Николай Второй. Колониальная война
Шрифт:
Подлинного гения Вы можете узнать по тому,
что все тупицы при его появлении устраивают заговор против него.
Ралф Уолдо Эмерсон
Встав рано утром, после лёгкого завтрака, я отправился на стрельбище, где уже всё подготовили для демонстрации новинок. По дороге к стрельбищу, ко мне присоединился мой адъютант, явно не выспавшимся, что говорило о длительной ночной работе. Как и в прошлый раз, на самодельных столах, были разложены образцы стрелкового оружия и я в первую очередь, начал осмотр с пистолетов.
Первым делом я опробовал револьверы, теперь появились модификации с удлинённым стволом, но опробовав их, я пришёл к мнению, оставить в серийном
Работник завода показал мне, что удалось доработать, и что полностью изменить. Зарядка стала немного проще, как и разборка самого пистолета. Отстреляв несколько магазинов и опробовав стрельбу с прикладом, я нашёл изделия достаточно проработанными и дал разрешение на серийное производство. Следующим я взялся за пистолет похожий на пистолет ТТ их моего времени, но как и в прошлый раз, добиться хорошей работы не получалось. С конструкцией пистолета я в прошлой жизни был знаком плохо, поэтому дать конструктивный совет не мог и поэтому сказал, чтобы его полностью переделали, возможно, использовав другой принцип работы.
Разобравшись с пистолетами, я перешёл к винтовкам. Образец автоматической винтовки, выглядел очень похожим на винтовку «Мосина», ствол от неё как раз и был использован в этой винтовке. Отстреляв пять магазинов, произошло первое заклинивание, и с каждым отстрелом обоймы, оно увеличивалось. Прямо на месте мы разобрали винтовку и стали искать причину, заедания в автоматике. Я посоветовал в толкающем поршне сделать дополнительные отверстия и попробовать несколько видов форм поршня, после чего провести испытания. Чтобы не затягивать с этим, я дал распоряжение использовать мощности Ижорского завода, но при соблюдении полной секретности. Заодно и изготовить дульный тормоз другой конструкции, который я нарисовал и передал мастерам с тульского завода, это должно будет уменьшить подбрасывание ствола во время стрельбы и снизит отдачу, что приведёт к большей точности. В целом винтовка мне понравилась и даже в таком варианте, её уже можно использовать, но я решил посмотреть на то, как её доработают. Мастера обещали всё сделать за пару дней. Следующим этапом, я взялся за осмотр пулемёта «Максим». Мне показали его быструю разборку и переноску силами трёх человек. Новые магазинные ленты с коробками, из латуни, которые исключали перекос и заедание патронов. В целом пулемёт уже был технически достаточно совершенным, а для этого времени, он явно был лидером как минимум на десять, а то и двадцать лет.
Сразу после пулемёта «Максим», я занялся облегчённой версией, но с другим принципом. В прошлой жизни он назывался пулемёт Дегтярёва, а сейчас пулемёт Мосина. Из него я стрелял долго и много, но только через двадцать минут произошло первое заклинивание патрона, да и ствол начал серьёзно греться. Пулемёт я признал полностью годным и разрешил его серийное производство. Большинство новинок, пока будут производиться на склад и храниться при заводе, чтобы исключить возможную утечку устройства и конструкции оружия. На основе пулемёта Максим, я дал задание разработать противовоздушное орудие с удлинённым стволом, калибром двенадцать и пять миллиметров, и с возможностью установки на поворотную турель. Такой пулемёт будет использоваться для бронемашин и в авиации.
Дальше я перешёл к осмотру ручных гранат. При мне произвели метание нескольких из них и осмотрев специальную учебную модель, я разрешил их массовый выпуск. Гранаты были трёх видов. Первая это «лимонка», один в один из моего времени, и два вида с длинной ручкой. Так как запал на «лимонке», был довольно трудоёмкий, в этих гранатах использовался запал по методу трения, которые использовали немцы во Второй мировой войне. За их строение их прозвали «колотушки». Стоимость изготовления таких гранат была существенно меньше и в изготовление они были просты. Их делали двух видов, наступательная и оборонительная. У наступательной гранаты, осколки были меньше и поражали в радиусе двадцати метров, а у оборонительной, осколки получались крупнее
После гранат мне показали доработанные противопехотные мины. Простые для подрыва ног солдат противника, состоящие из небольшого деревянного пенала и противопехотных мин, по аналогу МОН-50 и МОН-90. В первой поражающих элементов было около 500, во второй, около двух тысяч. Их я только осмотрел, а испытания их проведут на дальнем полигоне без меня, но уже по внешнему виду и по описанным результатам испытаний, подобные мины, можно запускать в производство.
