Никольская, улица известная всему миру
Шрифт:
К концу XVIII столетия соборный храм монастыря пришел в ветхость и в 1795 г. был заменен новым строением и, как пишется иногда, по проекту знаменитого зодчего Матвея Казакова, хотя и в списках его работ этой постройки нет. Судя по фотографии, сделанной для альбома Найденова в 1880-х гг., это был храм с классическими портиками и пологим куполом, на котором высилась стройная купольная беседка с маленькой главкой.
Крупные перестройки произошли в конце XIX столетия: старые кельи заменили новыми, чьи торцевые фасады выходят на Никольскую (правый корпус имеет свой номер 13, отличный от номера здания монастыря). Это строительство производил по своему проекту архитектор К.Ф. Буссе в 1893 г., причем в левом (если смотреть со стороны улицы) сохранились два старых этажа со сводами (примерно начала XVIII в.). Сейчас этот корпус бывших келий отрезан от монастырского участка проходом с Никольской на площадь Революции.
В начале ХХ в. монастырь, следуя своему соседу, Заиконоспасскому монастырю, также строит большое доходное здание по линии Никольской улицы. В 1901 г. архитектор Г.А. Кайзер возводит строение, украшенное несколько грубоватыми деталями в русском стиле, с воротами в центре под колокольней.
В советское время Никольский монастырь, конечно, был закрыт, в его помещениях процветал «союз воинствующих материалистов» во главе с Бухариным. В 1935 г. единственный монастырский собор разрушили.
В XVIII столетии Никольский монастырь оказался связанным с семьей Кантемир. Молдавский господарь князь Дмитрий Кантемир заключил в 1711 г. с Петром I договор о союзе против Турции и переходе Молдавии в состав России. Но война с Турцией кончилась провалом и чуть ли не пленением самого Петра. Дмитрий Кантемир вместе с 4 тысячами молдаван прибыл в Россию, где им были даны земельные владения. Сам князь получил большие поместья на Украине, а в Москве ему приготовили двор с каменными палатами, принадлежавший купцу Шустову и находившийся у Варварских ворот Китай-города. Князь Кантемир прибыл в феврале 1712 г., но двор Шустова почему-то не подошел для него, и князю выдали из казны 6 тысяч рублей, на которые он в 1721 г. выстроил в Петербурге дворец на набережной Невы. Где именно жил он в Москве между 1712 и 1721 гг., точно неизвестно, но в литературе встречаются утверждения, что рядом с монастырем находился участок (на месте дома № 13), якобы пожалованный Петром I князю Дмитрию Кантемиру, хотя и неизвестны какие-либо документы, подтверждающие такое пожалование. Возможно, это предположение возникло потому, что Кантемиры благотворили Никологреческому монастырю, строили там храм, в котором был похоронен глава семьи князь Дмитрий, его жена Кассандра, сын – известный поэт и дипломат Антиох – и другие члены семьи.
Надо отметить, что Никольский монастырь как-то был связан и с грузинами: в 1669 г. в нем состоялось погребение грузинского митрополита Епифания, которого отпевал сам патриарх, в нем же была похоронена царица Екатерина Георгиевна, а также грузинские князья Давыдовы.
В советское время перед разрушением собора Николо-греческого монастыря представители румынского посольства настояли на передаче им праха князя Дмитрия Кантемира, и коммунисты приняли решение согласиться. Инициатором передачи выступил Йон Дическу, румын, член партии большевиков, живший и репрессированный в СССР. По словам его сына, он, «проходя по Никольской улице, увидел, что рабочие ломают цоколь какой-то церковки. Тут он вспомнил, что Дмитрий и Антиох Кантемиры были захоронены где-то в центре Москвы в греческой церкви. Не здесь ли?
Отец поднялся на паперть. Греческий священник был с ним сух, говаривать не желал. Но когда отец стал выходить из церкви, тот окликнул его по-румынски:
– А вас очень интересуют Кантемиры?
– Очень!
И они разговорились. Священник даже притащил вина. А потом, взяв топор, стал поднимать какие-то доски, устилающие плиты в церкви, и вскоре под ними отец прочитал: „Дмитрий Кантемир“ и „Антиох Кантемир“.
В тот же вечер отец сел за пишущую машинку. В своем письме в Народный комиссариат иностранных дел он на усмотрение Советского правительства выдвинул предложение – передать прах Кантемиров в Румынию для погребения. Эта передача станет великим дружеским жестом в тот момент, когда между нашими странами установились нормальные дипломатические отношения.
На следующий день после отправки письма в Наркомат греческую церковь ломать перестали. Группа археологов в присутствии представителей румынского посольства – сам отец, как он рассказывал, „не имел права с ними общаться и поэтому стоял в стороне“ – подняла чугунные плиты».
По воспоминаниям участника эксгумации, сотрудницы Исторического музея, «скелет Д. Кантемира сохранился хорошо, но череп истлел, однако его остатки, безусловно, были тут же. Хорошо сохранились сафьяновые с загнутыми носками сапоги. Некогда красные, они побурели. На Д. Кантемире были кафтан с галунами и матерчатый пояс. Для полной уверенности в том, что извлеченные останки принадлежат именно Дмитрию Кантемиру, мы осмотрели соседнее погребение его сына Антиоха Кантемира. Костяк оказался сильно разрушенным. Череп же и одежда сохранились великолепно. Запомнились туфли на каблуках с обрезанными носами, по-видимому, светлые, с огромными атласными белыми бантами и пряжками. Камзол голубого цвета с роскошным серебряным шитьем, с серебряными же пуговицами. В деревянном гробу на специальном листе останки Д. Кантемира в течение некоторого времени лежали в одном из залов Государственного исторического музея». Как было рассказано в журнале «Москва», «прах Д. Кантемира в оцинкованном гробу был перевезен в Одессу, а затем морем в Констанцу. Над дорогами Румынии во время движения процессии звенели колокола. По ночам в руках у крестьян, встречавших прах мудрого Кантемира, горели факелы… патриарх Румынии во всем своем торжественном облачении сопровождает процессию».
