного мальчика из их группы готовили к усыновлению. Он вернулся с какой-то долгой прогулки и заявил, что теперь у него будет мама Таня, самая красивая и самая добрая. Он будет с ней жить, без других детей, в отдельном доме. И она будет его любить.
Катя тогда расплакалась и сказала, что она тоже хочет в отдельном доме с мамой Таней и чтобы та её любила.
Но с любовью всё не так просто.
Нянечка, тётя Глаша, часто говорила детям, что любит их или не любит. Её любовь ещё нужно было заслужить.
– Вот тебя, Витя, я не люблю, потому что ты писаешь мима горшка и за тобой вечно подтирать надо, – отчитывала тётя Глаша одного из воспитанников детского дома. – А вот Валечку люблю. Она всегда в горшок попадает.
– Потому что у неё писюна нет, – отстаивал своё право на любовь тёти Глаши Витя. – Она сидит и попадает.
– А ты что, сесть не можешь? – возмущалась нянечка.
– Не могу. Я узоры рисую, – отвечал Витя.
– Ты рисуешь, а мне вытирать! – возмущалась тётя Глаша. – Не люблю тебя!
И так во многом. Молоко с пенкой нужно допивать. На утреннике песни петь. Воспитательнице только правду говорить. Иначе тётя Глаша тебя любить не будет. А так хотелось, чтобы кто-нибудь любил.
Коля обнял свои колени, пригнул голову и убедил себя, что ничего вокруг нет: ни равнины, ни деревьев, ни уток, ни ворона. Только он один.
– Нет, подождите, – мелькнуло у Коли в голове. – Как это один? А где же Катя?
Он открыл глаза. Сверху вниз на него смотрели стеклянные глаза из дупла. Под ними моталась борода, которую и обрезать было бы не жалко.
– Гляжу, ты не постарел. Значит, всё правильно сделал. Идём быстрее. Некогда нам тут на траве валяться, – проговорила борода.
– Нет, постойте, – проявил неуступчивость Коля. – Я всё же понять хочу. Вы со мной из дупла говорите. И тут же деревом по земле ходите. В нашем мире так не бывает, но здесь так можно. Это я понимаю. Только не пойму, как вы в дупле деревом управляете? У вас там руль, джостик, пульт на кнопках? Как это устроено? У других деревьев на коре глаза появлялись только. И исчезали. А у вас борода.