После осмотра мин, я приступил к осмотру новых панцирей для штурмовых отрядов и новую каску. Представленные образцы мы обстреляли из винтовок и пистолетов. В принципе, от пистолетных пуль они защищали сто процентов, каска защищала от винтовочного выстрела на сто метров, а вот с панцирем, всё было сложнее. Трёх миллиметровый панцирь пулю не держал, а четыре с половиной миллиметров весил около двадцати килограмм, что для дополнительного веса, было довольно существенно, поэтому я дал распоряжение отправить панцири в новое гвардейское училище и провести испытание на гвардейцах. Смогут они в них полноценно перемещаться в полном снаряжении или нет. Вместе с ними, туда отправится и новая амуниция и инвентарь, их так же испытают в полевых условиях.
Закончив испытывать новинки, я отправился на завтрак, так как отец вставал поздно, то и завтрак происходил ближе к обеду.
За завтраком мы с князем рассказывали о нашем путешествии и все с удовольствием слушали наши небольшие рассказы. Мы, конечно, рассказывали только то, что можно рассказать официально, не вдаваясь в детали. С нами за обедом сидел и мой брат Георг, который выглядел уже значительно лучше. Новое лечение ему явно шло на пользу, поэтому можно было надеяться на его выздоровление.
Сразу после завтрака князь отправился на доклад к отцу, а я отправился к себе, для приёма посетителей. Меня там уже дожидался Победоносцев Константин Петрович, обер-прокурор святейшего синода.
Придя к себе в кабинет, я пригласил поручика пригласить его ко мне.
Когда Константин Петрович вошёл в кабинет и поздоровался со мной, я предложил ему присесть на стоящий перед моим рабочим столом стул, чем немного озадачил его. После этого я взял со стола одну из папок и начал перелистывать бумаги в ней, периодически, посматривая на него. Через десять минут такого молчаливого общения, Победоносцев начал нервничать, понимая, что я чем-то недоволен. Видя, что мой клиент созрел, я прервал процесс разглядывания лежащих передо мной бумаг, после чего посмотрел на своего гостя и спросил,
— Константин Петрович, вы ничего не хотите мне рассказать?
Тот, замявшись на несколько секунд, собрался с духом и спросил,
— Я готов рассказать всё, что вас интересует, но не знаю, что именно.
— Что вы можете мне рассказать о своей встрече с митрополитом Палладием? — спросил я, смотря прямо ему в глаза.
Победоносцев занервничал, и не знал, что мне ответить.
— Может, вы запамятовали, о чём вы вели с ним разговор, ну так я вам могу напомнить, — сказал я, и взяв один из листов бумаги, зачитал с него отрывок, — «Я против отстранения от власти наследника престола, но вмешиваться в ваши дела я не буду. Будем считать, что нашего разговора не было». Это ведь ваши слова? — спросил я и оторвавшись от бумаг опять посмотрел на своего посетителя.
Победоносцев начал сильно нервничать не в силах произнести, он только мотнул головой, подтверждая мои слова.
— Константин Петрович, вас выбрали обер-прокурором Священного синода, для борьбы именно с церковным бунтом и произволом. Ваше несогласие участвовать в заговоре, но и сокрытие самого факта заговора, делает вас соучастником преступления. Вы поставили меня перед сложным выбором и если бы не ваше близкое знакомство с моей семьёй и тот факт, что вы лично обучали меня, то сейчас вы разговаривали со следователями в Петропавловской крепости и поверьте, что рассказали бы им всё, начиная от своего рождения, не утаив ни одного факта. После чего вас бы через несколько дней повесили на Дворцовой площади, вместе с другими участниками заговора. Неужели вы думали, что факт вашей встречи и детали вашего разговора никто не узнает.