Остальные захоронения в Никольском монастыре, и в их числе дипломата и знаменитого поэта Антиоха Кантемира, были уничтожены коммунистами вместе с собором.
Теперь на месте собора небольшой и захламленный дворик, окруженный бывшими монастырскими постройками, занятыми какими-то мелкими учреждениями.
Жемчужина Никольской улицы – здание (№ 15), украшенное прихотливыми башенками, резными колонками, готическими арками, самое необычное на Никольской улице, да и, наверное, во всей Москве. На фасаде его целых двое солнечных часов, выше их две мемориальных доски с трудноразбираемым текстом и изображения единорога и льва, стоящих на задних лапах, а во дворе, закрытое от посторонних взглядов, еще одно московское чудо – так называемый «Теремок», двухэтажное строение с фигурным крыльцом, в стиле русской архитектуры XVII в.
Все это бывшая Московская Синодальная типография, здания которой были построены на месте древнего Печатного двора, называемого родиной книгопечатания в Московском государстве.
Памятник первопечатнику Ивану Федорову
Появление книгопечатания в России было вызвано чисто практическими причинами. Как писал сам Иван Федоров в послесловии к своему «Апостолу», из-за того, что в рукописных книгах было много ошибок «ненаученых сущих и неискусных в разуме» переписчиков, царь Иван IV вместе с митрополитом Макарием «начать помышлять, како бы изложити печатныя книги, яко же в Греках, и в Венецыи, и во Фригии, и в прочих языцех, дабы впредь святыя книги изложилися праведне». Царь Иван IV, как рассказывает Карамзин, задумал «обогатить Россию плодами искусств чужеземных» и с этой целью в 1547 г. послал саксонца Шлитте, бывшего в Москве, с заданием набрать в Европе различных специалистов, в числе которых должен был приехать и типографщик, но Ливонский орден не пропустил их в Московию. Иван IV просил также датского короля прислать ему мастера для организации в Москве типографии, которым, возможно, был Ганс Миссингер, привезший из Дании станок и печатные книги, судьба которых осталась неизвестной. Однако возможно, что их использовали для изготовления первых, недатированных печатных изданий. Считается, что они вышли примерно в 50–60-х гг. XVI столетия, а вот где их печатали, неизвестно: они так и называются – книги анонимной типографии. Имя печатника также неизвестно, но, правда, в документе 1556 г. встретилось имя Маруши Нефедьева, где он назывался «мастером печатных дел», и очень возможно, что именно он и был печатником первых книг в России. Первые русские типографы уже имели какой-то опыт, полученный ими от иноземных умельцев: «Искусни бяху и смыслени к таковому хитрому делу; глаголют же нецыи о них, что от самех фряг то учение прияста…» Об этом говорит и само слово, обозначающее типографию, – «штанба», которое заимствовано русскими из итальянского (фряжского) stampa.
Бесспорным автором первой датированной книги является Иван Федоров, дьякон кремлевской церкви Николы Гостунского, работавший на Печатном дворе вместе с Петром Мстиславцем. Книга начала печататься 19 апреля 1563 г. и была выпущена в свет 1 марта 1564 г., через 120 лет после Гутенберга. Это был «Апостол» – часть Библии, где рассказывается о жизни и деяниях апостолов, учеников Христа. «Апостол» был высокохудожественным произведением искусства, оказавшим большое влияние на последующую историю книгопечатания и даже на создание рукописных книг.
После выпуска «Апостола» оба первопечатника успели напечатать «Часовник» (сборник молитв, служивший и учебником), но дальнейшая работа мастеров стала невозможной: они были вынуждены покинуть Печатный двор, да и вообще Москву навсегда. Сам Иван Федоров так рассказывал об этом событии: «От земля и от отечества и от рода нашего изгна и в ины страны незнаемы пересели», так как «презелнаго ради озлобления часто случающегося нам не от самого того государя, но от многих начальник, и священно началник, и учитель, которые на нас зависти ради многия ереси умышляли, хотячи благое в зло превратити и Божие дело вконец погубити». На печатников ополчились ревнители старины, не желавшие никаких реформ и видевшие в исправлении богослужебных книг покушение на жизненные основы. Федоров и Мстиславец смогли увезти с собой гравированные доски и, оказавшись в Польше, продолжить книгопечатание.
Нам ничего не известно о ранней истории Печатного двора, так как документы его сгорели в пожар 1626 г. Можно утверждать, что в 60-х гг. XVI столетия он находился на этом же месте на Никольской: иностранец, опричник Генрих Штаден, бывший в Москве в 1565–1570 гг., рассказывает в своих записках, что по направлению Никольской за Земским двором находился Печатный двор, а в челобитной типографщика Анисима Радишевского, датируемой 1588 г., сообщается, что «двора-де у него нет, живет на Печатном дворе».